Точно так же, как слова и действия большинства высоких российских чиновников адресованы единственному наблюдателю — Владимиру Путину, так и внезапно объявленное самим Путиным пасхальное перемирие адресовано одной-единственной инстанции — Дональду Трампу, пишет политолог Александр Баунов на сайте Carnegie.
В предыдущие дни накапливалось все больше свидетельств того, что Трамп испытывает нарастающее недовольство тем, что его громкое публичное обещание завершить войну между Россией и Украиной не реализуется. Более того, появились признаки приближения момента, когда американский президент, выжав практически все возможное из тоже не самого покладистого Зеленского, упрется уже в позицию Путина.
Наперекор всем предыдущим формулировкам, в очередной раз припертый к стенке журналистами Трамп назвал Путина виновником войны и даже первым ее виновником: «Байден мог ее [войну] остановить. Зеленский мог ее остановить. А Путин вообще не должен был ее начинать. Виноваты все». Хотя в последующих заявлениях он вернулся к привычным обвинениям Байдена и упрекам в том, что Зеленскому не надо было начинать войну с в разы более сильным противником, — судя по всему, неудачный способ сказать «ввязываться в войну», обусловленный спецификой упрощенного президентского словаря.
В ходе миротворческого блицкрига Трамп быстро обнаружил, что у него есть очевидные, хоть и не безграничные рычаги влияния на Украину — и гораздо меньше на Россию. Это следует хотя бы из того, что Россия изъята из тарифной войны. Как можно было предположить, дело не только в том, что товары из России как страны под санкциями и так облагаются пошлинами в 35%, — но и, по собственному признанию американской администрации, в том, что Белый дом не хочет лишать себя одного из рычагов на переговорах о прекращении огня.
Трамп оказался перед развилкой: или начать давить на Путина вопреки собственным предрасположенностям и при довольно большой вероятности проиграть — ведь предыдущие санкции, вопреки обещаниям, не разрушили российскую экономику, а прямые военные действия против России по-прежнему не рассматриваются; или выйти из процесса, обвинив в этом одну из сторон, или обе.
Из заявлений Трампа и Рубио на Страстной неделе стало ясно, что пока второй вариант для администрации выглядит более предпочтительно. Рубио заявил, что США «нужно очень быстро определить, возможно ли это осуществить в течение следующих нескольких недель. Если да — мы участвуем. Если нет — тогда у нас есть и другие приоритеты». Трамп пригрозил «просто остаться в стороне».
В результате объявленное Путиным пасхальное перемирие стало одним из способов подтолкнуть Вашингтон к тому, чтобы обвинить лишь одну сторону.
Но дело не только в этом. У Путина есть своя развилка. Трамп и те американские переговорщики, кто уверял, что российский президент стремится к миру (прежде всего спецпосланник президента США Стивен Уиткофф), начинали выглядеть глупо. Возникал риск того, что Трамп отвернется от Путина и хлопнет дверью, а то и вовсе начнет наказывать. Тема наказания России тоже периодически всплывает в выступлениях Трампа, а сам он явно колеблется между сторонниками более мягкого, ангажирующего подхода (тот же Уиткофф) и более жесткого — представленного генералом Китом Келлогом и отчасти госсекретарем Марко Рубио.
Выход США из мирного посредничества между Россией и Украиной не очень страшит Кремль: в этом случае все продолжится так, как шло в последние месяцы — то есть, по сложившемуся мнению, в пользу российской стороны.
Однако Путин явно еще не решил — остаться без Трампа или продолжить попытки использовать его в своих интересах. Пасхальное перемирие — возможность отложить решение этого вопроса, купировать гнев или разочарование Трампа. А самому Кремлю и тем, кто настаивал на доброй воле России, оно дает возможность и дальше уверять в том, что Россия в принципе готова к миру, а препятствие — либо в позиции противника, либо в деталях модальности перемирия.
Трамп упоминал «психологический дедлайн» своих миротворческих усилий, не уточняя даты, но до этого упоминания в качестве рубежа несколько раз звучала Пасха — общая в нынешнем году у западных и восточных церквей. К этому рубежу имело смысл что-то приурочить. Согласиться на длительное или полное прекращение огня у российской стороны не было ни готовности, ни желания. Пасхальное перемирие дало возможность дать что-то осязаемое к этому самому раннему психологическому дедлайну, не заявив и не сделав при этом ничего необратимого.
О прекращении огня объявили в любимой Кремлем модальности секретно подготовленной спецоперации. В последние дни Путин необыкновенно много и с удовольствием выступал публично, но ни в одном из выступлений не была высказана идея пасхального перемирия. Хотя в 2023 году аналогичная идея рождественского перемирия была анонсирована заранее. Судя по всему, в отличие от него, пасхальное перемирие, даже если и обсуждалось (такие идеи звучали с американской стороны), готовилось втайне и должно было стать именно односторонним — выставив Россию наиболее миролюбивой стороной войны.
Внезапное одностороннее объявление о прекращении огня было призвано застать врагов, оппонентов и партнеров врасплох. К тому же на Западе, в отличие от самой России, пасхальные дни являются традиционно и по-настоящему нерабочими. Западные ведомства работают в минимальной комплектации, первые лица разъезжаются. Расчет был и на то, что в таких условиях и при коротком дедлайне — 30 часов на выходных, включая праздничную ночь, — будет особенно трудно дать быстрый и единый ответ, обсудить реакцию на российское предложение и верифицировать его соблюдение, совместно выработав решение в треугольнике США — Европа — Украина.
Из-за этой односторонней внезапности выше вероятность того, что не только разные западные столицы и Киев, но и разные представители одних и тех же правительств — той же американской администрации — будут говорить вразнобой. На таком фоне Кремлю будет легче выглядеть последовательным и миролюбивым.
Именно так и произошло: первоначальная реакция Зеленского была отрицательной, но вскоре сменилась миротворческим контрпредложением перейти от 30 часов к 30 дням перемирия. Этот разнобой Путин с удовольствием, с улыбкой подчеркнул в выступлении в понедельник после Пасхи, приписав смену позиции внушениям «западных кураторов» Киева.
Кремлю, вероятно, было бы выгоднее, чтобы Украина, в 2023 году отказавшаяся от рождественского перемирия, отвергла бы и пасхальное. Это полностью развязало бы России руки для продолжения боевых действий и дало бы возможность возложить всю вину на противника.
Впрочем, в Кремле явно готовились и к противоположному — менее комфортному ответу в виде согласия или даже встречной инициативы. Тут был широкий спектр. На одном полюсе — обвинения противника в нарушениях: без независимого наблюдения на местности это несложно, и обвинения немедленно прозвучали как с российской, так и с украинской стороны. Само прекращение огня дало позитивную, миролюбивую новость для мировых заголовков, а обвинения в нарушениях — своего рода повод не продлевать прекращение огня. Отсутствие соответствующих указаний, впрочем, доверили огласить президентскому пресс-секретарю Дмитрию Пескову.
После начала полномасштабного российского вторжения и до победы Трампа шло своеобразное словесное состязание за роль жертвы. Вполне очевидному положению Украины как жертвы агрессивной захватнической войны Москва противопоставляла широкий спектр жалоб — от страданий «народа Донбасса» и ущемления прав русских до представления России как жертвы актуальной или потенциальной натовской агрессии.
Однако в глазах не слишком эмпатичного, ценящего силу Трампа роль жертвы не очень престижна — да и она не без греха, что ввязалась и спровоцировала. Поэтому теперь идет состязание за роль наиболее миролюбивой стороны войны. Объявленное Путиным одностороннее рождественское перемирие 2023 года ничем не закончилось и было забыто. У нынешнего — теоретически — был небольшой шанс продлиться немного дольше и даже стать первым шагом к чему-то большему. Хотя этот шанс минимизирован внезапностью шага, которая превращает его скорее в аргумент в споре со скептиками в окружении Трампа и быстродействующее лекарство от раздражения американского президента.
Не получив согласия Путина на идею полного прекращения огня на месяц, Зеленский редуцировал предложение до прекращения ударов ракетами и дальнобойными дронами: такое проще контролировать дистанционно.
Но и тут для России остается возможность выбора. Если будет решено, что прямой отказ оттолкнет Трампа — которого Кремль старается втянуть в широкий комплекс отношений помимо украинского вопроса, — условием для своего согласия Москва выставит остановку поставок оружия Украине и мобилизации на украинской стороне и, возможно, дополнит их другими «нюансами» из первой версии путинского согласия на мир — «Да, но есть нюансы».
Внутри страны короткое перемирие дает Кремлю возможность протестировать реакцию на прекращение огня со стороны российского общества — прежде всего его воинственного сегмента. Казалось бы, степень концентрации власти и покорности силового аппарата в России такова, что любое решение Путина не нуждается в проверке и может быть принято единолично. Однако уверенное продолжение войны все-таки во многом зависит от поддержки именно провоенного сегмента общества.
Между тем пока антивоенная часть граждан винит в затяжном характере войны саму российскую власть, начавшую самоубийственную военную авантюру, провоенный сегмент часто ищет другие объяснения. Там затянувшаяся война и отсутствие быстрой победы над более слабым противником, помимо коррупции, сплошь и рядом объясняются нежеланием «воевать по-настоящему», а главное обвинение в адрес политического руководства — стремление заменить победу «договорняком».
Реакция на перемирие в провоенном сегменте, Z-сообществе и среди военкоров оказалась настолько противоречивой, что даже таким воинственным пропагандистам, как Маргарита Симоньян, пришлось защищать своего начальника от противников любого перемирия. Что касается послушания силовиков в борьбе с врагами власти, оно в полной мере гарантировано, когда у власти и силовиков общие враги, — и в гораздо меньшей степени, когда врагами силовиков оказываются их единомышленники, те критики власти, чья позиция им ближе, чем позиция самой власти. Это в полной мере проявилось в день пригожинского мятежа.
Тем не менее соревнование за благосклонность Трампа привело к тому, что на 30 часов интенсивность боевых действий на большей части российско-украинского фронта действительно упала, а их участники вступили в своеобразную конкуренцию миролюбивых заявлений.
Судя по самым последним сообщениям из Кремля, Россия пока исходит из того, что в этом отношении она отыграла свою партию в виде пасхальной инициативы и дальше оценивает американскую реакцию на свое возможное согласие или несогласие с украинскими предложениями. Согласие наверняка будет обусловлено очередным набором «нюансов» и условий, к принятию которых администрации Трампа придется принуждать Киев.
В любом случае пока прекращение огня не оформлено в обязательство и не стало необходимым условием для переговоров, российское руководство сохранит возможность прерывать его, продолжать или возвращаться — подвешивая ситуацию на тонкой нити собственного выбора.
Добро пожаловать в реальность!