Репрессии заставили покинуть страну около 100 тысяч беларусов. Часть из них не принимает пассивную роль эмигранта, продолжая борьбу с режимом, пусть информационную, чем изрядно бесит оставшихся, которые вынуждены держать язык за зубами — понятно почему. На этой почве возникают споры: кто более правильный беларус — кто борется, сидя в уютной Польше, или кто оставил себе возможность съездить в Крево на выходные, лично собрать передачу политзаключенному или пройтись по проспекту Независимости в Минске? И рисковать…. Это колонка Саши Романовой на KYKY — которая спрашивает себя, в какой стране поставят памятник ее детям.
И я подумала: а не будут ли через 20 лет наши дети с БЧБ флагами выглядеть столь же странно?
Диаспоры возникают из-за насильственного переселения, но и не только. Люди бегут от войн и репрессий, или за лучшей жизнью, вливаясь в трудовую миграцию. Объединяются и те, и другие — чтобы было с кем разделить трудности на чужбине и ностальгию по общему прошлому. Мне на глаза как-то попался групповой снимок американских бойскаутов, будущих яппи с белоснежными улыбками. В руках эти подростки держали иконки времен царя батюшки, вывезенные их предками белыми эмигрантами из России на философских пароходах. Эти дети гордо носят свои фамилии Потемкиных и Нарышкиных, пусть «своей» страны они никогда не видели и не увидят, потому что она перестала существовать в 1917 году.
Я подумала: а не будут ли через 20 лет наши дети с БЧБ флагами выглядеть столь же странно? На многострадальный взгляд жителя Беларуси, который не уехал с семьей в 20-е и пережил все репрессии — даже нелепо?
Культуролог и эмигрант Макс Жбанков называет беларускую эмиграцию в западный мир культурной экспансией и ждет от нас великих свершений — не меньше, чем новый Голливуд, который построили те же эмигранты, бежавшие с территории нынешней Беларуси после еврейских погромов конца XIX века.
Но прошло три года с протестов-2020, а Голливуда пока не видно. Только бульбосрач. Одни грызут сами себя, утверждая, что пройдет еще пару лет, и беларусы ассимилируются с поляками и литовцами, диаспора исчезнет.
Другие самонадеянно заявляют, что страна находится там, куда переехали они — как улитка, которая унесла на себе свой домик.
В это время оставшиеся внутри страны негодуют: эй, если ваша Беларусь уже в Грузии и Португалии, то мы тут, по-вашему, вымерли? А что с политзаключенными, и где их Беларусь — в карцере?
Можно ли так сильно субъективировать целое государство и целую нацию, сужая до размеров монетки в кармане?
Здесь можно посоветовать перестать смотреть вглубь себя и оглянуться по сторонам, на другие диаспоры. Скажем, профессор Иерусалимского университета Шеффер делит их на несколько видов: от диаспор с историческими корнями (такие как еврейская или китайская), до зарождающихся (филиппинцы), или молодых (турки и поляки), диаспор рассеянных или диаспор, живущих компактно.
Куда отнести беларусов? Точно не «диаспора катаклизма» и не «бездомная» диаспора как курды или цыгане, не имеющие своего государства
Может, диаспора «дремлющая», как американцы в Европе или скандинавы в США? В любом случае нам не стоит считать свой опыт категоричным и уникальным. Первое, что дает тебе эмиграция — отрезвляющее понимание того, что the sun doesn’t shine only on your ass. Другие народы проходили те же стадии гнева, торга и приятия, и никто из них не исчез с лица земли, кроме печальных примеров вроде эвремейсев, которые жили в западной части Карельского перешейка и запрещали своим девушкам выходить замуж на чужаков. Правда к середине XIX века их было 29 тысяч человек. А беларусов все же больше 10 миллионов: при этом 9.2 миллиона остаются в стране, а 1,4 млн. по оценкам ООН (данные 2017 года), проживают вне Беларуси.
Цифры впечатляют, правда? То есть сколько бы беларусов ни выехало после 2020 года — 100 тысяч, 300 или 500, они попросту тихо влились в этот миллион с лишним тех, кто давно уже ассимилировался на чужбине. И тех старых минимум в два-три раза больше, чем этих свеженьких. Хотя соотношений меняется.
Понятно, что обиды и претензии возникают от внутренней боли. Больно после невиданной активности беларуской диаспоры в 2020 году возвращаться в состояние привычной стагнации: ничего не поменялось, синие пальцы удерживают кресло, война в Украине, вернуться ты не можешь, шанса построить страну мечты детям и внукам нет, продолжай тянуть лямку быта на чужбине. Возникает и злость на соотечественников, которые постят в соцсети закаты в то время, как тысячи самых смелых томятся в тюрьме — хоть бы кто на митинг вышел в своих европейских городах.
Порой кажется, что цена свободы граничит с забвением. Ты бежишь от репрессий. В процессе тоскуешь по палаточному лагерю под деревней Вязынка, вспоминаешь первый поцелуй на минском проспекте, своих друзей и маленькие победы над мирозданием, когда казалось родные стены помогают идти вперед. А потом начинаешь ловить себя на мысли — а эта моя Беларусь вообще существовала? Или это было коллективное помешательство моего круга — любить эти улицы? Ведь в других городах улицы красивее и чище, если вот это действительно важно.
Как-то я наткнулась на сайт армянской диаспоры, которая разработала индекс уязвимости диаспоры, позволяющий понимать, насколько конкретная территория влияет на желание армян считать себя армянами.
Ну, с их точки зрения это логичные опасения: армянская диаспора в мире насчитывает 10 миллионов человек, в то время как в стране проживает немногим больше 3 миллионов. Чтобы сохранить себя, им необходимо учитывать потерю составляющих идентичности, смешанные браки и прочие угрозы выживания нации. Так вот, если примерить эти индексы уязвимости на беларускую диаспору, получится цифра 2,66 — среднее значение, как у всех восточных европейцев, не ниже — и не выше.
Навошта адракацца ад сакрэтнага шыфру, які робіць цябе бліжэй з больш чым мільёнам суайчыннікаў за мяжой?
Беларуской диаспоре не грозит ни забвение, ни исчезновение. А для тех, кто переживает, что беларусы разбредутся по свету и забудут про мучения соотечественников при диктатуре. Напомню вам про восемь часов, за которые собрали 15 тысяч евро для семьи политического заключённого Павла Белоуса, приговоренного к 13 годам тюрьмы. Помогайте соотечественникам, которые попали в беду, и наблюдайте, как быстро закрывает такие сборы Bysol — это поднимает дух.
Еще один рецепт выживания — беларуская мова. Навошта па сваёй волі адракацца ад сакрэтнага шыфру, які робіць цябе бліжэй з больш чым мільёнам суайчыннікаў за мяжой? Гэта ж проста недальнабачна! Менавіта з гэтай нагоды ў большасці пачынае літаральна праразацца мова — нават калі ў Беларусі вы амаль ёй не карысталіся.
Навошта, каб нас за мяжой блыталі з рускімі? Нажаль, любоў да радзімы не заўсёды ўзаемна. Але жыцце ў іншай краіне не пазбаўляе цябе ані каранеў, ані права лічыць сабе беларусам. Хай беларуская будзе трэцяй ці нават чацвертай мовай, якую будуць вывучаць вашыя дзеткі, і хай у іх галава не трэсне.
В Вильнюсе на улице Пилимо стоит памятник Леонарду Коэну, культовому канадскому поэту и музыканту. Я долго ходила мимо и была уверена, что это от любви литовцев к хорошей музыке — в конце концов они и бюст Фрэнку Заппе поставили на деньги фанатов, а этот американец уж точно никакого отношения к Вильнюсу не имеет. Потом я узнала, что мать Леорнада Коэна была литовской еврейской, а отец — польским. Будущий музыкант родился в Монреале и сделал карьеру великого фолк-музыканта.
Мораль: не падать духом, считая дни до падения диктатуры, а пытаться реализоваться в той стране, куда тебя забросила судьба. Не забывать помогать соотечественникам, пытаться дать собственным детям хорошее образование и добрую память про родную землю.
И если эти дети станут всемирно известными, как Леонард Коэн, то, скорее всего, через 20 лет им тоже поставят памятник. Может и не только в Вильнюсе.
Саша Романова, рубрика «Боль»
Добро пожаловать в реальность!