В своем недавнем тексте коллега Юрий Дракохруст обратил внимание на беспрецедентное отношение европейских дипломатов к письму Владимира Макея. Министр предложил Евросоюзу перевернуть страницу плохих отношений, отменить санкции и пообещал, что Беларусь не втянется в войну. Судя по всему, вместо того, чтобы писать ответ, европейцы просто слили письмо в СМИ. Тоже своеобразный ответ. Кроме того, что это знак неуважения к переговорному статусу самого Макея и весу его слов, о чем справедливо написал Дракохруст, в таком стиле общения есть и симптом нового восприятия Беларуси в регионе. Страна перестает быть релевантной, как минимум для западного мира.
Два знакомых европейских дипломата рассказали мне об этом письме за несколько дней до его публикации, и у них была одна и та же эмоция — недоумение. Они искренне не понимали, как министр иностранных дел может просто попросить «давайте как раньше» и не предложить ничего взамен.
Можно найти три относительно логичных объяснения такого подхода Макея к разморозке отношений. Во-первых, он мог не знать, на что Минск готов пойти, потому что это не его компетенция. Письмо послам вполне могло быть его личной инициативой, а выполнение любых условий Запада — вотчина Лукашенко или силовиков.
Во-вторых, Макей мог зондировать почву по схеме «не предложу ничего конкретного, посмотрим, вдруг прокатит, ну или хотя бы пусть назовут свою цену». По данным от все тех же знакомых дипломатов, Минск пытается узнать эту цену и через другие, менее формальные каналы, чтобы понять, каким минимумом можно снять хоть какие-то западные санкции.
В-третьих (и лично мне это кажется вероятным объяснением), белорусская власть может не совсем трезво оценивать интерес Запада к Минску. Письмо Макея написано в логике, что Беларусь — настолько ценный партнер, что одного лишь неучастия ее армии в войне достаточно, чтобы ЕС забыл все последние два года.
По факту же между позициями Минска и Запада сегодня есть две пропасти. Первая — традиционная — в обменном курсе уступок, кто кому сколько должен, чтобы нормализовать отношения, и чей ход первый.
Была бы обоюдная воля, здесь можно было бы искать компромиссы — по неформальным каналам согласовывать сначала маленькие встречные шаги друг к другу для восстановления доверия, а затем переходить к шагам посерьезнее. Так уже было в 2013−15 годах.
Но появилась новая пропасть. Минск, кажется, все еще считает, что он интересный и важный для Запада региональный игрок. Белорусские власти пропустили момент, когда к их просьбам и обещаниям перестали относиться всерьез из-за того, что за ними больше не видят субъектности. То, что раньше было позицией литовских и польских политиков, не считавших Беларусь суверенной страной, сегодня — мейнстрим в ЕС и США.
То есть Минск говорит: смотрите, мы войска не ввели в Украину, давайте дружить, как раньше, а то мы потеряем суверенитет. Но логика ЕС сейчас состоит не просто в требовании отпустить политзаключенных, но еще и в вопросе: «А вы точно хозяева этой страны?»
Это значит, что тактика малых встречных шагов невозможна. Минску сначала нужно доказать свою субъектность, что невозможно, пока белорусская территория — полноценный плацдарм для чужой армии.
Даже если каким-то образом удастся от нее избавиться, затем придется доказывать свою нужность, чем-то обратить на себя внимание западных собеседников. Обещание не втягиваться в войну не прокатит, потому что Лукашенко десятки раз обещал, особенно украинцам, что с его территории не будет агрессии в их адрес, даже записал это в новой конституции. Не помогло.
Раньше переговорным активом Минска был статус миротворческой площадки. Теперь площадка переехала в Турцию. Еще раньше «товаром» было дистанцирование от России. Теперь же такие попытки будут близки к экономическому суициду: экспортную блокаду никто мгновенно не снимет, а Москва с радостью сбросит с себя бремя кормления вновь ставшего капризным союзника. И это еще в самом мягком варианте.
И только потом, если удастся вывести российские войска (кто сможет это верифицировать?) и как-то заполучить назад внимание Запада, наступит очередь внутренних уступок, как минимум, освобождения политзаключенных. Больше тысячи осужденных оппонентов власти делают любой содержательный диалог с Минском некомфортным с репутационной точки зрения для европейских политиков.
А дальше в дело включаются внутренние сдержки — позиция силовиков и других «ястребов» от мира пропаганды, которые явно не будут довольны тем, что в страну возвращаются демоны многовекторности. Ведь им при таком сценарии придется либо сворачивать свою борьбу с пятой колонной, что унизительно, либо отправиться в заслуженный творческий отпуск.
То есть планка для начала разговора с Западом для Лукашенко сегодня так высока, как она никогда не была, и Минску еще только предстоит это понять. Придет ли он в эту точку? Это зависит от трех переменных, и все они так или иначе связаны с Россией.
Первый фактор — глубина эффекта от введенных и будущих санкций. Второй — щедрость Москвы с точки зрения компенсации всех этих проблем. Третий — исход горячей фазы войны. Чем более осязаемым будет поражение России, тем больше будут стимулы уплывать подальше от этого провала. Но это, разумеется, не единственный путь.
Россия, не проигравшая войну и сохраняющая способность кормить Беларусь, будет тормозом на пути любого балансирования для Минска. Тогда деградация белорусской экономики будет достаточно медленной, чтобы быть посильной проблемой для действующего режима. А страна попутно будет втягиваться в зону российского контроля за новым железным занавесом.
На этом месте было бы интересно послушать тех остающихся во власти и около нее людей, для которых независимость страны — не пустой звук. Вам какой вариант ближе?
Добро пожаловать в реальность!