Настоящее Время попросило описать ситуацию на фронте исследователя группы Conflict Intelligence Team Кирилла Михайлова.
— Если можно обобщить, в целом как бы вы охарактеризовали сейчас ситуацию на фронте?
— Если обобщить, то российское наступление продолжается, пускай и медленными темпами, очень медленными, но они достигают определенных успехов, взяв под контроль Рубежное, Попасную, сейчас пытаются форсировать Северский Донец в районе Белогоровки.
Вопрос в том, что, скорее всего, не ожидали такого медленного наступления. Я так понимаю, к этому моменту, скорее всего, уже должна была быть окружена группировка Операции объединенных сил на Донбассе. Но мы этого не наблюдаем.
— То есть это пусть и медленное, но наступление все же происходит?
— Да, наступление продолжается. И у России еще есть силы, чтобы его продолжать. То есть как украинские военные в районе Северодонецка рассказывали иностранным журналистам, на их участок фронта поступило до четырех свежих российских бригад, то есть это до восьми батальонно-тактических групп. И я так понимаю, что сейчас самая опасная ситуация развивается именно в районе Северодонецко-Лисичанской агломерации.
Дело в том, что российская артиллерия фактически имеет способность обстреливать то, что глава Луганской области Гайдай называл «дорогой жизни». Это трасса, которая связывает Бахмут с Лисичанско-Северодонецкой агломерацией. И чтобы закрыть этот потенциальный котел, им нужно еще 30-40 километров.
— А котел почему? Потому что там внутри остаются подразделения украинской армии?
— Да, они защищают Лисичанск, Северодонецк, там остаются еще суммарно где-то, я думаю, десятки тысяч мирных жителей, это достаточно крупная агломерация. И, в принципе, если россиянам удастся, так или иначе, ее заблокировать, то мы можем иметь дело со вторым Мариуполем, хотя, конечно, здесь можно ожидать каких-то попыток украинских сил деблокировать тем или иным способом, то есть продолжает развиваться ситуация. И мы за ней внимательно смотрим.
— А в какой период времени это может разрешиться?
— Я думаю, что в течение двух недель — недели станет понятно, получится ли у россиян именно отрезать Лисичанск с Северодонецком. Конечно, нужно понимать, что даже если это произойдет, все равно это не те цели, которые ставились перед донбасской операцией.
То есть, я так понимаю, должны были быть отрезаны Славянск, Краматорск в идеале, или хотя бы еще территории на линии соприкосновения в Донецкой области, я имею в виду Авдеевку, Марьянку и так далее.
Однако их взять не получилось пока что. И какого-то серьезного продвижения на том же изюмском направлении, которое должно отрезать от снабжения практически всю группировку Операции объединенных сил, оно также происходит теми же черепашьими темпами: примерно две недели на село, как считают аналитики.
— Украинская сторона отчитывается о том, что выбили часть российских войск из Харьковской области — это что означает? Как вы это трактуете?
— Это означает, что в Харьковской области были оставлены совершенно не то чтобы незначительные, но довольно слабые заслоны, это были сильно потрепанные еще в феврале-марте силы 200-й отдельной мотострелковой бригады плюс мобилизованные граждане Украины с территории так называемых «ДНР» и «ЛНР». То есть все они, я так понимаю, не вполне боеспособны. И это позволило украинским силам, в том числе добровольческим формированиям, частям территориальной обороны даже, успешно наступать в направлении российской границы и даже на нее выйти, например, в населенном пункте Терновое.
— Вы два глагола употребили: «оставить» — говоря о российской армии, и «наступать» — говоря об украинской.
— Оставить заслон, я имел в виду. То есть если были планы, я так понимаю, когда-то наступать на Харьков, то есть в этом активно принимала участие та же 6-я армия, 2-я армия и так далее, кто-то из Западного военного округа.
Но сейчас, я так понимаю, такие планы на ближайший период оставлены, и все силы, которые находились на севере Харьковской области к западу от Северского Донца, были выведены в Российскую Федерацию. И сейчас они либо продолжают проходить пополнение и отдых, либо уже воюют на Донбассе, то есть к востоку.
А те силы, которые оставались, они должны были удерживать какой-то плацдарм, который позволял бы обстреливать Харьков из той же ствольной артиллерии. Соответственно, задачей украинцев было этого не допустить.
И сейчас обстрел Харькова может осуществлять только реактивная российская артиллерия и тяжелые самоходные орудия «Пион», а большая часть российских гаубиц уже не может поражать какие-то будь то военные или гражданские объекты в Харькове.
— Как вы оцениваете сейчас боеспособность российской армии? Насколько велики потери?
— Это самый сложный сейчас вопрос, потому что там уже действительно смешались в кучу кони и люди, то есть мы видим, как украинцы берут в плен одновременно бойцов воздушно-десантных войск и мобилизованных в Донецкой и Луганской области.
Плюс там же «ЧВК Вагнера», которая действует в Попасной, и там же кадровые силы так называемых «ДНР» и «ЛНР». И практически невозможно вести нормально подсчет, то есть можно говорить только о тех, кто подтвержден по социальным сетям и по официальным сообщениям. Но это же капля в море. То есть счет идет на 6-7-8 тысяч.
— Погибших вы имеете в виду?
— Да. Можно говорить, что это по нашим консервативным, опять же, подсчетам, мы готовы допустить, что их больше. То есть взять даже официальные данные той же «ДНР», которая заявляет, что они там потеряли, по-моему, 1700 человек с начала операции. Это очень много.
— Напомню, кстати, что украинская сторона дает больше 26 тысяч, но в этих цифрах и погибшие, и раненые. А потери украинской стороны?
— Это еще сложнее посчитать. Дело в том, что в Украине соблюдается достаточно успешный режим такого радиомолчания по этому вопросу. То есть если и говорят о каких-то конкретных потерях, каких-то людей, которые представлены к наградам, например, за то, что они геройски отдали жизни, то полная информация публикуется редко.
Когда Зеленский заявлял о трех тысячах погибших, по-моему, несколько недель назад, мы считали эту цифру достаточно правдоподобной. Сейчас Национальная гвардия Украины заявляет про 500 погибших и 1800 раненых, то есть это тоже какой-то нормальный порядок.
Надо понимать, что Нацгвардия в несколько раз меньше, чем Вооруженные силы Украины. И только часть нацгвардейцев — это именно передовые части, которые принимают участие непосредственно в боях.
Но здесь сложно это посчитать. Единственное, что нас удивило, — это то, что по тем же нацгвардейским данным соотношение убитых к раненым 1:3,5.
Мы предполагали, что украинцы спасают больше раненых, то есть 1:4 или что-то в таком духе. Можно, конечно, предположить, что у ВСУ с этим дело в целом лучше, чем у Нацгвардии. Но, к сожалению, данных мало.
Но в целом мы готовы допускать, что украинские потери где-то в полтора-два раза ниже, чем российские, поскольку это происходит, во-первых, в обороне, где у украинцев оборудованы долговременные укрепления.
Во-вторых, значительная часть украинских военных прошли Донбасс, прошли 8 лет военных действий. И они в целом лучше подготовлены к боям такого рода, чем российская армия и какие-нибудь там мобилизованные из «ДНР».
— По вашему мнению, согласно вашей аналитике, возможна ли сейчас военная операция именно со стороны Украины без привлечения третьих стран по освобождению защитников Мариуполя, которые находятся на территории завода «Азовсталь»?
— Мы считаем, что на данный момент невозможно, потому что у Украины недостаточно тяжелого вооружения, и к тому же это наступление будет идти по открытой местности в условиях превосходства авиации и артиллерии противника. Это просто губить свои войска, которые сейчас очень нужны для того, чтобы оборонять Донбасс.
Добро пожаловать в реальность!