Белорусские власти внезапно обнаружили то, что видят все вокруг уже несколько лет: людей не хватает. Причем не “где-то там“, а буквально везде — от жилищно-коммунального хозяйства до промышленности, от строительства до экспорта. Но на этот случай у властей есть ответ — новая стратегия для рынка труда, пишет экономист Алесь Гудия.
В фильме “Царь“ Павла Лунгина герой Петра Мамонова — Иван Грозный — спрашивает: “Где мой народ?“ А народ на гулянья не приходит: боится. Спустя три века Беларусь задает тот же вопрос, только без киношного пафоса — и с куда более прозаичным ответом. Активные уехали. Остальные — или запуганы, или устали. А те, кто стережет порядок, только это и умеют. Производство увеличить — нет. Экспорт нарастить — тоже нет. Зато порядок.
Но проблема в том, что за этим порядком все сложнее следить: кадровый голод стал тотальным. Еще недавно государство жило в логике “борьбы с безработицей“ — вплоть до кампаний против “тунеядцев“. Теперь парадигма перевернулась: безработица больше не выглядит угрозой (хотя “дармоедов“ по инерции продолжают прижимать), пугает пустеющая на умелые руки и умные головы экономика.
Балансы поют романсы
Власти, надо отдать должное, решили зафиксировать новую реальность: разработали государственную программу “Сбалансированный рынок труда” на 2026–2030 годы. И она заметно отличается от предыдущих документов такого рода хотя бы тем, что там уже почти открыто сказано главное: работников мало — и будет еще меньше.
При этом некоторые причины в документе обозначены правильно: старение населения, низкая рождаемость, демографическая яма. Но главную причину кадрового провала — массовый отток людей после 2020 года — документ предпочитает не замечать. Будто бы ее нет, а значит, и обсуждать нечего.
При этом программа все же дает приблизительный контур масштабов проблемы: дефицит оценивается примерно в 300 тыс. работников на ближайшие пять лет. Цифра по белорусским меркам немалая.
Мигранты сюда не рвутся, пенсионеры и так заняты, молодежь уезжает
Проблему нехватки кадров предлагается частично закрыть мигрантами. На словах Беларусь рисуют как привлекательный рынок труда для приезжих. Но в той же программе зафиксировано: в лучшем случае удастся привлечь около 50 тыс. мигрантов за пятилетку — то есть примерно по 10 тыс. в год.
На фоне дефицита в 300 тыс. это не выглядит спасением. Про 150 тыс. пакистанцев, которые должны были приехать (и весть о которых так взбудоражила было коренное население), предпочитают уже не вспоминать.
Другие рецепты тоже знакомы:
дольше должны работать пенсионеры;
раньше должна входить на рынок труда молодежь.
Но в обоих случаях барьер очевиден. Пенсионеры и так задействованы почти по максимуму, притом что здоровье у них не бесконечное. Молодежь — во-первых, ее просто мало из-за демографической ситуации; во-вторых, именно она чаще всего не хочет “вовлекаться раньше“, потому что видит альтернативы — особенно за пределами страны.
Два “пылесоса“ — Запад и Россия
Кадровый дефицит — история не только белорусская. В похожей ситуации — почти все соседи: и на западе, и на востоке. Но для Беларуси это особенно болезненно, потому что конкурировать приходится сразу по двум направлениям.
С Западом — частично “по умолчанию“: зарплаты выше, условия лучше, перспектива понятнее. Да, визовые барьеры и ограничения мешают, но не отменяют притяжения.
С Россией — иначе. Там рынок труда для белорусов фактически открыт настежь, а спрос на квалифицированных работников высок. И это не про сезонную миграцию: белорусские специалисты часто закрывают позиции, на которые в России тоже не хватает людей.
На востоке “пылесос“ работает без лишней бюрократии, и это делает конкуренцию здесь особенно болезненной для белорусских властей — открыто против “старшего брата“ не пойдешь.
Политическую причину признавать не хотят
Иногда власти вскользь упоминают эмиграцию: раньше называли цифру в 10 тыс. теперь говорят уже о 100 тыс. Это выглядит как медленное принятие реальности. Очень медленное.
Потому что масштаб оттока, по разным оценкам, измеряется сотнями тысяч, а то и цифрой до миллиона человек. Признать это внятно означает признать причину. А причина — политическая. И потому неудобная.
Если экономика скукожится, то и людей понадобится меньше
Белорусская власть снова выбирает стабильность — даже если та все больше напоминает стагнацию. Любой устойчивый экономический рост требует переосмыслить отношения между государством и обществом: больше автономии, больше конкуренции, больше пространства для инициативы. Это означает риск для власти — а риск для нее после 2020 года недопустим.
И тут возникает парадокс. В среднесрочной перспективе кадровый голод может… ослабнуть. Но не потому, что появятся люди, производительность вырастет, бизнес станет конкурентоспособным. А потому, что экономика будет деградировать — и просто перестанет нуждаться в прежнем количестве работников.
Так формируется не эффективное, а негативное равновесие: спрос на труд снижается вслед за обеднением и упрощением экономики. Работы меньше — потому что экономики меньше. Зато стабильность.
Добро пожаловать в реальность!