В последнее время независимая белорусская социология наиболее востребована. Во-первых, потому, что ее мало. Во-вторых, потому, что именно она позволяет понять реальное соотношение людей с разными политическими взглядами в стране. Одни из немногих структур, которые такую социологию предоставляют, — негосударственная социологическая компания «Новак» и Белорусская аналитическая мастерская (BAW).
Создатель этих структур доктор социологических наук Андрей ВАРДОМАЦКИЙ рассказал корреспонденту газеты «Белорусы и рынок», чем отличаются сторонники протестов от их противников и какой рейтинг у Светланы Тихановской.
— В конце года прозвучало несколько высказываний от провластных политологов и аналитиков, например Александра Шпаковского и Андрея Муковозчика, которые утверждают, что независимая социология, и ваша компания в частности, работают на грантах. А кто платит, тот, мол, нужные результаты и получает, то есть такие результаты не являются достоверными. По чьему заказу работаете вы?
— Ответ простой. Когда вы сдаете анализ крови в медицинской лаборатории — платите вы. Вы всегда получаете приятные результаты?
Что касается грантов, то мы не работаем на грантах — это принципиально. И это понятно уже по той простой видимой вещи, что мы не занимаемся шумным пиаром данных, массированной публикацией данных и т. п. Мы — измерители, а не пиар-провайдеры. Работаем в стандартных, принятых во всем мире условиях коммерческого заказа. Социологические цифры являются такой же продукцией, как любой другой товар. И, как любой товар, они должны быть качественными. Качество обеспечивается выучкой сотрудников и системными non-stop социологическими проверками поля. За некачественные данные рынок очень быстро перестает платить.
Теперь об упомянутой вами критике. Мы работаем на рынке. А на рынке любой маркетинговый отдел анализирует не только качество продукта, но и качество его критики. Потому такая критика, извините, нам просто прагматически выгодна.
В теории коммуникаций есть такое понятие — «месседж с нулевой целевой группой». Кажется, это тот случай.
Что же касается методологии, которую мы сейчас используем, то в 1994 году мы предсказали победу Лукашенко с точностью в 1,4 %. По таким же методикам, с определенными усовершенствованиями, мы работаем и сегодня.
После завершения методически обоснованного измерения наступает следующий этап — восприятие этих цифр общественным мнением, медиа, экспертным сообществом. Такого, чтобы результаты исследования понравились всем, не бывает. Это подтвердят коллеги из любой страны на любой конференции. В социологической среде это называют элементом производственного процесса. Помню, в конце прошлого года нас критиковали за цифры в отношении снижения ориентации на Россию. Но российские социологи, тогда же проведя исследование в Беларуси, тоже зафиксировали такой результат. Что, российские социологи тоже «продались Варшаве»?
— На прошлогодних выборах «Новак» с такой же точностью предсказал победу Лукашенко?
— Точность предсказания определяется сравнением данных социологического опроса и данных ЦИК. Но, во-первых, сегодня проводить электоральные измерения имеют право только государственные структуры, а во-вторых, сравнивать данные нашего избиркома как эталонные с данными социологических исследований международные социологические структуры не рекомендуют.
— Каковы требования к качеству данных?
— Да они просто жесткие. Происходит системная, всесторонняя и непрерывная проверка международными социологическими службами исследования на каждом этапе. И мы не знаем, как и когда, работу какого интервьюера будут проверять. Будет ли это личный визит проверяющего или в нынешних условиях телефонный разговор. Например, если заказчиком Gallup является Всемирный банк, который принимает решение ценой в сотни миллионов в каждом конкретном регионе, то он снимает с него три шкуры за качество исследований. Соответственно, со своего субподрядчика Gallup снимет уже десять шкур.
Кстати, в этой связи уместно было бы спросить: а какие формы внешнего контроля были у небезызвестного недавно проведенного десятитысячного опроса?
— С вас снимали десять шкур?
— Еще как! Скажем, нумерация домов по факту не соответствовала изначально запланированной. Специально приехали проверяющие, я лично их отвозил. Это было в Барановичском районе, в то время там шло строительство жилых домов, прокладывали трубы, поэтому план выборки изменился. И нужно было объяснять, что реализация рандомности осуществлялась согласно новой нумерации домов.
Кстати, в 2019 году международная сеть Gallup наградила лабораторию «Новак» за лучшее качество исследований среди компаний постсоветского пространства.
— Сегодня становятся популярными онлайн-исследования. Можно ли утверждать, что в будущем они войдут в привычный арсенал методик работы социологии, как facetoface-интервью?
— В перспективе — да. Когда в Беларуси будет поголовная интернетизация.
— Но и сегодня она немаленькая — согласно вашим же исследованиям, около 70 % пользуются интернетом для получения новостей.
— А что делать с остальными 30 %? Ведь значение и электоральный вес голоса респондента, который оказался за бортом интернета, точно такой же, как голоc самого продвинутого интернет-пользователя с тремя образованиями. Ведь он точно так же опускает свой бюллютень в избирательную урну. Но в нынешних онлайн-исследованиях этого голоса нет. В результате электоральный ландшафт, медиаповедение, потребительское поведение — что бы мы ни исследовали, — будет искажено. И еще одно уточнение. В онлайне можно построить модель выборки, соответствующей формальным демографическим показателям: будет такая же пропорция мужчин и женщин, такая же пропорция жителей разных типов поселений (города и деревни), возрастная, образовательная пропорция и т. д. Формально все будет выдержано. Однако в этой выборке в большей степени будут представлены экстраверты, то есть люди, ориентированные на большее количество высказываний, направленных во внешний мир. В этой выборке будут представлены люди менее занятые, имеющие время сидеть в сети. Ну и вообще политически более активные граждане, которые считают необходимым высказать свою точку зрения. Рандомность выборки по ее социально-психологическим параметрам соблюдена не будет, то есть выборка не будет репрезентативной даже при внешне соблюденных социально-демографических правилах ее построения.
— Традиционно в конце года вы проводите новогодний опрос, в ходе которого в том числе изучаете, насколько счастливы или несчастливы были белорусы в прошлом году. Как эти данные выглядели в 2020-м?
— Позиция «достаточно счастлив» снизилась с 57,7 % в 2019 году до 51 % в конце 2020-го. В то же время произошло повышение позиции «не очень счастлив»: с 29,3 до 39,5 %. Также в новогоднем исследовании мы всегда спрашиваем, насколько удачным был этот год для страны. Позиция «неудачный» возросла резко и кардинально: с 8,8 % в новогоднем исследовании 2019 года до 34,1 % в 2020 году. Вместе с тем количество белорусов, не теряющих надежду, было 45 %, испытывающих тревогу — 26 %, беспокойство — 27 %.
— Исследовали ли вы протестное движение, и если да, то каковы результаты?
— Основной тезис официальной точки зрения заключается в том, что участники протестов — это «несознательная молодежь». Так вот, исследования показывают, что количество молодых людей в возрасте 18—29 лет точно такое же, как и людей в возрасте 56 лет и старше, — примерно по 20 %. Это говорит о том, что в протестах участвует не только «несознательная молодежь», но и категория граждан, возраст которых равен возрасту наиболее известного политического субъекта страны.
Что касается образования, то средний уровень образования участников протестов выше среднего уровня образования населения Беларуси. А процент людей с высшим образованием выше процента людей с высшим образованием по стране в целом.
— Каково отношение к лидерам оппозиции?
— Данные лета — начала осени показывают, что Светлана Тихановская лидировала. Что касается динамики сегодняшнего дня, то ее электоральный рейтинг снизился, потому что она постоянно заявляет, что не имеет президентских амбиций.
— Вы лично начиная сентября, проводите фокус-группы как с участниками протестов, так и с противниками. Как меняется настроение протестующих, их цели?
— В отношении целей ничего не меняется. Как граждане своей страны, люди хотят участвовать в принятии решений.
Вообще основной характеристикой взаимоотношения двух этих групп — сторонников протестов и их противников — является феномен ценностной взаимонепереходимости. У них принципиально разные шкалы оценки ситуации. Для сторонников перемен шкалой является ситуация в настоящее время в других странах: насколько было бы лучше, если бы в Беларуси было бы так же. Вот с этой позиции они осуществляют сравнение того, что есть сейчас. А противники протестов сравнивают с тем, как было в стране в начале 90-х.
И второе. Если для сторонников перемен характерна глубокая внутренняя потребность участия в принятии решений, то у противников перемен такой потребности нет. Они удовлетворены тем, что решения принимают за них.
Вместе с тем уже самые последние данные показывают переходы провластных людей в стан сторонников изменений. Это происходит на четырехмесячном отрезке времени. Нужно изучать эту динамику.
— Как изменились настроения протестующих?
— По фокус-группам четко видно, что степень неудовлетворенности практически осталась такой же. Более того, из-за репрессивных действий со стороны государства она стала острее.
— А что бы вы могли сказать по геополитической ориентации белорусов сейчас?
— Опять же отвечу кратко. Можно говорить о некоем новом процессе в белорусском геополитическом массовом сознании: это расслоение понятий «Россия», «Народ России» и «Кремль».
Марина Богданова, "Белорусы и рынок"
Добро пожаловать в реальность!