И вот настал день, когда белорусы узнали: россияне не уходят, и когда уйдут — неизвестно. Что это означает для рядового белорусского обывателя? Кого-то очень огорчит, что в сельповских магазинах под Речицей и Житковичами резко вырастет спрос на водку, а местные автовладельцы смогут по дешевке заправляться «соляркой», слитой из российских танков? А в остальном — какая разница? Нужно приложить много усилий, чтобы отличить белорусских солдат от российских. Да что солдаты! А чем белорусский генералитет очень отличается от российского? Что, Хренина или Вольфовича можно назвать защитниками национальных ценностей белорусов? Белорусскими генералами? Вы когда-нибудь слышали от них хоть одно белорусское слово? Вы уверены, что они не готовы хоть сегодня поменять белорусские мундиры на российские?
Вассальная территория
Союз белорусской и российской автократий — нечто вроде того, чем была Организация Варшавского договора в 50-80-х годах прошлого века, пишет Виктор Богздзевич в своем блоге на Радио Свобода. Одно что тогда Москва держала на привязи аж шесть своих вассалов — чтобы не сбежали. А сейчас на российской цепи — одна Беларусь, больше пока никого привязать не удается.
В отношениях с вассальными странами Восточной Европы Москва применяла так называемую «брежневскую доктрину» или доктрину «ограниченного суверенитета». Это значит, что при малейшей попытке кого-либо из сателлитов свернуть с социалистического пути Москва оставляла за собой право вмешиваться в их внутренние дела силовым путем. А чтобы лишний раз не ездить туда-сюда на танках, эти танки были расквартированы в «социалистическом лагере» на постоянной основе — в Польше, ГДР, Чехословакии, Венгрии. Исключением стали только Болгария и Румыния. Болгария была настолько предана Москве, что нужды в советских гарнизонах не было. А что касается Румынии, то тамошний диктатор Николае Чаушеску любил при каждом случае подчеркнуть свою самостоятельность: загуливал с Западом, не позволил советских военных баз на своей территории и даже отказался поддержать подавление Пражской весны в 1968-м. Это не помешало ему создать внутри страны самый одиозный в «социалистическом лагере» (даже по советским меркам) диктаторский режим — с десятками тысяч политзаключенных, неудержимым культом собственной личности и тотальной нищетой населения.
Сегодняшняя Беларусь — это что-то вроде ГДР начала 80-х годов. Страна была переполнена чужими войсками (340 тысяч на территории, вдвое меньше Беларуси). Без согласия Москвы не принималось ни одно значительное политическое решение. Внутри государства свирепствовала Секретная служба — Штази. В тюрьмах — тысячи политзаключенных. Несменяемый лидер Эрих Хонеккер летал за инструкциями в Москву не реже, чем сегодня это делает Лукашенко. И тем не менее формально страна считалась независимой.
Были ли они тогда суверенными — Болгария, ГДР, Польша, Чехословакия, Венгрия, Румыния?.. Формально — да. Фактически — это была независимость вассалов, «ограниченный суверенитет» под контролем Кремля. Очень похож на тот, которым владеет сейчас Беларусь.
Восточноевропейские социалистические лидеры, воспитанные в той системе и вознесенные ей же на вершину власти, воспринимали это, очевидно, как норму. Как воспринимает свой новый статус Лукашенко — большой вопрос. Более четверти века он лавировал, балансировал, разрабатывал и реализовывал хитросплетенные геополитические схемы. Некоторое время даже считался «донором безопасности и стабильности в регионе». И вдруг сейчас в ответ на принципиальные вопросы — то ли насчет вывода российских войск, то ли насчет собственного политического будущего — ему приходится отвечать уничижительно и двусмысленно: «вот мы сначала со старшим братом посоветуемся и решим». Можно предположить, что это для него мощный удар по самолюбию и амбициям.
Что касается рядовых белорусов, то каким образом изменит их существование присутствие российских войск, если и чиновники, и суды, и «силовики», и законы — те же? С российскими войсками или без, изменения в Беларуси могут произойти прежде всего тогда, когда начнет меняться сама Россия. В идеале, конечно, белорусское общество способно само сказать решающее слово, но в сегодняшних условиях тотальных политических репрессий это выглядит маловероятным. Кстати, так же было и почти во всех странах «социалистического лагеря»: решающие изменения произошли только тогда, когда ослабла железная рука Москвы.
Судьба диктаторов
Эриха Хонеккера не спасла 340-тысячная группировка советских войск — со всеми ее танками и ракетами. Диктатор спасался бегством, даже в Москве не усидел — в конце концов попал под немецкий суд и только в последний год жизни, уже смертельно больной, упросил новую власть, чтобы позволила провести последние дни с семьей в Чили.
Так же Николае Чаушеску не спасло от ненависти соотечественников то, что он всякими ухищрениями избегал присутствия советских войск на своей территории. Он очень боялся вмешательства Москвы, а погиб от рук своих бывших ближайших соратников.
Менее драматичные судьбы постигли только тех бывших коммунистических вождей, которые не испачкали руки кровью и мирно передали власть своим народам.
Лукашенко кажется, что он будет исключением?
Каким бы полугосударством ни делалась Беларусь в результате политики Лукашенко, каким бы уничижительным, вассальным, зависимым ни делался ее статус — в конечном итоге важно лишь то, чтобы она не превратилась в шесть российских губерний, чтобы сохранилась формальная независимость, чтобы Беларусь оставалась субъектом международного права — таким, каким были бывшие социалистические страны Восточной Европы. Ведь это — фундамент, на котором потом можно отстраивать государство, даже если оно останется почти разрушенным после всех диктаторских экспериментов.
Добро пожаловать в реальность!