Белгород, Брянск и Курск — это в прошлом регионы «красного пояса», особенно недовольные демократическими и рыночными реформами. Коммунистический «красный пояс» 90-х превратился в пояс поддержки путинской спецоперации 2020-х, пишет социолог Алексей Гусев.
Рейды и обстрелы в Белгородской области застали врасплох российскую власть и общество. Только в Шебекинском округе за прошлую неделю повреждено 1150 квартир. Это заставляет задуматься не только о военной уязвимости российской границы, но и в целом об устойчивости ситуации в приграничных регионах: о прочности местной власти, о надежности инфраструктуры, а главное — о влиянии происходящего на общественные настроения.
Может показаться, что перенос боевых действий на международно признанную российскую территорию должен заставить россиян поменять отношение к войне, усилить запрос на прекращение огня и мирные переговоры. Однако на деле последствия могут быть гораздо менее линейными — не в последнюю очередь из-за специфики затронутых регионов. В 1990-х их неслучайно называли «красным поясом», и с тех пор они во многом им и остались.
Сплочение от близости
С точки зрения общественных настроений за последний год близость фронта к этим регионам не ослабляла, а, наоборот, усиливала поддержку действий власти. По опросам проекта «Хроники», доля заявляющих о поддержке «спецоперации» в Белгородской области составляет 69%, в Курской — 77%, в Брянской — 66%, что заметно выше, чем среднероссийские 60%.
Очевидная причина такого сплочения — психология мирного населения во время конфликта: принимать сторону того, кто сильнее и кто рядом. Кроме того, чем больше жертв обстрелов, тем сильнее становится ранее отсутствовавшее чувство ненависти к «противнику», то есть к ВСУ.
Да и в целом политическая сознательность редко включается на фоне паники и страха. Поэтому расчет на то, что белгородцы обратят весь негатив на федеральную власть и армию РФ, пока не имеет под собой достаточных оснований. Для эвакуированных жителей Шебекино, потерявших свои дома под обстрелами, гораздо проще продолжать видеть врага именно в украинской армии.
Военное давление на Белгородскую и соседние области может иметь свою военную логику, но политически оно пока приводит к тому, что эти регионы становятся самыми милитаристскими и ультрапатриотическими. Именно в прифронтовых областях пропагандистский нарратив про «иначе они бы напали первыми» превращается в глазах жителей в реальность.
Конечно, дестабилизация может добавить раздражения и по отношению к российской власти. Например, в белгородских пабликах появляются возмущенные сообщения о попытках брать деньги за более комфортную эвакуацию. Понятно, что по мере ухудшения военной обстановки причины для такого рода недовольства будут только множиться. Но все это пока лишь трещины на очень крепком фундаменте.
Заявления о крепости этого фундамента могут показаться странными — ведь и в Белгороде, и в Курске, и в Брянске всегда были сильны исторические, экономические и даже семейные связи с соседними украинскими областями. Логично было бы предположить, что эти связи должны как минимум снижать эффективность пропаганды — у многих есть друзья и родственники по другую сторону границы. Но парадоксальным образом близость фронта повышает общественную поддержку спецоперации, а не наоборот.
Причины непримиримости
Все три региона ощутили на себе близость фронта еще до 24 февраля 2022 года. Уже с весны 2021 года, когда Россия начала стягивать войска к границе с Украиной, присутствие военных и военной техники стало в приграничье привычным элементом повседневности.
Многие из тех, кому такое соседство не нравилось, начали переезжать в другие города России уже в 2022 году. По апрельскому опросу ExtremeScan, 28% жителей трех областей отвечали, что среди их близких родственников и соседей есть те, кто уехал в другие регионы. В абсолютных числах уехало не так много, но сама тенденция стала нормой жизни.
Те, кто оставался, начали привыкать к жизни в условиях регулярных проверок документов и полетов военной авиации над жилыми домами. Неудивительно, что в такой атмосфере у жителей включается своего рода «военная самоцензура» — даже в мыслях. Потому что невозможно два года жить с постоянным ощущением тревоги, человек начинает оправдывать существующее положение вещей.
Также не исключено, что с населением активно работало ФСБ, втолковывая про «угрозы с той стороны границы», особенно на крупных предприятиях и среди бюджетников. В этом отношении три приграничных региона похожи на Калининградскую область. Еще 10–15 лет назад они активно зарабатывали на трансграничной торговле с частыми поездками в соседние страны. Однако ухудшение отношений с Украиной и Европой увеличило долю военных и связанных с ними бюджетников, а социально-экономическая роль трансграничных контактов снизилась.
Опросы показывают, что все три региона с самого начала остаются в лидерах по непримиримости и вовлеченности. По апрельскому опросу ExtremeScan, в Белгороде только 29% респондентов согласны с гипотетическим выводом войск, хотя в целом по России — 40%. В среднем по трем областям целых 67% опрошенных отвечают, что так или иначе помогают военным. Причины понятны: у 24% кто-то из членов семьи участвовал или участвует в военных действиях.
Другой важный фактор консолидации общественного мнения — поток украинских беженцев. 37% белгородцев и по 25% в двух других областях говорят, что помогали прибывшим украинцам. При этом те украинцы, кто эвакуируется в Россию, или заранее настроены пророссийски, или вынуждены скрывать свое отношение к российскому вторжению, подстраиваясь под официальную позицию властей.
В итоге прямые свидетели агрессии зачастую не «раскрывают глаза» жителям приграничных регионов, а, наоборот, подтверждают тезисы пропаганды. Дальше этот эффект может только усилиться, когда к украинским беженцам добавятся свои из Шебекинского и Валуйского районов.
Но самая долговременная из причин поддержки власти связана с ценностными установками консерватизма. Белгород, Брянск и Курск — это в прошлом регионы «красного пояса», особенно недовольные демократическими и рыночными реформами. На президентских выборах 1996 года во всех трех регионах уверенно побеждал Зюганов, набирая во втором туре под 60% голосов. А на парламентских выборах 1999 года первое место заняли коммунисты.
Все это было голосованием за возвращение назад в СССР, поэтому неудивительно, что в 2000-х «красный пояс» переключился на лояльность Кремлю и «Единой России». К тому времени российская власть успешно переняла риторику коммунистов про «геополитическую катастрофу», «лихие 90-е» и «вставание с колен». А ключевую роль в этом нарративе играет противостояние с Западом и восстановление имперского величия СССР. Коммунистический «красный пояс» 90-х превратился в пояс поддержки путинской спецоперации 2020-х.
Сложно сказать, выдержит ли этот идейный набор испытание украинским контрнаступлением. Если оно будет успешным, то, скорее всего, в приграничных регионах мы увидим одновременно и чрезвычайную тревожность, вплоть до критики армейского руководства, и консолидацию сторонников продолжения войны до победного конца.
Дотации и технократия
В предыдущем абзаце речь неслучайно идет о критике именно армейского, а не гражданского руководства. Устойчивость ситуации в регионах зависит не столько от общественного мнения, сколько от федеральной поддержки и эффективности местных властей. В этом отношении Белгородская область может быть наиболее уязвимой в военном плане, но довольно устойчивой с точки зрения компетентности региональной власти.
Местный губернатор Вячеслав Гладков считается одним из наиболее эффективных представителей кириенковской когорты начальников-технократов. Победитель конкурса «Лучший муниципальный служащий», мэр закрытого атомного города в Пензенской области, успел поработать в Крыму, он возглавил Белгородскую область в 2020 году по итогам обучения в «Школе губернаторов».
Гладков сменил в регионе знаменитого Евгения Савченко, который провел на губернаторском посту 27 лет, и такая замена не всем казалась удачной. Однако со временем новый белгородский губернатор показал, что неплохо справляется с антикризисным менеджментом, умеет договариваться с разными ветвями силовиков и быстро реагировать на запросы жителей.
Это подтверждают его рейтинги — в апреле работу белгородского губернатора одобряли 89%, в соседних Курской и Брянской областях этот показатель был 63% и 62%. Телеграм-канал Гладкова имеет 400 тысяч подписчиков и среди всех глав российских регионов уступает по популярности только каналу Кадырова. Даже такие тяжеловесы, как Собянин, Минниханов или Куйвашев, сильно отстают от него — у всех менее 100 тысяч подписчиков.
Еще один фактор устойчивости ситуации в Белгородской области — это щедрая поддержка центра. На вопрос «Ощущаете ли вы федеральную поддержку региона?» в апреле положительно отвечали 54% белгородцев (и только 37% брянцев и курян). Отчасти это тоже можно записать в достижения Гладкова, потому что в российской системе власти губернатор не представляет местные элиты, но обеспечивает «проводимость» федеральных денег в регион.
Последнее хорошо видно по экономической статистике. В 2022 году Белгородская область столкнулась не только с прифронтовыми проблемами, но и с тем, что продукция местного металлургического Старооскольского комбината подпала под секторальные санкции. В результате поступления от налога на прибыль в регионе упали в 2022 году на 45%. Но это падение почти не отразилось на региональном бюджете, потому что было компенсировано межбюджетными трансфертами.
В итоге, несмотря на нарастающие военные проблемы, ситуация в Белгородской области пока выглядит вполне устойчивой. В регион текут щедрые федеральные дотации, губернатор-технократ быстро реагирует на кризисы и остается очень популярен, общественное мнение консолидируется в поддержку власти.
Другое дело, что дальнейшая эскалация может создать качественно новые проблемы — особенно инфраструктурные. Хватит ли транспорта вывезти всех жителей Шебекино из-под обстрелов? Достаточно ли мест в пунктах временного размещения? Хватит ли бюджетных денег, чтобы вовремя оплатить эвакуацию до того, как возмущение жителей станет федеральной новостью? Казалось бы, это все бытовые, технические вопросы. Но они могут повлиять на ответ на самый главный вопрос — про поддержку «войны до победного конца».
Добро пожаловать в реальность!