Можно ли вести переговоры с режимом ради освобождения политзаключенных? По этому поводу ведутся эмоциональные споры. Однако это только маленький аспект большой проблемы, которая беспокоит беларусов если не на уровне ума, то на уровне ощущения.
Политический кризис зашел в тупик. На сегодня понятно, что он не решится полной победой одной из сторон — режима Лукашенко или желающих демократии беларусов. Противоположные стороны окопались на своих позициях. Координатор «Нашей Визии» Вадим Можейко утверждает неизбежное: обществу придется как-то договариваться внутри себя. Причем тема переговоров с режимом сейчас вписана в более широкий контекст войны между Россией и Украиной и вообще противостояния Запада и новых центров силы на востоке и юге.
Разговариваем с экспертом о том, как Вторая мировая сложила неправильное представление о победе и почему переговоры с режимом не равно переговоры с Лукашенко. Это первая часть большого разговора.
— Переговоры с режимом — это такой термин, вокруг которого накручено много эмоций. У одних — надежды на освобождение близких, у других — возмущение из-за «предательства дела революции». А что вообще этот термин означает, какую стадию разрешения конфликта? Как можно описать этот процесс с точки зрения конфликтологии?
— Мы зашли с хорошей глубины. Я бы сказал, что надежды на окончательное решение конфликта без переговоров у нас закрепились с помощью очень яркого, уникального события 20 века — итогов Второй мировой войны. Есть образ того, как две огромные силы схлестнулись, и кто-то взял и окончательно, целиком победил, а вторая сторона целиком подчинилась.
Но даже это представление ложное.
Можно вспомнить, чем отличаются итоги Первой и Второй мировой. После Первой уже выяснили, что бывает, если получить от побежденной стороны все, что хочешь. Закончится это новой войной. Именно поэтому итоги Второй мировой включали план Маршалла, помощь Германии. «Победителю все, врагу ничего» оказалось не очень рабочей схемой.
Можно вспомнить и сами переговоры между союзниками: сферы влияния, кто что где оставит, откуда уйдет. Все это очень даже было.
— То есть скорее советский образ победы сформировал представление, что можно просто победить и ни о чем не разговаривать?
— Да. Во всех конфликтах переговоры — это естественная часть процесса их завершения, чтобы конфликт не был вечным, чтобы не затух нерешенным. Здесь нужно смотреть, кто может быть сторонами переговоров, какие у этих сторон интересы.
Очевидно, есть неделимый предмет конфликта — Беларусь. Нет людей, готовых собраться и разделить ее, например, на Запад и Восток. Когда есть неделимый предмет конфликта, то нужно, чтобы всех не устраивало находиться в текущей ситуации, и чтобы стороны конфликта ощущали потребность в друг друге ради его решения. Накапливая ресурсы и работая по всем этим трекам, можно двигаться к решению конфликта.
— В своей информационной «бурбалке» мы говорим про переговоры оппозиции с режимом. В мировом инфополе вообще об этом речь не идет. Если слова «Лукашенко» и «переговоры» стоят рядом, то либо в контексте российско-украинской войны — будет ли Лукашенко каким-то образом участвовать в переговорах — либо в контексте желания или нежелания Запада разговаривать с Лукашенко. Может быть, любые переговоры с режимом вообще возможны только в рамках таких сценариев?
— В контексте переговоров по Украине есть две крайности. Беларуский кризис 2020–21 года, пролог к войне, сейчас вписан в более широкий контекст войны в нашем регионе, и наивно надеяться, что беларуская ситуация целиком решится, а война будет идти своим путем. Так, конечно, уже не может сработать.
С другой стороны, не надо думать, что, наоборот, решение беларуского кризиса целиком в Украине. Как раз таки больший кризис может решиться, а меньший — остаться зависшим. Возможна ситуация, когда так или иначе будет найдено решение по кризису в Украине, а Беларусь станет зоной замороженного конфликта надолго.
Вернемся к примеру, о котором мы говорили: переговоры между победителями во Второй мировой, пожалуйста, прошли, а Германия осталась разделенной на две части и справлялась с этим следующие 40 лет. И до сих пор справляется, до сих пор есть огромные проблемы.
Поэтому может завершиться война, а мы по-прежнему останемся с проблемами. Вообще не значит, что завершение войны автоматически их решит. Поэтому очень важно думать над нашими позициями.
Возвращаясь к сторонам переговоров: очень часто переговоры, особенно на ранней стадии, не могут включать в себя две самые очевидные стороны, потому что между ними совсем уж никакие переговоры невозможны. Они не способны разговаривать. Не признают, ненавидят друг друга и т.д. Представить переговоры Лукашенко и Тихановской… Не верю, что такое когда-либо состоится.
Но у других сторон конфликта есть свои интересы, которые вполне можно примирить. Например, нет ничего такого, что можно было бы предложить Лукашенко, что устраивало бы его лучше, чем абсолютная власть в Беларуси. И, наоборот, оппонентов не устраивает ничего, кроме как избавиться от этой власти. А вот если мы смотрим не на Лукашенко, а на каких-то чиновников, окружение, преемников, то для них абсолютная власть в Беларуси — не такая уж острая необходимость. Они вполне способны существовать в других условиях. У них нет такого шлейфа преступлений, конфликтов.
В 2020 году был сломан электоральный цикл в Беларуси. Если до этого от одних выборов до других все успокаивалось и активизировалось снова, то сейчас ничто не прошло, ничто не завершилось, проблемы у всех во многом те же, что и в 2020 году, — что политические, что сопутствующие. Лукашенко из этого выйти не может. Но вокруг Лукашенко есть те, кто прекрасно видит, что ситуация не идет так, как хотелось бы, все становится хуже, неудобнее.
Становится хуже всем беларусам по все стороны границы, по все стороны политических убеждений. Те, кто выехал, понимают, что эмиграция — не сахар. Точно так же и беларусы в Беларуси видят, что путешествовать нормально невозможно, банковские карточки не работают, проблемно достать нормальные импортные продукты, лекарства, к которым ты привык. Снижается качество услуг, сервисов, потому что не хватает людей. Ухудшаются условия с безопасностью: над головой летают шахеды, по улицам начинают ходить толпы по сути жертв торговли людьми — нелегальные мигранты, которые готовятся пересечь границу. Фотографии из центра Минска, который власти сами превращают в лагерь для мигрантов, выглядят жутко.
Понятно, что жизнь не стала адом на земле из-за санкций, но она явно движется не в ту сторону, куд хотелось бы. Желание жить в нормальной Беларуси — это позиция, на которой всем со всем со всеми гипотетически можно разговаривать.
Первая стадия — понять, что никто не придет к тотальной капитуляции. Режим не сдастся и не приползет на коленях: «Пожалуйста, демократы, вернитесь и наведите порядок». Точно так же не приползут беларусы из-за границы в комиссию по возвращению: «Пожалуйста, позвольте нам отсидеть в тюрьме пять лет и потом жить в Осиповичах».
Возможно, это морально тяжелое сознание, что надо как-то дальше жить, но договариваться придется, если хочется сохранить нацию, а не просто уничтожить друг друга, на что нет ресурсов и в чем нет ничего хорошего. Друг друга уничтожить — это сценарий гражданской войны.
Главная проблема, как мы видим по соцопросам, в том, что «змагары» и «ябатьки» — самые неприемлемые друг для друга социальные группы. По вопросам, с кем мы готовы работать, жить рядом и т.д. Н следующем месте — цыгане (привет беларуской толерантности). С человеческой точки зрения это понятно: я тоже не буду жить в одной комнате с ябатькой. Но на политическом уровне это проблема. Такого уровня зашкаливающей ненависти друг к другу у политических групп не было до 2020 года.
Это то, с чем предстоит работать. Есть нации и страны, которые пережили гражданскую войну, геноциды, и им дальше приходится вместе жить. Это все очень тяжело, но решаемо.
Добро пожаловать в реальность!