Александр Лукашенко снова заявил, что Россия не угрожает суверенитету Беларуси. Есть у политика основания так говорить и чем он в отношениях с Путиным похож на своих же придворных бизнесменов? Рассуждает на Зеркале политический обозреватель Артем Шрайбман.
Когда Александр Лукашенко в очередной раз заочно спорит с критиками, которые говорят, что Беларусь теряет свой суверенитет в Союзном государстве, он технически и юридически прав. Если понимать суверенитет как способность власти конкретной страны принимать решения о судьбе этой страны, действующие на ее территории, то никакие дорожные карты интеграции не лишают белорусский режим этой способности.
Но это ловкая подмена темы разговора, уход от обсуждения более глубокой проблемы – фактических рамок для реализации этого белорусского суверенитета, или, проще говоря, свободы маневра. И если смотреть на наш суверенитет с такой точки зрения, то его формулу лучше всего описал угандийский диктатор 1970-х Иди Амин, который сказал: «У нас есть свобода слова, я только не могу гарантировать вам свободу после слова».
Союзное государство, как и другие интеграционные альянсы с Россией, – это ложная цель, когда речь идет о белорусском суверенитете. Ни в одной из этих структур не создано наднациональных механизмов, которые на постоянной основе сковывают суверенитет кого-то из их членов.
СНГ в принципе не способно принимать важные решения, это уже скорее клуб для регулярных встреч постсоветских лидеров, с периодически отваливающимися участниками. ОДКБ работает по принципу консенсуса. И на примере Армении мы видим, что даже небольшая страна может легко заблокировать ее работу, просто не прислав своих представителей на саммит.
В ЕАЭС все несколько сложнее. В организации существует таможенный союз и, как следствие, общий таможенный кодекс, и суд – то есть наднациональный правовой режим, которые отдельный член союза не может просто проигнорировать (хотя, кто знает, насколько резиново это обязательство, если кто-то попробует им пренебречь). Но из этих соглашений при большом желании тоже можно выйти в одностороннем порядке. А внутри самого союза есть четыре уровня принятия решений. И три верхних из них – советы глав государств, премьеров и вице-премьеров – работают, как и ОДКБ, по принципу консенсуса, с правом вето у каждой страны.
Наконец, Союзное государство. Вопреки договору 1999 года, ничего похожего на реальные единые органы власти здесь так и не появилось. Лукашенко 18 января признался, что раньше Россия предлагала ему создать то ли союзное министерство по таможенным вопросам, то ли таможенный комитет. Аналогичные разговоры шли и про налоговую сферу.
В итоге Минск смог от этих идей отбиться, и по 28 союзным программам (они же дорожные карты) в Союзном государстве появляются только консультативные таможенный центр и налоговый комитет. Первый уже создан в 2022 году, второй ожидается в 2024-м. В обоих органах у России и Беларуси поровну голосов, да и нет полномочий к чему-то обязывать Минск или Москву. Фактически это площадки для встреч отраслевых чиновников. То есть и тут суверенитет остался в двух столицах.
Именно поэтому все эти разговоры о Союзном государстве и его угрозе – очень комфортны для Лукашенко, потому что он чемпион если не мира, то постсоветского региона по забалтыванию и саботажу некомфортных для себя договоренностей, в том числе – с Россией. Он знает, что не уступил Москве ни одного формального рычага управления Беларусью, и готов гордиться этим.
Менее комфортны разговоры о реальном, а не юридическом наполнении белорусского суверенитета. Иначе говоря, что конкретно Лукашенко может с ним сделать?
Мог ли он 23 февраля позапрошлого года сказать Путину, как до этого клялся в интервью Гордону, что Минск не дает добро российским войскам на пересечение границы с Украиной? Конечно, на бумаге мог. Ни одним соглашением с Москвой он этого права не лишен. Даже общие с Россией системы ПВО и региональная группировка войск обретают единое командование только по обоюдному решению двух столиц.
Мог ли он это сделать на практике? Мог попробовать. Долго после этого он занимал бы свою жилплощадь в Острошицком Городке?
Прокрутим на два года вперед. Российских войск в Беларуси почти не осталось, ракеты в Украину не летят, вагнеровцы рассеяны, одно лишь ядерное оружие в непонятном объеме вроде как заехало. Может ли Лукашенко счесть, что в национальных интересах Беларуси как-то наладить отношения с Западом и начать что-то делать для этого?
Разумеется, может, никаких запретов нет. Я даже убежден, что есть ряд шагов на этом пути, которые Путин просто не заметит из-за своего фокуса на вопросах планетарного масштаба (вроде битвы за Авдеевку или гендерно-нейтральных туалетов). Например, если бы Лукашенко освободил сотню-другую политзаключенных или не стал возобновлять миграционный кризис после зимней паузы, это вряд ли бы зажгло тревожные лампочки в Кремле.
Лукашенко не станет освобождать политзаключенных и проблема станет перманентной? Похоже на то — мнение
Сложно заранее вычислить, в какой момент из Москвы стали бы приходить новости о том, что белорусское молоко подпортилось, у российского Минфина нет возможности дать новую рассрочку по кредиту, а у балтийских портов и РЖД – свободных мощностей, чтобы возить белорусский калий. Но все, включая Лукашенко, понимают, что такой момент на этом пути рано или поздно неизбежен.
И в ситуации, когда африканские турне плохо монетизируются, китайский и почти весь остальной товарный экспорт идет через Россию и за пару быстрых уступок Западу никто там не даст отстроить логистические альтернативы, как-то иначе смотришь на свой суверенитет. Он вроде как есть, никто не забирал. Просто страшно им пользоваться.
Захочет союзник еще раз твою территорию попользовать, можно, конечно, сказать свое твердое суверенное «нет». Но от греха подальше лучше притвориться, что это ты сам его войска опять пригласил. Как и вагнеровцев, и ядерное оружие. А если Кремль захочет им помахать, то сделаем вид, что это все мы, суверенно вдруг так решили. Национальный интерес ведь штука волатильная.
В этом смысле ситуация с суверенитетом Минска очень напоминает взаимоотношение самого Лукашенко с приближенными бизнесменами, вроде Алексея Олексина, Александра Зайцева или Николая Воробья. Формально – свободные люди, владельцы своей судьбы и капиталов. Хотят – инвестируют туда, хотят – сюда.
Но могут ли они отказаться, если государство нежно их о чем-то попросит – построить какую-то ледовую арену или скупить активы какого-нибудь условного Макдональдса? Разумеется, могут, их деньги и бизнесы – их частная собственность. Но сегодня такие суверенные решения чреваты сменой не только собственника этих бизнесов, но и адреса проживания его прежних владельцев.
При этом ситуация для них не фатальна. Кто-то вполне может пережить и самого Лукашенко, сохранив свои бизнесы и даже расширив свое влияние после его ухода. Олигархи, вместе с силовиками, могут стать главными претендентами на дележку властного пирога после ухода автократа.
У скандального белорусского генерала появляются политические амбиции? Мнение о самом медийном силовике Беларуси
Так же и Лукашенко, соблюдая сейчас правила игры и при биологическом везении, может частично реанимировать свою прежнюю автономию после Путина. И в этом смысле, то, что у Минска остается формальный суверенитет, без иронии, – важный актив на будущее. Отыгрывать назад, имея все атрибуты государства, проще, чем когда у тебя и валюта, и армия чужие.
Но прямо сейчас этот суверенитет в руках у Лукашенко, как и свобода слова в Уганде при Иди Амине, не распространяется на свободу «после слова». Никто не гарантирует сохранение белорусской государственности после попытки этот суверенитет реализовать как-то иначе, чем хочется начальнику в Москве.
Можно притвориться, что большой проблемы нет. Переживем сложный период, а там уж дальше наш суверенитет, сохраненный гарантом в трудные годы в спящем режиме, возродится как феникс. Это не то, чтобы совсем нереальный сценарий. Империи рушились, на их обломках появлялись сильные государства, даже когда у них не было ничего подобного на самостоятельность сегодняшней Беларуси.
Но чем дольше это состояние длится, тем глубже становится фактическое сращивание двух экономических, информационных и военных организмов – белорусского и российского. Этому пагубному для суверенитета Беларуси процессу не нужны наднациональные комитеты или амбициозные дорожные карты интеграции. Просто из памяти бизнеса, военных, чиновничества и обычных людей год за годом стирается образ того, что внешних партнеров может быть больше одного.
И фокус тех, кому дорога независимая Беларусь, должен быть именно на этой, неформальной эрозии фундамента для подлинного суверенитета страны. Она происходит тихо, не спеша и как бы сама собой. А Лукашенко в это время гордится тем, как суверенно он саботирует создание полноценного Союзного государства, которое уже выглядит отыгранной партией даже для Москвы.
Добро пожаловать в реальность!