Зачем Александр Лукашенко каждый раз разыгрывает драму из своего участия в выборах? Возможен ли обмен кого-то из беларусских политзаключенных по схеме, по которой планировали поменять Алексея Навального на офицера ФСБ Вадима Красикова? Какие сценарии поведения есть у Александра Лукашенко для улучшения отношений с США в случае победы Дональда Трампа на выборах? Как его приход может повлиять на сотрудничество с демсилами Беларуси? На эти вопросы читателей ""Зеркала" отвечает политический аналитик Артем Шрайбман.
— Зачем Александр Лукашенко каждый раз разыгрывает драму и интригу из своего участия в выборах? Для какой аудитории он это делает?
— Сегодня эта аудитория в первую очередь находится внутри страны. С годами она менялась. Если вспомнить 2020-й и начало 2021 года, то Лукашенко обещал не выдвигаться на следующие выборы в 2025 году и провести реформу Конституции. Цель и адресат тут вполне очевидны: нужно было заболтать протестующих, убедить хотя бы часть из них, что задача выполнена, можно успокоиться и расходиться по домам, а с остальными уже разобраться силой ОМОНа и ГУБОПиКа.
Не знаю, сколько людей тогда поверили Лукашенко. Понятно, что многим хотелось в это верить, но с политической точки зрения это все равно имело для него смысл, потому что хоть какая-то часть людей получила надежду на то, что цель действительно будет скоро достигнута и надо просто немного еще потерпеть.
Но по ходу подавления протеста и закручивания гаек Лукашенко стал все чаще на эту тему обращаться к своим сторонникам, в первую очередь ближнему кругу, пропагандистам, силовикам. Он стал говорить о том, что у них скоро будет новый президент, но очень важно, чтобы у них были гарантии, чтобы их не разорвали после его ухода. И уже именно этим, а не какими-то уступками обществу объяснялось переписывание Конституции с включением туда Всебеларусского народного собрания как своеобразного гаранта продолжения курса.
И вот совсем недавно он, наконец, дошел до момента, когда прямо сказал, что «ни один человек, ответственный президент не бросит своих людей, которые за ним шли в бой». Я считаю, что именно это были главные слова за последние недели, которые он сказал по теме своего участия в выборах 2025 года. Это важнее, чем постоянные разговоры о том, что он «пойдет, не пойдет, еще не решил, посмотрит, как пройдет этот год» и так далее. Потому что именно в этом и состоит главная цель его риторики. Ему важно успокоить переживающую номенклатуру и ближний круг, которые не знают или сомневаются в том, чего ждать в 2025 году.
Поэтому я не думаю, что он будет держать интригу до последнего дня, но немножко потянуть с этой темой, добавить в нее такой показной элемент раздумий — это может иметь смысл для Лукашенко. Так, например, можно посмотреть, кто громче всех будет упрашивать, умолять его остаться, а кто решит промолчать. Ну, а затем, после долгих месяцев уговоров, можно изобразить решение все-таки идти на новый срок вопреки своим собственным обещаниям. Не какой-то жаждой власти, которой Лукашенко, как мы знаем, уже 20 лет как наелся, а настойчивыми просьбами, уговорами сторонников и поклонников.
— Есть мнение, что при исчезновении Владимира Путина с политической арены России станет не до Беларуси и режим Лукашенко падет. Но из новостей с родины становится ясно, что российский бизнес активно прибирает к рукам все более-менее ценное в стране. Вряд ли они согласятся расстаться с накопленными активами. Так есть ли у Беларуси шанс в обозримое время перестать быть российской колонией?
— Смотря что вы понимаете под обозримым временем. В принципе, много российского бизнеса есть в таких странах, как Армения или Грузия. До войны его было много в самой Украине или, например, в Латвии. Это, конечно, давало Москве рычаги политического влияния, но не делало эти страны колониями или даже сателлитами.
Беларусский случай я бы рассматривал через такую же призму. Масштаб российского бизнес-присутствия, конечно, важен, но он в одиночку не делает нас бесповоротно зависимыми. Куда важнее то, что Россия остается доминирующим рынком для большинства отраслей беларусской экономики, единственным логистическим путем для многих из них, единственным источником кредитов и энергоносителей для Беларуси. И это мы даже не обсуждаем другие измерения зависимости, которые тоже имеют все шансы пережить Лукашенко, такие как информационная или военная зависимость.
Присутствие российского бизнеса само по себе не гарантирует такую же степень политического влияния, как все перечисленное. Даже если посмотреть на современную историю нашей страны, можно вспомнить скандал с Беларусской калийной компанией и Уралкалием, когда в Минске арестовали его гендиректора Владислава Баумгертнера. Или недавний фактический рейдерский захват «Белгазпромбанка». Ни в одном, ни во втором случае влиятельные собственники этих компаний не смогли ничего сделать с политической волей Минска.
И тут мы говорим о зависимом пророссийском режиме Лукашенко. Я не вижу причин, по которым будущая власть обязана будет как-то податливее вести себя в отношении российского капитала, особенно если ее легитимность в обществе будет шире, чем у Лукашенко, и она будет опираться на верховенство права. Даже наоборот, будущая беларусская власть сможет сокращать волевым решением степень этого российского бизнес-присутствия. Это может происходить как напрямую — через отмену каких-то сделок, заключенных при Лукашенко, так и, например, опосредованно — через создание льготных условий для конкурентов российским компаниям — иностранных или беларусских бизнесов, которые будут замещать российское присутствие, переманивать у них рабочую силу и таким образом постепенно выдавливать россиян с рынка.
Но ваш вопрос затрагивает и более глубокий уровень проблемы. Все большее поглощение беларусского бизнеса российским закрепляет укоренение в нашей стране российских бизнес-практик и норм. То есть все больше людей и компаний отвыкают работать с западными контрагентами по западным стандартам, а привыкают к российским. Им становится удобнее переходить на российские фитосанитарные стандарты, на российские расчетные системы, а затем и на российскую валюту.
Многие из этих людей и бизнесов даже при политических переменах в стране будут все равно заинтересованы в сохранении этих связей по инерции. Так и появляется низовое беларусское лобби в поддержку экономической интеграции двух стран. То есть не россияне, а богатые беларусы, завязанные на российский бизнес, будут двигать во власть своих политиков и противодействовать приходу к власти тех, кто хочет проводить более независимый или проевропейский курс.
И вот здесь, на мой взгляд, зарыта главная проблема. Потому что одно дело пытаться как-то давить на российский бизнес, ограничивать его политическое влияние, если он переходит какие-то границы. Это более легитимно воспринимается в обществе. И совсем другое дело — выигрывать выборы или искать политических союзников для строительства коалиций в стране, где значительная часть экономических агентов уже настолько привыкли работать с Россией, что не хотят от этого отказываться.
И тут сложно сказать что-то более оригинальное, чем то, что степень этой проблемы в будущем будет зависеть от того, как долго продлится сегодняшний этап нашей истории по одну сторону железного занавеса вместе с Россией.
— Какие сценарии поведения есть у Александра Лукашенко для улучшения отношений с США в случае победы Дональда Трампа на выборах? Как его приход может повлиять на сотрудничество с демсилами Беларуси?
— Если взять за пример прошлую каденцию Трампа, то она выпала как на этап потепления отношений Беларуси с Западом — с 2017 по 2020 годы, так и на первые полгода политического кризиса в Беларуси. И здесь нельзя сказать, что Вашингтон при Трампе как-то по-особенному подходил к Беларуси в отрыве от трендов десятилетия американской внешней политики. Пока было время снимать санкции, США это делали, правда, осторожнее, чем Евросоюз, — США свои ограничения замораживали, а не снимали полностью. А когда пришло время их заново вводить, США стали делать и это.
Единственным отличием от предшественников были визиты высокопоставленных американцев в Минск — советника Трампа по нацбезопасности Джона Болтона и госсекретаря Майка Помпео. Но и это скорее выглядит продуктом своего времени, реакцией на тогдашний очень глубокий кризис в отношениях Минска и Москвы, попыткой как-то поддержать беларусскую власть в ее отстраивании от России.
Я сомневаюсь, что Трамп лично интересовался беларусской темой или как-то особенно заботился по поводу этих визитов своих подчиненных в Минск. Он занимался внешней политикой, но в отношении очень ограниченного круга стран, которые его интересовали: Израиль, Китай, Северная Корея, Россия, союзники по НАТО. И эти страны почувствовали на себе особенности личности Трампа, его изоляционизм, склонность к резким шагам, безразличие к правам человека.
Но Беларусь, как и большинство стран мира, находились явно ниже этих радаров и, скорее всего, будут там находиться, если Трамп снова придет к власти. Политика США на беларусском направлении определялась и определяется бюрократами высокого, но не наивысшего уровня в Госдепартаменте США. А учитывая контекст войны, еще и Пентагона, и ЦРУ.
И если раньше чуть большее безразличия Трампа к правам человека могло стать удачным фоном для того, чтобы состоялись визиты Болтона или Помпео, то сейчас токсичность Минска стала такой, что приход Трампа к власти вряд ли откроет дорогу к новым подобным визитам.
Да и нет сейчас таких задач на беларусском направлении, ради которых США нужно напрягаться. То есть сценариев у Лукашенко как-то заинтересовать американскую администрацию не так чтобы очень много. Учитывая региональный контекст, речь может идти о какой-то посреднической роли Минска в попытках урегулировать российско-украинский конфликт. Но в мире есть немало более нейтральных потенциальных медиаторов, чем Беларусь, чтобы кто-то, кроме Кремля, настаивал на возвращении именно к минской площадке.
В остальном, чтобы как-то заинтересовать Вашингтон при Трампе, Минску пришлось бы делать все то же, чтобы заинтересовать и все остальные западные столицы. То есть своими последовательными шагами показывать свое еще раз возникшее желание дистанцироваться от Москвы. Разумеется, в сегодняшнем контексте это было бы намного сложнее сделать.
Что касается демсил, то и отношения США с ними ведутся не на самом верху, а на третьем уровне должностных лиц Госдепа, то есть заместителя помощника госсекретаря. Вряд ли Трамп, его реформы внешней политики или кадровые перемены доберутся до такого уровня бюрократии. А если ничего не изменится в самой Беларуси, то все будет продолжаться по инерции и во взаимоотношениях с демсилами, постольку поскольку они все еще будут релевантными в глазах Вашингтона.
И поэтому если даже какое-то затухание контактов при Трампе произойдет, то я бы не спешил списывать его на персону этого президента. Дело в том, что у любой оппозиции в изгнании с годами релевантность и значимость для международных партнеров явно не растет.
— Возможен ли обмен кого-то из беларусских политзаключенных по схеме, по которой планировали поменять Алексея Навального на офицера ФСБ Вадима Красикова, который отбывает пожизненное наказание в немецкой тюрьме за то, что в 2019 году застрелил бывшего чеченского полевого командира Зелимхана Хангошвили?
— Буквально на днях Франак Вячорка, старший советник Светланы Тихановской, заявил, что такие идеи обсуждаются, но он по понятным причинам не может раскрывать детали. Я искренне хочу, чтобы это было правдой и такие обмены стали возможны. Но пока, к сожалению, у меня немного оптимизма по этому поводу.
Я скажу банальную вещь, но для обмена нужен интерес к этому двух сторон. В беларусском случае проблема есть и на стороне Запада, и на стороне Минска. Мы не знаем, на какой стадии действительно было обсуждение обмена Навального на Красикова. Его команда говорит, что это предложение лишь донесли до Путина. И в этом смысле возможно, что эта сделка изначально была обречена. Но важно тут другое. Эта схема даже бы не обсуждалась, если бы Путин явно не просигнализировал, что он хочет вытащить этого российского убийцу из немецкой тюрьмы. Этот интерес был и очень четко публично озвучен в интервью Путина американскому блогеру Такеру Карлсону.
После истории с Петровым и Бошировым и их покушения на Скрипаля, после громкого убийства бывшего агента ФСБ Александра Литвиненко в Лондоне ни у кого нет сомнений, что и Красикова на убийство в Берлин тоже, скорее всего, послали российские власти. И, разумеется, обмен такого человека для них имеет большой смысл, потому что намного проще рекрутировать новых наемных убийц в будущем, если ты можешь им пообещать, что что бы ни случилось, даже если их арестуют, ты все равно достанешь их из западной тюрьмы, и потом показываешь это на примерах таких людей, как Красиков.
А теперь вернемся к Беларуси. Много ли агентов Лукашенко сидит в западных тюрьмах? Мне такие случаи неизвестны. Граждане Беларуси есть в украинском плену, но Лукашенко не посылал их на войну. Ему, по большому счету, все равно. И это отличает эту ситуацию от Путина и Красикова. Потому что российскому президенту, как мы уже выяснили, было действительно важно достать этого человека. К тому же Киев если и захочет на кого-то менять беларусских пленных, то скорее на своих граждан, которые сидят либо в российском плену, либо в беларусских тюрьмах среди политзаключенных.
Поэтому я бы точно не ставил крест на работе в этом направлении. Может быть, когда-то у Лукашенко и найдутся аргументы для того, чтобы поменять пленных беларусских вагнеровцев в Украине на каких-то украинцев, которых арестовали за фото российской военной техники в Беларуси. Или даже на беларусских «рельсовых партизан», которых в этом случае и для этих целей можно считать участниками войны. Но пока признаков такого диалога у нас нет, дай бог, они когда-нибудь появятся.
Но откуда еще может появиться обменный фонд, который может заинтересовать Лукашенко? Не будут же западные правительства арестовывать каких-то случайных беларусов на своей территории в надежде, что Минск захочет выторговать их свободу на свободу других беларусов, арестованных в стране.
Есть проблема и на другой стороне. И, увы, это надо признать. Проблема беларусских политзаключенных сегодня волнует Запад куда меньше, чем три года назад. За редкими исключениями они менее известны на Западе, чем тот же Навальный или другой российский политик Владимир Кара-Мурза. Я сомневаюсь, что даже в российском случае обмен стал бы обсуждаться, если бы его частью не были американские граждане — задержанные в России военный Пол Уилан и американский журналист Эван Гершкович. Даже всемирно известный российский оппозиционер Навальный, по признанию его команды, скорее шел вдобавок к американским гражданам, а не наоборот.
То есть в беларусском случае еще придется потратить немало усилий, чтобы убедить Запад включиться в обсуждение обмена каких-то беларусских политзаключенных хотя бы с той же энергией, с которой обсуждали обмен Красикова на Навального и американских граждан.
Нельзя сказать, что это абсолютно невозможно. Но здесь мы возвращаемся к тому, с чего я начал: для танго нужны двое. Чтобы достучаться до действительно высокого уровня западных элит, где могут приниматься такие решения, нужно, чтобы эта сделка выглядела хотя бы теоретически реальной. И пока к этому нет четко выраженного интереса Лукашенко, как у Путина с тем же Красиковым, Западу тут мало о чем разговаривать.
— Чаму рэжым Аляксандра Лукашэнкі не перагорне старонку? Навошта прапагандысты і чыноўнікі дагэтуль гавораць пра дэмсілы? Чаму яны не даюць сваёй аўдыторыі забыцца, што ёсць альтэрнатыва?
— Па-першае, для прапаганды гэта стала інструментам для параўнання той краіны, якую яны будуюць, з альтэрнатыўнай версіяй гісторыі.
Раней, падчас пратэстаў, інфармацыйныя атакі на апазіцыю былі разнастайнымі. Пра іх казалі, што яны намагаюцца разваліць краіну, што яны працуюць на замову Захаду, што яны падтрымліваюць санкцыі і гвалт, што яны выкарыстоўваюць нібыта нацысцкую сімволіку.
Зараз наратыў іншы, і ён адзін. Улада спрабуе паказаць беларусам, што было б з краінай, калі б гэтыя змагары прыйшлі да ўлады ў 2020 годзе. То-бок гэта хутчэй спроба ўласнай легітымізацыі праз апанента. Дзяржава спрабуе даказаць, што нават калі вам не падабаецца тое, што адбываецца ў краіне з 2020 года, альтэрнатыва была б яшчэ горш.
У гэтым сэнсе дэмсілы выкарыстоўваюць гэтак жа, як ужо дзесяць гадоў Украіну — як універсальную кропку для кантрасту. Так, у эканоміцы стагнацыя, так, лепшыя кадры з’язджаюць, так, краіна ізаляваная. Але, прынамсі, не як ва Украіне.
І дзеля гэтага кожны выдуманы ці рэальны скандал у апазіцыі імгненна размываецца на тое, як гэтыя б людзі вялі сябе пры ўладзе. Маўляў, паглядзіце, як гэтыя людзі не могуць падзяліць свае гранты і сварацца. Вось гэтак жа яны б дзялілі беларускую прамысловасць.
Другая прычына палягае ў тым, што беларуская дзяржпрапаганда сутнасна змянілася на рубяжы 2020−2021 гадоў. З’явілася нашмат больш ненавіновых, публіцыстычных шоў, таго, што яны самі называюць «аўтарскай журналістыкай». І, адпаведна, тварамі новага тэлебачання сталі вось такія прапагандысты, якія нават не саромеюцца сябе так называць.
Па сутнасці, гэта пяці- ці дзесяціхвілінкі нянавісці, то-бок стэндап аднаго чалавека ці некалькіх людзей перад камерай. Але ім для гэтага патрэбны нейкі вораг. Сварыцца паміж сабой не тое каб дазволена, таму застаецца заўсёды шукаць аб’ект для варожасці. Выбар тут невялікі: альбо дэмсілы, альбо Захад. І нават калі ні тыя, ні тыя нічога гучнага асабліва не робяць, даводзіцца выдумляць інфанагоды, чапляцца да нейкіх дробных анлайн-спрэчак асобных актывістаў.
Трэба нечым забіваць эфірную сетку, бо інакш будзе проста незразумела, навошта трымаць гэтую контррэвалюцыйную інфармацыйную гвардыю тры гады пасля задушанай рэвалюцыі.
Добро пожаловать в реальность!