Тимотэ Суладзе уверен, что заразился коронавирусом в жодинской тюрьме. В какой-то момент он перестал чувствовать запахи «хаты» — носков, пота, мыла. Масок, по его словам, заключенным не выдавали, дезинфекцию не проводили. Позже он узнал, что в его камере переболели все.
Тимотэ Суладзе, белорус грузинского происхождения, переводчик и музыкант. Осенью этого года он принимал активное участие в дворовых концертах. Дважды его задерживали — сначала на 13, затем на 15 суток. В январе он уехал в Литву. По его словам, последней каплей стало задержание одной из знакомых.
«Жодино был просто концлагерь»
— Я сидел на Окрестина, в Барановичах, Жодино и Могилеве. Из всего этого набора Жодино был просто концлагерь.
Тимотэ попал в СИЗО 6 ноября. Температуру измерили на приеме бесконтактным термометром. Температуры у него не было. Первое, что показали задержанным, — бумажку с подписью начальника ИВС Лагуна. В дневное время запрещалось пользоваться спальными местами. Нельзя было даже опираться на кровать:
— Фактически они превратили весь ИВС Жодино в карцер. В карцере я не сидел, но информация открыта — там кровать поднимается, задвигается. Здесь кровать не задвигается, но днем ты даже сесть на нее не можешь и специально каждые 15 минут за этим следят в глазок. Это еще нас, арестованных, было столько, сколько и кроватей: четверо нас и четыре кровати. А в других «хатах» кроватей было гораздо меньше, чем арестованных.
Днем можно было сидеть, стоять, ходить от стола до двери. Заключенные взяли листик в клеточку, сделали линейку и все измерили. На каждого приходилось 60 сантиметров свободной площади для сидения.
«Врача не было ни разу...»
На третий день в Жодино у Тимотэ появились симптомы коронавируса — пропали запахи:
— А в камере запахи какие — носки, пот, мыло. Мы разговаривали о заболеваниях, и я понял, что запах «хаты» перестал чувствовать. Стал нюхать лук, чеснок, носки свои грязные, мыло, туалет. Ничего не пахнет. Вскоре появилась слабость. Хотелось лежать и спать... Три дня я стучался в двери, говорил, что у меня симптомы ковида, они отвечали — да-да, ждите. Но врача не было ни разу...
Когда Тимотэ заболел, он лежал на полу, на плитке. Охранник в камеру не заходил, только снаружи махал дубинкой и громко матерился:
— К нам вообще никто ни разу не зашел в камеру. В других местах, где я сидел, ежедневно дверь открывается, идет построение. Или из камеры все выходят, или охрана заходит в камеру, спрашивают, какие вопросы, какие жалобы. В Жодино ничего этого не было. Вероятно, кто-то был уже больной из нас. Маски не выдавали, пользовались своими, никакой дезинфекции не делали.
В камере, кроме свободы, не хватало нормального сна из-за того, что горел свет. Шесть суток из восьми спали без белья.
Кормили, по словам Тимотэ тем, что есть нельзя, но от безысходности приходилось. Чая давали одну кружку на двоих. Воды горячей не было — посуду мыли руками. Но пища была нежирной, получалось отмыть и холодной водой. О том, что задержанный болеет, не сообщали близким:
— Мама не знала, но таблетки «на случай коронавируса» прислала, от меня их скрыли. Когда нас увозили в Могилев, я узнал, что они есть, и они уехали с вещами. Их не было в описи, и они остались где-то там, в Могилеве.
После того, как Тимотэ отсидел, он добился теста на коронавирус:
— Он уже был отрицательным. Но в частной лаборатории я сдал анализ на антитела, они у меня обоих типов. Как я позже узнал, из моей камеры заболели все...
Добро пожаловать в реальность!