Шрайбман о санкциях, Позняке, помиловании и интеграции

Никто ни с кем не хочет разговаривать.

Не хочет Запад возвращаться к торгу политзаключенными в третий раз.

Не хочет давать Лукашенко третий раз косвенное признание, сопровождающее начало переговоров, публичных или непубличных, отзывая фактически непризнание его легитимности.

Не хочет Лукашенко общаться с людьми, которых он искренне считает инициаторами очередной попытки его свергнуть.

Сейчас нет серьезной мотивации с обеих сторон.

С одной стороны есть сигнал - если вы освободите всех политзаключенных, мы, возможно, не будем вводить новых санкций, но сохраним требование новых выборов.

А с другой стороны, заявления - что пока вы не снимете санкции, вообще не о чем разговаривать.

Амнистию мы может и проведем, но не для вас.

А для вас у нас договор об интеграции с Россией.

Теперь фаза повышения друг для друга цены конфронтационных действий.

Лукашенко пытается в первую очередь для соседей повысить цену их политики против него.

И Запад своими санкциями пытается поднять для него цену его действий.

Это еще не та фаза, когда начинаются переговоры.

Взгляд Позняка в вопросе санкций односторонний.

То, что у санкций есть вторичные эффекты, не означает, что это единственные эффекты, которые санкции имеют.

Многие в дискуссии с Позняком вспоминали примеры, когда санкции приводили к освобождению политзаключенных.

В отношении Беларуси были санкции, привязанные к освобождению политзаключенных, Минск освобождал их тогда, когда припекало на «восточном фронте».

Есть международный опыт, когда санкции приводили к изменению режима (ЮАР), ускоряли смену режимов (Югославия), сажали режимы за стол переговоров (Ливия, Иран, Венесуэла).

У санкций нет бесспорной истории успеха.

Они - обоюдоострое оружие, это как химиотерапия против рака.

Она не всегда успешно лечит онкологическую болезнь и часто наносит вред организму.

Но бывает, что у врачей нет других опций.

И у Запада сегодня нет других опций реакции на то, что делает Лукашенко.

Если смотреть реалистично, альтернатива санкциям - это не делать ничего.

Никто Лукашенко не предлагает миллиарды долларов за хорошее поведение.

Тогда остается использовать плеть.

Западные политики не живут в мире Realpolitik, модного в постсоветских странах.

У этих политиков есть избиратели, есть медиа, которые на них давят, и они вынуждены реагировать.

Не делать ничего - это идея, оторванная от западной политической реальности.

У санкций нет единственной цели - заставить Лукашенко стать милым.

У них есть цель - показать ему и всем остальным подобным лидерам, что у подобных поступков есть цена, что за такие поступки будет наказание.

По сути, это публичная порка, особенно в истории с Ryanair.

И вторая цель - это сдерживание.

Мы не знаем, как бы вела себя власть, если бы санкций не было.

Я готов поспорить, что если бы ЕС и США в ответ на репрессии вообще не вводили бы санкций, то результат был бы хуже.

Если бы в ответ на Крым и Донбасс не было санкций в отношении России, то остановились бы россияне там, где они остановились?

Если бы в отношении Беларуси не вводили санкций, возможно, политзаключенных было бы не 700, а 7000.

Если Лукашенко так заботится о суверенитете страны, то он мог бы уступить Евросоюзу.

Если он не уступает ради своей власти в нынешнем формате, то причину углубления зависимости от России нужно искать не в санкциях, а в нежелании Лукашенко идти на компромиссы.

Я допускаю, что если бы начался острый конфликт между белорусскими и российскими властями, который мог бы привести к потере белорусского суверенитета, то позиция ЕС могла бы стать мягче.

Но на логику "если вы будете нас давить санкциями, мы сдадим суверенитет, потому что мы патриоты", Запад поддаваться уже не будет.

Если Лукашенко кого-то помилует, то на Западе будут разные голоса.

Будут страны, которые скажут, что нельзя снова вступать в этот торг только потому, что он начал частично выполнять одно из условий Запада.

Но будут и страны, которые побоятся "испугать" хороший тренд. И они посчитают, что нужно воспользоваться началом этого тренда.

И может не сложиться консенсус в пользу нового пакета санкций.

В последнее время у Лукашенко не было раздражителя, который бы сделал помилование имиджево недопустимым.

Если бы 10 сентября ввели новый пакет санкций, освобождение политзаключенных через неделю выглядело бы как "прогнулся".

Но последние санкции были введены США 9 августа.

Так что помилования возможны, тем более что и Пресс-клуб освободили, и прекратили дело Pandadoc, освободили Повалишева.

Путин искренне считает абсурдом существование независимых Беларуси и Украины.

Было бы странно, чтобы он или Лукашенко говорили, что политической интеграции никогда не будет.

Она записана в договоре о создании союзного государства, Лукашенко ее подписал, Путин подписал ратификационный документ к ней.

Песков сказал - интеграция не означает, что объединяемся, она означает, что мы сближаемся.

Лукашенко даже не придется лукавить.

В том, что они подписали, нет обязательств, из которых придется выкручиваться.

Возможно, российские чиновники решили, что стоит подписать то, что согласовано, а реальной интеграцией заниматься в учебно-боевых центрах и в портах Ленинградской области.

Никакого общего правового поля эти союзные программы не создают.

Речь идет о сближении национальных правовых полей.

Это все вроде дымовой завесы.

Смотреть надо не туда.

Кремль активизировал институциональные механизмы привязки уже постлукашенковской Беларуси.

Это происходит и в военной сфере, и в логистической.

Путин делает ставку на институциональные механизмы привязки постлукашенковской Беларуси.

Чтобы у следующей власти, независимо от того, кто это будет, свобода маневра была еще меньше.

"Дорожные карты", союзные программы — это явно не тот механизм, на который Кремль делает ставку.

Россия рассчитывает на более надежные "якоря".

2 сентября. Владимир Макей: Евросоюз отказывается провести консультации по вопросам нелегальной миграции, хотя Беларусь предлагает сделать это с апреля

12 сентября. Александр Лукашенко: пока не будут сняты эти безмозглые санкции и унижение наших патриотических людей, разговаривать с ними (с Западом — Ред.) не будем, на колени не станем.