Всего год назад сотрудничество России и Турции можно было считать достижением российской дипломатии. Ведь оно давало возможность Москве говорить, что даже внутри НАТО есть те, кто не боится возражать США, уважает интересы России и получает от такого подхода немалые выгоды. Но после 24 февраля баланс сил в этом партнерстве резко сместился. Турция превратилась для России в единственное окно в западный мир и теперь может позволить себе диктовать условия сотрудничества.
Параллельный импорт через Турцию снабжает РФ запчастями для автомобилей и станков, аэропорт Стамбула теперь — обязательный пункт пересадки на пути в западные столицы, а турецкие дипломаты стали необходимым звеном в российских контактах с Украиной и Западом. Благодаря Москве президент Реджеп Тайип Эрдоган получил невиданное ранее международное влияние и уже начал им распоряжаться по всему периметру турецких границ. И, как показывает опыт, аппетиты этого политика быстро растут.
Борцы с несправедливым прошлым
Эксперты давно спорят о том, насколько Турция похожа на Россию, а Эрдоган — на Путина. Раньше этот спор обычно сводился к тезису: да, оба — консерваторы, национал-популисты и строят информационные автократии, но у них слишком разное прошлое. Эрдоган — бывший оппозиционер, который выступал за хиджабы и неоосманизм, когда в моде была светскость и стремление в Евросоюз. Он выходил на протестные митинги и даже посидел в тюрьме. Путин же — советский функционер, офицер КГБ, который с молодости усвоил: успех заключается в беспрекословном подчинении начальству и поддержании дисциплины среди нижестоящих. А значит, Эрдоган куда лучше понимает, как делается массовая политика.
Однако сейчас речь идет уже не о победе на очередных выборах, а о масштабной перекройке влияния во всей Евразии. И тут сходства между двумя лидерами становятся более заметными. То, с какой легкостью Россия один за другим отбрасывает принципы международного права в отношении Украины, вполне может подтолкнуть Эрдогана к чему-то подобному. Как и Путин, турецкий лидер любит историю и считает своим долгом исправлять ее «несправедливости» — взять хотя бы недавнее возвращение Айя-Софии статуса мечети.
Теория разбитых стекол учит, что если где-то стены покрыты граффити и валяется мусор, то даже добропорядочный гражданин может бросить там стаканчик от кофе. Когда одна из мировых держав утверждает, что соседняя страна — это «историческое недоразумение», то почему бы другой державе не попробовать пересмотреть такую мелочь, как статус некоторых крохотных островов в Эгейском море? Разве справедливо, что все они — греческие, даже если расположены в сотнях метров от турецкого берега?
Раньше президент Эрдоган выглядел в глазах всего мира куда менее весомой фигурой, чем Путин, однако новая реальность вытолкнула его на вершину мировой политики. Теперь нельзя исключать, что свои смелые желания турецкий президент попытается воплотить в жизнь — разрушая остатки того, что называли региональной стабильностью.
Кто-то теряет, кто-то находит
Сейчас уже очевидно: с каждым днем боевых действий в Украине Россия теряет свой международный авторитет и влияние. А укрепляются позиции ее соседей и союзников, чье сотрудничество стало для нее гораздо нужнее, чем раньше.
Турции это касается в первую очередь. Страна, которая сама противопоставляет себя «коллективному Западу», стала для России чуть ли не единственным связующим звеном с Европой. Москва, на словах претендующая на глобальное влияние, в эти дни опирается на Анкару практически во всем.
C февраля среднемесячный товарооборот России с Турцией вырос вдвое по сравнению со среднемесячными показателями в 2017–2021 годах. Выше темпы роста только у торговли с Индией, но там сказывается эффект низкой базы.
А в том, что касается импорта в Россию, Турции вообще нет равных. По той же методике подсчетов, поставки на российский рынок упали у всех ключевых торговых партнеров от Индии и Бразилии до Германии и Южной Кореи. Некоторое увеличение показал Китай (на 24%), но вперед с большим отрывом вырвалась Турция — рост на 113%.
Благодаря расцвету параллельного импорта масштабы российско-турецкой торговли в этом году могут превысить $60 млрд. И если России приходится выбирать партнеров по остаточному принципу, то для Турции этот рост стал неожиданным подарком, который она торопится конвертировать в политические выгоды.
Тут можно вспомнить недавнее возвращение России в зерновую сделку, когда отказ Москвы обеспечивать безопасность экспорта украинского зерна через Черное море продержался всего два дня, после чего Путин согласился снова взять на себя эти обязательства под давлением Эрдогана. Или проект турецкого газового хаба, который вскоре может стать единственным способом поставки российского газа в Европу после того, как Москва лишилась контроля над другими маршрутами.
Ощутив прилив сил, Турция уже пытается прыгать выше головы. Например, в сентябре Эрдоган утверждал, что обсуждал с Путиным запуск прямого авиасообщения между Россией и Северным Кипром — государством, которое признано только Анкарой. Подобный шаг обязательно вызвал бы гнев Республики Кипр и Греции — стран ЕС, которые пытаются сохранять рабочие отношения с Москвой. Идея не получила развития, но это не значит, что Эрдоган не вернется к ней снова.
Рецепт победы
Сейчас Эрдогану особенно важно демонстрировать силу во внешней политике, потому что всего через полгода в Турции пройдут президентские и парламентские выборы. Тяжелый экономический кризис играет против действующей власти, поэтому проблемы в экономике придется заслонять внешнеполитическими успехами, а все неудачи преподносить как расплату за независимый курс.
Пока такая тактика в целом работает. Деятельность президента Турции одобряют и не одобряют по 47% избирателей, а разным группам оппозиции будет непросто договориться о едином кандидате, который сможет снискать симпатии одновременно и светских горожан, и исламистов, и даже курдов.
При этом внешние партнеры Турции заинтересованы в победе Эрдогана. Сейчас это удобнее и для России, и для Запада. Это раньше западные лидеры могли не скрывать своего раздражения строптивым Эрдоганом. А теперь он — уникальный и незаменимый модератор в отношениях с Россией. Когда-то похожую роль играл Путин, связывая Запад с Лукашенко или Асадом. Теперь он сам оказался в положении своих изолированных подопечных, а западные сигналы ему передают через Эрдогана. Очередной пример — недавняя встреча в Анкаре директора ЦРУ Уильяма Бернса и главы СВР Сергея Нарышкина.
Понятно, что даже после возможной смены власти Турция все так же будет настаивать на своей особой роли посредника. Но личные связи, которые позволяют так ловко договариваться то с теми, то с другими, без Эрдогана будут утеряны как минимум на какое-то время. Мысль о незаменимости Эрдогана держат в голове и российские власти, когда обсуждают с Турцией любые темы — от туризма и поставок овощей до вопросов региональной политики. Не будь у Москвы желания помочь турецкому лидеру остаться у власти, она наверняка жестче реагировала бы на многие действия Анкары вроде поставок Украине беспилотников и даже боевых кораблей.
Обучение автократий
Усиление роли Турции в мире, о котором Эрдоган будет рассказывать своим избирателям, — теперь не только предвыборная риторика, но и во многом реальность. Еще недавно Москва была для Анкары сильным конкурентом, который мог многое — и единолично решать судьбу Карабаха, и шаг за шагом возвращать Асаду статус бесспорного правителя Сирии.
Однако нынешняя Россия, экономически зависящая от Турции и ослабленная в чувствительных для турок вопросах, — это та Россия, о какой в Анкаре могли только мечтать. Такой подарок судьбы, вероятно, поможет Эрдогану пережить масштабный экономический спад и стать триумфатором грядущих выборов.
При этом уже сейчас стоит задуматься над тем, что будет после голосования. История правления Эрдогана показывает, что добившись одного успеха, он тут же переходит к следующей, еще более глобальной задаче. Счастливое будущее в его картине мира всегда остается будущим, а настоящее — «чрезвычайной ситуацией», которая требует радикальных мер. Сегодняшний Эрдоган — это наполеоновские планы вроде строительства параллельного Босфору канала, максимализм и шантаж в переговорах с соседями, а также постоянное расширение сферы влияния.
Сейчас, помимо Турецкой республики Северного Кипра, фактической частью Турции уже можно назвать почти весь север Сирии, где рассчитываются турецкой лирой, преподают турецкий язык, а нелояльное курдское население постепенно замещается лояльным — туркоманами и арабами-суннитами.
Пока Эрдоган объясняет эти действия восстановлением порядка на подконтрольных территориях, чтобы помочь миллионам сирийских беженцев вернуться на родину. Но раз уж в мире запущен новый пересмотр границ и Эрдоган встречает его на коне, то ничто не помешает ему закрепиться на этих землях. Для начала это будет новая военная операция в Сирии (Анкара уверяет, что к ней привело невыполнение Россией своих обязательств), затем — какое-то юридическое закрепление протекторатов. А там может дойти и до прямой аннексии.
Возможны и другие варианты. Например, новообретенная самоуверенность Анкары может проявиться на Кавказе, где идет борьба за «Зангезурский коридор» через Армению — он должен облегчить сообщение между Турцией и Азербайджаном. Или в Средиземном море, где делят нефтяные месторождения вокруг Кипра. Или в Африке, где также разворачивается новый передел сфер влияния.
Сможет ли Эрдоган принести мир в Украину — неизвестно. Но не будь 24 февраля, эксперты с большой вероятностью рассуждали бы сейчас о том, чего ждать после того, как глубокий кризис в турецкой экономике приведет к его поражению на выборах. «Конец эпохи Эрдогана» провозгласили еще в 2018 году, когда правящая партия потерпела поражение на выборах мэров в Стамбуле и Анкаре. Теперь же Эрдоган вжился в роль одного из ведущих мировых лидеров, порождая вопрос: чего может захотеть популист, почувствовавший свою силу и незаменимость.
Кирилл Кривошеев, Carnegie Endowment for International Peace
Добро пожаловать в реальность!