Санкции - это санация или сублимация? В теории, как их видят стратеги европейской политики, – это санация, то есть комплекс мер по оздоровлению России. На практике – это сублимация, то есть политическая заместительная терапия, которая не имеет ничего общего с лечением пациента, но позволяет доктору чувствовать себя полезным и сытым, пишет российский политолог Владимир Пастухов.
Каждый новый пакет европейских санкций (к Америке Трампа это относится в меньшей степени – там все выглядит гораздо рациональней и прагматичнее) поражает прогрессирующей бессмысленностью. Конечно, если целью считать прекращение войны, изменение политического режима в России на более вменяемый и продвижение европейских ценностей в российском обществе, а не эмоциональное самоудовлетворение маргинальных политических групп и имитацию ответа европейского истеблишмента на реальный запрос европейского общества на прекращение войны.
Ключевой вопрос: кто должен являться объектом санкционного воздействия? Хотим мы это признавать или нет, но в своей практической деятельности Еврокомиссия руководствуется принципом коллективной ответственности, соответствие которого тем самым европейским ценностям, под флагом которых вводятся санкции, лично у меня вызывает большие вопросы (не думаю, что я одинок в этом отношении, в связи с чем снова отсылаю к известной речи Виктора Франкла, на которую ранее уже ссылался). Любые неизбирательные санкции, вводимые на основании объективного вменения лишь в связи с установленной принадлежностью к определенной группе лиц, будут пахнуть Освенцимом, каким бы мощным идеологическим парфюмом их не поливали.
Сейчас практикуются два механизма реализации принципа коллективной ответственности в отношении русских: тотальный и ограниченный, причем определение «who is русский» становится юридически все более замысловатым. В этом вопросе Европа стремительно приближается к формуле известного анекдота советских времен, где контрагента бьют не по предъявляемому паспорту, а по морде. Первый подход касается так называемой «путинской элиты», которой в вину вменяется содействие в укреплении путинского режима. Второй подход касается абсолютно всех россиян. По всей видимости, здесь основанием является недостаточное сопротивление укреплению путинского режима.
Я отнюдь не являюсь принципиальным противником санкций в отношении любого государства-агрессора, включая Россию. Но я выступаю против любого санкционного механизма, в основании которого лежит принцип коллективной ответственности. На мой взгляд, санкции должны соответствовать двум критериям: способствовать цели, ради которой они применяются, и не содержать признаков объективного вменения. У меня нет никаких вопросов к санкциям, ослабляющим военную мощь агрессора (то есть санкциям против самого государства-агрессора как субъекта) или к санкциям против лиц, имеющих прямое отношение к развязыванию и ведению войны. Но обширные санкции против элиты и, тем более, против всего населения по признаку гражданства кажутся мне контрпродуктивными. Их единственным практическим результатом может быть только дальнейшая консолидация населения России в целом и ее элит в особенности вокруг режима.
Люди и группы, продвигающие санкции в этом виде, не могут не понимать практических последствий своих действий, и то, что они в течение трех лет проводят указанный курс с упорством, достойным лучшего применения, говорит только о том, что практические последствия волнуют их в последнюю очередь. Для них санкции являются не инструментом, а сублимацией отношения к России как к агрессору и формой наказания населения и элиты за преступления режима именно на основании принципа коллективной ответственности. С равным успехом можно было бы практиковать расстрелы заложников, взятых в плен террористами, в качестве меры ответственности за формирование в их среде «стокгольмского синдрома».
Добро пожаловать в реальность!