Бывший посол Беларуси в Словакии Игорь Лещеня был первым топ-чиновником, который поддержал протесты. Его обращение, распространенное в ночь на 16 августа, имело эффект бомбы. Пример Лещени, одного из самых опытных дипломатов страны, переняли еще несколько послов.
«Наша Нива» встретилась с Игорем Лещеней, чтобы обсудить текущие темы, а также затронуть те, уже исторические, события.
- Уже в августе вы понимали, что изменений не будет? Но был ли шанс в те дни повернуть историю в другое русло?
- Революция либо делается в течение первой недели, либо она переходит в «игру вдолгую». Было много энтузиазма, но не было никакой ясности.
18-19 августа я посмотрел состав Координационного совета, посмотрел их действия и у меня возникло много вопросов. Мне показалось, что это несерьезно.
- Объясните, почему?
- Прежде всего состав. Это очень интересные люди. Однако у меня сразу появились основания говорить в их адрес витиеватые комплименты: вы молодцы, люди двух штабов (представителей Цепкало там почти не было, и это уже намек на раскол), вытащили на себе кампанию, но вы не представители народа, а в лучшем случае организационно-интеллектуальный штаб.
Вы не представляете даже всю интеллигенцию и весь бизнес. И я не удивлялся, когда удивлялись они: почему с нами не хочет говорить Лукашенко, почему не хочет Путин. Я увидел много революционного энтузиазма, но не увидел никакого замысла.
В моем понимании это было несерьезно. Даже если революция побеждает в первую неделю, то это не всегда потому, что людей довели до предела, а потому, что был какой-то план. Тут же плана точно не было.
Мы вышли, нас 200 тысяч, мы красиво прошли. Но это не план!
Где-то в октябре на меня вышли представители белорусской организации за границей (не Тихановская и не Латушко). Был очень интересный диалог с ними. Попробую его воссоздать. Вопрос мне: «Нас же 80%, почему люди не выходят, почему чиновники не переходят». Откуда вы взяли, что нас 80%, вы что, платформу «Голос» не читали? Хотя там все очень корректно, они исходили из этого. Но даже исходя из того, что они написали, видно, что нас не 80%. Лидеры Координационного совета убеждали себя, Лукашенко, народ, Россию, что нас 80% и они представляют эти 80%.
Мне это чем-то напоминало работу Администрации Лукашенко, только с другим знаком. Я даже смотрел, может, там есть сотрудники Администрации, хотя бы бывшие. Это такой психологический подход, когда путали агитацию на широкие массы и холодное обсуждение проблемы. В чем фишка «народного президента»: во время любого обсуждения стоит камера БТ или ОНТ. Разве в такой атмосфере возможен обмен какими-то нетривиальными мыслями? И тут так, с одной стороны надо убедить народ, что нас много, а с другой — сами начинают в это верить и отрываются от реальности.
Второй вопрос мне: «Игорь Александрович, куда делись топ-чиновники? Не так давно от власти откалывались топ-чиновники». Стоп, я не помню топ-чиновников. Это журналисты, кто-то еще, по незнанию или ради поддержания революционного духа, называли средне-рабочий класс чиновников топами. И все соглашались с этим. Топ-чиновников не было.
- А как же Латушко?
- На тот момент он был директором Купаловского театра. Это уважаемая должность, но не топ-чиновник. Я не говорю про заместителей начальников отделов, ведущих специалистов. Но люди верили, что уходят топ-чиновники. И даже идеологи верили. Еще вопрос: «Почему послы не поступают по вашему примеру?» Стоп, я уже два месяца на тот момент как сделал свое заявление, но я никому не нужен! Куда пойдут те 40 послов, которые якобы всем нужны?
Я уже говорил, что задачу можно решить, если вы ее правильно назвали, если вы ее не назвали, то никогда не решите. Сейчас уже работают немного глубже, но тогда трезво ситуацию никто не хотел оценивать. Надо оценить сколько нас, сколько готово протестовать на улицах, сколько на кухнях, сколько сторонников Лукашенко, ну не 3% же.
Сейчас мы имеем опрос, что 38% в городах — это сторонники перемен, 27% — сторонники Лукашенко (может и по принуждению некоторые). И очень большая группа наблюдателей, которым в душе, может, и противно, но для того, чтобы завестись, им нужно что-то ясное и стабильное. Они должны знать, что будет, куда их поведут лидеры, нужны программы.
- Тертель на «Гродно-Азоте» говорил, что его ведомство ждет весны, когда могут вспыхнуть новые протесты в связи с экономической ситуацией. Думаете, возможно?
- Ситуация идет к тому, что протесты неизбежно будут, власть сама ведет к этому. Триггером к протестам может стать что угодно. А может и весны ждать не надо, народ дождется Всебелорусского собрания, где не будет ни одного представителя народа, а собрание это может принять новую Конституцию, даже без референдумов. Вот и все.
Мы увидим гибрид съезда КПСС и ЦК КПСС, поэтому может быть что угодно. Я думаю, власти понимают, что любой референдум, даже самый травоядный для власти опасен. Поэтому слово «референдум» Лукашенко произнес только один раз — 16 августа, когда посещал МЗКТ, когда было все плохо. Референдум — это значит, что власти активизируют людей. Я уже говорил, что сейчас идет наш знаменитый «пожар на болоте», когда снаружи все спокойно, а внутри у людей все полыхает.
- Всебелорусское собрание Лукашенко будет пытаться продать народу или России?
- После того как мы услышали о конституционном статусе этого собрания, уже никому не удастся продать. У меня есть стойкое ощущение, что новый статус Всебелорусского собрания для России был таким же удивлением, как и для всех нас. Если Лукашенко что-то Путину и обещал в Сочи в сентябре, то только не это. Ни один белорусский чиновник столько раз не озвучивал слово «референдум» как министр иностранных дел России Лавров. Когда нужно понять, что должна делать власть, — нужно слушать Лаврова.
Лукашенко ситуационный игрок, он меняет правила по ситуации. Теперь он хочет уйти не уходя, а еще лучше не уходить вообще. Когда ему кажется, что ситуация устаканивается, то все это вылезает. Несмотря ни на что, власть считает, что представляет народ. И, если уж играть по правилам, то пусть власть откроет участие в Собрании, чтобы депутатов избирали не запуганные трудовые коллективы, а дворы, улицы, любые люди в личностном качестве.
Никто ведь даже не знает, как делегаты туда избираться будут! Придет заместитель по идеологии на работе и скажет: ты участвуешь. Хотите всенародный — сделайте всенародный. Пригласите оппозицию, лидеров протеста, Лебедько с его альтернативной Конституцией.
- Единственный диалог мы пока видели — в СИЗО с Бабарико.
- Я понимаю, но слово «диалог» не должно быть ругательством. Я не исключаю, что на определенном этапе жизни прижмет если не Лукашенко, то его окружение. Мы уже вошли в такую стадию, что сами уже не договоримся. Поэтому нужны посредники в виде ЕС и России, я сознательно опускаю ОБСЕ, будет баланс представлен сил. ЕС — уже игрок, так как во взаимодействиях с лидерами протеста, вводит санкции. Это уже форма диалога. А Москва не от хорошей жизни, но вынужденно поддерживает Александра Лукашенко.
- Есть ли шанс, чтобы Москва услышала лидеров протеста?
- Координационный совет и других деятелей зарубежья она уже не услышит по ряду причин. Азарт революции нужно пропускать через мозги.
Я уже говорил вам о 18 августа — это был очень интересный день. Там были два важных события. И Лукашенко свою часть отыграл очень складно, а оппозиция — нет. На совещании у себя Лукашенко обвинил, что Координационный совет является сторонником радикальной программы, которая два часа провисела на белорусскоязычной версии сайта Тихановской. Только косвенно, во время интервью Знака и Колесниковой «Коммерсанту», они это признали. Это была программа одной уважаемой старой политической партии. Эта программа не могла объединять народ. Лукашенко говорил, что они хотят массовой приватизации, вхождения в НАТО и выхода из Таможенного союза.
Буквально через три часа Координационный совет давал первую пресс-конференцию. У меня есть подозрение, что в рамках революционной ситуации они не слушали внимательно совещание с участием Лукашенко. Они отреагировали на какие-то третьестепенные слова Лукашенко, но не отреагировали на причастность к этой радикальной программе. Спорю, что это заметил не только опытный Лещеня, но и посол Мезенцев, и Лавров, в Администрации Путина. После этого можно 200 раз клясться в любви к России, но поздно.
Лукашенко сделал грамотно, что Тихановская оказалась в Литве, а Латушко — в Польше. В любом случае, ты учитываешь мнения тех, кто тебя приютил. Россия нашла идеологическую нишу удобную, мол, эти люди сидят в ЕС. Пусть Латушко и Тихановская на тысячу процентов самостоятельны, но они там, а у России свои трудности в отношениях с ЕС. А плюс ко всему Литва и Польша — это бывшее Великое Княжество Литовское. Не смейтесь, для россиян это важно. Может, с ними и будут говорить, но только от большой безнадеги. Думаю, Москва будет стараться с кем-то разговаривать, но пока никого не нашла.
- Почему все же протест не побеждает?
- Потому что не было трезвой оценки ситуации. Не было работы с различными группами, сейчас, видимо, работа уже ведется с теми, кто протестует на кухне.
Демонстранты никаких ошибок не совершали, ошибки в отсутствии плана делали те, кто претендовал на лидерство. Люди стоически выходили десятки раз, не зная цели — это подвиг. Власть уже месяца два провоцирует протестующих на насилие, слухи об использовании оружия, о каких-то разведданных. Если бы после убийства Бондаренко кто-то разбил пару витрин, сжег автомобилей несколько, то власти бы почувствовали себя в своем поле. Вот они — восстание, хулиганы! А так люди стоически выходят, но не переходят грани. И ежу, и Москве понятно, что власть ведет себя неадекватно.
Будучи в патовой ситуации демонстранты выбрали единственный правильный вариант действий. Пусть он и тяжелый, но никто не поддается на провокации, усложняя жизнь силовикам.
- А Колесникова, Латушко, Знак могли как-то иначе себя в августе вести?
- Тяжело сказать. Их деятельность была направлена на одно — они убеждали себя и народ, что они лидеры народа и их 80%. У меня было ощущение, что были попытки. Я видел встречи Колесниковой с представителями заводов. Но было очевидно, что с Координационным советом, в том составе, в котором он был создан, никто говорить не будет.
- А с кем будут? С топ-чиновниками?
- Про чиновников другая тема. Многим людям элементарно некуда уходить. Вот я ушел, я без работы и буду долго без работы. Куда пойдут остальные послы? В НАУ? Там столько ни денег нет, ни нужды в них. Чиновник же типичный белорус, он должен понимать, что будет потом, какая альтернатива.
Когда в конце октября был «народный ультиматум», и из-за границы, и отсюда на меня вышли люди, призывавшие обратиться к дипломатам, чтобы они уходили с работы. Я сказал, что не буду. Если я их призываю увольняться, то я должен сказать им, куда идти работать. Людям нужно давать альтернативу. Это тогда казалось, что за неделю все может измениться. Я здесь сижу без работы, а что я им могу предложить.
- Неужели у вас нет никаких предложений по работе?
- Нет, абсолютно серьезно.
- В августе ожидали, что Румас может присоединиться к протесту. Это было реально?
- Думаю, нет. Румас — это элита, которая много чем связана. У него могут быть ограничения, о которых мы можем не знать. Я не хочу ничего придумывать, но там могут быть самые разные нити, связи. Я не исключаю, что Румас с самого начала мог быть под каким-то контролем. Если бы он что-то сказал, то это был бы явно сигнал. У нас же чиновники один за другим стоят. Только Лещеня был таким, что за ним кроме жены, детей и кошки никого не было. А в структурированной элите есть свои правила. Румас — это структурированная элита. У нас много сейчас «вторых поколений»: Румас, Турчин, Рыженков, Крутой. Если бы такой человек системной элиты, как Румас, присоединился, то это был бы серьезный сигнал. "Наша Нiва"
Добро пожаловать в реальность!