Маша Гессен в программе «И так далее» Михаила Фишмана рассказывает, как ей позвонил российский правитель после того, как журналистка была уволена из журнала «Вокруг света». Выдержки из программы приводит Салідарнасць.
— История была такая, что увольнение произошло за отказ послать корреспондента, когда Владимир Путин летел на дельтаплане со стерхами.
Это был 2012 год, и конфликт был в том, что Путин через Русское географическое общество попросил, чтобы журнал «Вокруг света» осветил его полет. Мне позвонил издатель, попросил послать репортера, а я сказала, что это плохо кончится и давайте лучше в это дело не ввязываться.
И вот Путин позвонил мне на мобильный. Я естественно подумала, что это розыгрыш, но это был действительно самый настоящий Путин, который говорит: «Конечно же, в идеале такие вещи должны быть вне политики, но для человека в моем положении это невозможно».
У меня как раз незадолго до этого вышла его биография, и мне для нее пришлось прослушать все его выступления. Так что тут мне стало понятно, что это не розыгрыш, потому что никто так, как Путин, не ввертывает этот оборот о том, какая у него тяжелая работа, в каком чудовищном он оказался положении и как ему приходится нести этот крест.
И это же почти какой-то тик в стиле «для человека в моем положении». Мол, у него тяжелая работа, он несет эту ношу и будет ее нести до конца жизни, и больше никто с этим не справится.
Так что у него есть это внутреннее инстинктивное ощущение того, что он делает что-то невероятно важное, — резюмирует Маша Гессен.
Она говорит о том, что это его ощущение разрастается до буквально монструозных пропорций, если представить 23 года нахождения у власти, представление о том, что у России есть какая-то цивилизационная миссия и то, что Владимир Путин теперь считает себя главным историком в стране.
Гессен, анализируя современную Россию, также не выносит за скобки и само российское общество, которое несет ответственность за происходящее.
— В другом обществе то, что проделал Путин было бы невозможно, — полагает журналист. — Та история, которую он так ловко, не отдавая сам себе отчета, наложил на ощущение ресентимента: об этих чудовищных 1990-х, о том, как разрушили великую страну, о том, как нам всем было стабильно и уютно в каком-то воображаемом прошлом.
Эту историю нельзя было бы так легко втюхать какому-то другому обществу, обществу без такого опыта жизни при тоталитаризме.
Маша Гессен также констатирует, что российский правитель всегда был антизападником, который «чудовищно переживал развал Советского союза».
Она вспоминает случай на конференции в Гамбурге:
— В 1994 году было его единственное публичное выступление, когда он был никому не известным сереньким бюрократом, и кто-то на этой конференции назвал СССР «оккупантами».
Маленький Путин вдруг вскочил и, громко топая ботиночками, демонстративно вышел из зала. Это был демарш со стороны человека, который был никому никогда не заметен, и понятно, что у него были большие личные переживания по этому поводу.
Гессен убеждена, что идеологический поворот от простого бюрократа в мессию произошел где-то между 2012-м и 2014-м, так как Владимир Путин очень испугался массовых протестов, возвращаясь в президентское кресло.
— Да и вообще я думаю, он очень сильно переживал эти четыре года, пока у него не было формальной власти, а президентом был Дмитрий Медведев.
У него было ощущение, что ему нужно как-то эту власть скомпоновать, как-то усилить и вообще придать ей какую-то внятную форму, — высказывает предположение Гессен.
— Выглядело это чем-то вырванным из разных мест: от антигейского закона до аннексии Крыма и первой войны с Украиной. На самом деле, это все одна история о том, какая мы великая держава и как все чуждое нужно отторгнуть и как нужно вернуться в это воображаемое прошлое.
Добро пожаловать в реальность!