В этом году Беларусь отмечает 77-ю годовщину победы в Великой Отечественной войне. Но как относиться к 9 мая сейчас, в 2022 году? Как к празднику или дню скорби? Об этом рассуждает психоаналитик Сергей Попов.
В песне «День Победы» есть строчка, которую, как мне кажется, мы не понимаем до конца: «Праздник со слезами на глазах». Сейчас мы наблюдаем, что второй компонент — те самые слезы — будто вырезаны из контекста этого дня.
Еще будучи ребенком и подростком я ходил на парады Победы. Если быть искренним, тогда у меня не было понимания, что мы празднуем, какой глубокой внутренней болью сопровождались эти события. Подлинный смысл этой войны, того, что на самом деле означает победа, пришел позже.
Цена победы, понимание, что такое «праздник со слезами на глазах» стали понятными благодаря рассказам родных о том времени: обе мои бабушки были в концлагере, первый муж одной из них погиб на войне, дедушка был минером и дошел до Берлина. Больше общаясь с ними, я перестал воспринимать 9 мая как праздник, а начал думать о нем как о дне памяти и рефлексии — как происходящее в эти годы повлияло на жизнь целого поколения и продолжает влиять на нашу жизнь.
«Горевание возвращает понимание фундаментальной ценности человеческой жизни»
Психика устроена так: когда человек сталкивается с чем-то ужасным, одним из ее последующих ответов будет то, что в психиатрии называется маниакальной реакцией. Она связана с отрицанием, отделением от себя боли, переживанием потери, чувством вины. В контексте Великой Отечественной войны долгожданная победа повлияла на возникновение чувства торжества и всемогущества. Учитывая количество разрушений и жертв, такая реакция была необходима как мощная защита от депрессии, глубокой внутренней боли, невосполнимости потерь и осознания количества разрушений. И это нормально.
Однако есть одно «но». Дело в том, что для развития психики одного конкретного человека и общества в целом вслед за такой мощной маниакальной реакцией должен прийти второй этап: те самые слезы, оплакивание потерь и рефлексия. Если этого не происходит, у победителя есть риск застрять в этой маниакальности: «Ну мы же это сделали».
Для чего важен второй этап? Горевание возвращает понимание фундаментальной ценности человеческой жизни, ее безвозвратности. Если оплакивания потерь не происходит, мы можем говорить о том, что человеческая жизнь ничего не стоит. Когда у всего общества не сформировано понимание, как ценна и важна жизнь, сохраняется большая вероятность и предпосылки к террору, повторению в той или иной форме войны. Это тотальное искажение реальности, фатальное заблуждение, вследствие которого может возникать желание: «Мы можем повторить». Сейчас мы свидетели того, к каким катастрофическим последствиям это приводит.
Я все больше убежден, что в Советском Союзе сложилось печальное стечение обстоятельств. Победа в войне стала своеобразной «ширмой», отодвинула предыдущий и последующий террор внутри страны. Это чувство победы, ощущение, что мы великая нация, угроза внешнего врага, с которым нужно бороться, затмило проблемы внутри страны. Разве это не используется до сих пор?
«Этот человек не был только солдатом. Его жизнь была гораздо многограннее»
Не замечаете ли вы, что когда люди вспоминают о погибших на войне, то память о них находится в очень узком диапазоне: это был солдат, офицер, и это словно все его предназначение в жизни. Но ведь этот человек не только служил в армии, его жизнь не началась с войной, а была гораздо многограннее. Где вся остальная жизнь? Где люди, которые ждали писем, а получили похоронки? А где те, которые даже не знают, куда сходить на могилу? Об этой боли нам известно мало. В этом есть сужение реальности, редуцирование ее до какого-то конкретного события.
Огромная незаживающая рана — истории с братскими могилами. Получается, существовала Красная Армия, существовало абстрактное понятие «народ», мы называем цифру захороненных в братской могиле и часто даже не называем имена. Но ведь это люди. Люди, которыми история распорядилась таким образом, будто бы их и вовсе не существовало, и, как следствие, и горевать будто не по кому. Прямо сейчас на наших глазах непроработка тех самых слез и горевания заставляет историю повторяться, что мы видим на примере Украины и братских могил. Рефлексии не произошло, значит, все методы доступны ради первого компонента — победы. Если бы второй этап — слезы — наступил, это повторение событий вряд ли было бы возможным.
«Нашему обществу необходимы дискуссии о том, что мы наследуем на самом деле: победу или горе?»
Сейчас парады Победы и речи тех, кто на них выступает, все больше убеждают, что на самом деле это не имеет никакого отношения к нашему прошлому. Им, прошлым, злоупотребляют ради целей в настоящем, а победа используется как что-то вырванное из всеобщего контекста трагедии.
В Советском союзе не было Нюрнберга, не было проработки потерь: раскулачивания, голодоморов, репрессий, войны, не было открытия исторических документов, чтобы писатели, журналисты, историки могли рассказывать о том, сколько личного унесли все эти события. Это необходимо сделать — как бы ни было больно — для того, чтобы мы могли не скрывать, что такая болезнь общества была и есть. Пока мы не признаем эту болезнь, не начнем ее лечить.
Этот процесс нужен для понимания, что во всех преступлениях против человечности есть жертвы и есть виновные, которые понесут соответствующее наказание. Чтобы правда становилась частью жизни, иначе формируется искаженная, извращенная реальность. За преступления над собственными людьми не было суда и, получается, не было виновных. Это делает возможным то, что люди, которые обладают властью и совершают преступления, все равно продолжают находиться у власти. Это искаженная реальность, а не правда, это психоз.
Нашему обществу необходимы диалоги и дискуссии о том, что мы наследуем на самом деле: победу или неотъемлемое от нее огромное неизлечимое человеческое горе? Без этого тяжелого длительного процесса: диалога о бессилии, боли, раскаянии, покаянии, примирении — мы обречены на повторение этого всего. Только так возвращение того, что происходило, становится невозможным.
Добро пожаловать в реальность!