Главный редактор радиостанции «Эхо Москвы», закрытой российскими властями – о единстве в Кремле по поводу войны с Украиной и зачистке информационного поля в России.
Радиостанция «Эхо Москвы» – одно из самых уважаемых и популярных российских медиа с многомилионной аудиторией – было закрыто в начале марта по решению российских властей.
1 марта генеральная прокуратура России потребовала ограничить доступ к интернет-сайту «Эха», и в тот же день этот сайт был заблокирован Роскомнадзором, а эфирное вещание радиостанции было отключено. В течение нескольких дней репрессии против журналистов «Эха» нарастали как снежный ком: радиостанцию лишили помещения и доступа в интернет, ее главного редактора Алексея Венедиктова оштрафовали на десятки тысяч рублей «за украинский язык в эфире», а собственник контрольного пакета «Эха Москвы» концерн «Газпром» уволил Венедиктова с должности, которую тот занимал последние 24 года.
В интервью Русской службе «Голоса Америки» Алексей Венедиктов говорит, что на вершине российской власти, по его мнению, нет разногласий по поводу развязанной Кремлем войны против Украины. По словам журналиста, на протяжении долгого времени поддерживавшего личный контакт с членами высшего руководства России, речь идет об их едином желании возродить имперское государство.
Данила Гальперович: Решения, полностью убирающие «Эхо Москвы» из медийного пространства России, были приняты российскими властями буквально в течение трех-четырех дней в начале марта. Почему, на ваш взгляд, «Эхо» было закрыто с такой скоростью, с моментальным блокированием вещания и интернет-сайта?
Алексей Венедиктов: У меня есть на это ответ – это не значит, что он точный, но я вижу это так. В стране готовилась тотальная пропаганда. Нынешняя ситуация возможна только при том, что большая часть населения поддержит это действие, которое в России казалось немыслимым с 1945 года, ну, или со времен Афганистана. Нужно было снести те медиа, которые являются традиционными и репутационными, которые являются уважаемыми – не случайно возникшими, не «новыми медиа», не какими-то сайтами, а тем, что в глазах кремлевской верхушки (мои сверстники за 60), является медиа в большом таком виде. Естественно, их было три – «Дождь», «Новая газета» и мы. А мы еще и медиа, которое слушают люди, принимающие решения, которое слушают губернаторы, министры, депутаты. И мы своей позицией внедряли сомнения, показывая, что нет единой точки зрения, нет единого правильного ответа на то, что происходит. Поэтому было принято решение снести быстро, немедленно, пренебрегая даже всяческими существующими правилами и законами, просто прихлопнуть – и прихлопнули.
Д.Г.: Насколько, по-вашему, такая зачистка информационного поля, придание ему монотонного звучания проходит для Кремля успешно?
А.В.: Она на первом этапе, безусловно, успешная. Потому что мы, грубо говоря, были первыми, но отнюдь не единственными и далеко не последними. Поэтому поле практически зачищено, и зачистка продолжается, и закрываются престижные медиа – такие, скажем, как «Бумага» в Санкт-Петербурге, очень известное интернет-издание. И этот условный «71 процент» (граждан России – Ред.), который поддерживает «специальную операцию по чему-то там», я не помню, чему – это большая аудитория, на которую все это и ложится, которая смотрит телевизор, которая слушает выступления пропагандистов, которая читает пропагандистские сайты. В этом смысле – да, успешно «на коротком плече». Но история ровно в том, что правда начинает все равно просачиваться и вызывает у людей, которые изначально поддерживают эту операцию, некие сомнения. И, собственно говоря, она и в элите вызывает сомнения. История о том, как до Путина довели, что его приказ о ненаправлении срочников в Украину не соблюдается – это случилось через медиа. Это случилось через нас, это случилось через «Медузу», которая объявлена «иностранным агентом». И мне один из членов Совета безопасности России сказал: «Ах, если бы “Эхо” работало, мы бы об этом узнали раньше». Я говорю: «Так вы же и убили-с! Вы же нас и закрыли. Вот вы и не знаете теперь, что у вас там происходит, как выполняются ваши приказы». Тем не менее, надо признать, что на этом этапе патриотического, или псевдопатриотического, подъема – это работает. Монотонность пропаганды, монопольность пропаганды, конечно, работает.
Д.Г.: Есть впечатление, судя по тому же заседанию Совбеза России, что некая часть руководства страны, не слишком склонная действовать жестко, оказалась заложниками другой части во главе с Путиным. Это верное впечатление или нет, какая есть вероятность того, что там все неоднородно?
А.В.: Скажу неприятную вещь – если говорить о высшем руководстве, то никакая. Мне представляется, что высшее руководство на начало событий, на начало операции, на время планирования операции, вот этого украинского сценария – оно было единым, с нюансами. Я, разговаривая с некоторыми из них отдельно уже в ходе и после, один на один, без телефонов, поражался их ярости и убежденности: то ли они мне что-то доказывают, то ли они себе что-то доказывают, но они довольно четко и жестко поддерживают решение Путина, причем объясняя мне аргументацию, каждый со своей позиции. Я думаю, что у людей, которые стоят на втором этаже и отвечают уже за последствия этой операции – прежде всего, экономические последствия, конечно – поджилки трясутся и коленки дрожат, потому что они понимают последствия. Но мне это сравнивают историю с Крымом: тогда, в 2014-м году, они тоже приходили к Путину и говорили ему о последствиях, а он им отвечал: «Я принял политическое решение, а вы минимизируйте последствия». Я думаю, что сейчас люди этого эшелона, не близкие Путину лично, а функционеры, назначенные Путиным на экономику, они всё понимают, и последствия в своей зоне будут минимизировать каким-то образом. Но если говорить о высшем руководстве, о Совете безопасности, я думаю, что они и друг друга убедили, и сами себя убедили. Там нет этого заложничества. Там, скорее, есть азарт: «Мы сейчас сделаем то, что никто никогда не делал». Поэтому я бы ставку на это не делал.
Д.Г.: Вы ссылаетесь на свои личные разговоры с этими людьми, и да, известно, что у вас достаточно близкие отношения с разными людьми в окружении Путина – скажем, с главой МИДа Сергеем Лавровым. Но при этом вы все-таки не человек «ближнего круга», не член кооператива «Озеро» и не бывший сотрудник мэрии Санкт-Петербурга. Вы не допускаете мысли, что они вам говорят о своей убежденности, потому что хотят ее транслировать?
А.В.: Ну, можно тешиться этой мыслью, безусловно. Конечно, я такое тоже допускаю, но я же их вижу, я их знаю, я не вчера родился. Они приводят мне аргументы, которых я не слышу в публичной зоне, и потом мне приходится их проверять и перепроверять. Мое впечатление другое: мое впечатление, что на этом треке, на треке «возрождения великой страны» (я это все беру в кавычки), возрождения империи (не Советского Союза, а именно империи, панславянской, панрусской империи) они едины, с легкими нюансами. Они все по-разному образованы, у них разный бэкграунд, но они едины в понимании, с одной стороны, «исторической роли России», а с другой стороны – по поводу тех угроз, которые они видели, и которые, по их мнению, в течение многие лет «коллективный Запад» создавал для этой империи. Я не вижу в этих людях (может быть, я слепой) Хрущева, не вижу Горбачева, хотя, скорее всего, он среди них – будущий Хрущев, будущий Горбачев.
Д.Г.: Как вы считаете, по мере наполнения информационного пространства реальными фактами, которые уже будет невозможно скрывать – о больших потерях российской армии в Украине, об огромной экономической цене этой войны для России – внутри Кремля могут начаться «разброд и шатание», может ли сам Путин изменить оценку своего шага к войне? Там же есть люди, начавшие карьеру при Ельцине, тот же Шойгу – они могут начать сомневаться?
А.В.: Ну, кто же залезет в душу человека? Если говорить о прошлом, то Путин был не из партии «милитаристов», а из партии «торгашей», я бы так сказал – договариваться, обмениваться, и так далее. Но не надо думать о Путине 2022-го года как о Путине 2004-го года, и о Шойгу 2022-го года как о Шойгу 1998-го года. Или Кириенко – которого, вспомним, привел в правительство Борис Немцов. Это другие люди. Пока то, что происходит, они считают вполне успешным. Это мы можем рассуждать, что «операция» завязла, и мы же не знаем целей операции, мы не знаем, что написано в оперативных планах - нас начальник генштаба Герасимов с ними не знакомил. Они считают (свои действия – Ред.) успешными. Они получили от Запада заверения, что Запад военным образом не вмешается, а это главное. Что ни одна нога солдата НАТО, ни один самолет НАТО, ни один корабль НАТО не войдет в прямое столкновение, «а с этими – как-нибудь прижмем, договоримся».
Историческое прозрение наступает потом, не сразу. Сейчас эйфория у них, как и у большей части населения, на подъеме. Это может нравиться или не нравиться, мне это не нравится, но это на подъеме. И поэтому это в долгую. Реформатор выйдет из среды, может быть, Совета безопасности для того, чтобы начать реконструировать, но это будет, когда «первое лицо» покинет сей мир. Пока «первое лицо» определяет политику, пока Владимир Путин живой и здоровый, они будут его поддерживать, сплачиваться вокруг него, а не грызть его, на мой взгляд.
Добро пожаловать в реальность!