Лидеры мнений — о событиях этих дней и воскресного марша памяти, в частности.
Сергей Наумчик, писатель, экс-депутат Верховного Совета: «Затрыманых, якія размаўлялі па-беларуску, пазначалі па твары фарбай для «усиленного внимания». А потым зьбівалі. Гэта — генацыд. Вось пра што трэба казаць Сьвятлане Ціханоўскай у еўрапейскіх сталіцах. Генацыд, а не «парушэньне правоў чалавека».
Франак Вечерко, помощник Тихановской по международным вопросам: «Сёньня быў для ўсіх цяжкі дзень. Мы ўшанавалі памяць Рамана. На жаль, многіх нашых забралі. Я разумею ўсіх тых, хто заклікае перайсьці да гвалтоўнага супрацьстаяньня, але гэта не выхад. Адказваючы гвалтам на гвалт, мы губляем маральную перавагу і аддаляем перамогу.
Улады хочуць, каб мы перайшлі да гвалту, правакуюць на гэта. Давайце не паддавацца эмоцыям. Я думаю, што мы павінны працягваць настойлівы і пасьлядоўны мірны пратэст. Шукаць новыя пункты ціску. Разбудоўваць структуры, умацоўваць тылы.
За 100 дзён пратэстаў мы істотна удасканалілі самаарганізацыю, але і карнікі адтачылі навыкі таксама. Відавочна, нам трэба заняцца бясьпекай, абаронай людзей. Магчыма, дварам прыйшоў час ствараць дружыны, якія будуць папераджаць пра прыезд слабавікоў, не даваць праводзіць масавыя хапуны, адбіваць сваіх. Самаабарона (без зброі!) зьяўляецца законным правам кожнага грамадзяніна, і гэтым правам мы павінны карыстацца.
Многім не падабаюцца маршруты і месцы збору. Мне часам таксама. Але я давяраю тым, хто гэтым займаўся ад самага пачатку пратэстаў. Акрамя Плошчы Незалежнасьці, Нямігі і Стэлы — у Менску ня так шмат месцаў, дзе можа хутка сабрацца вялікая колькасьць людзей.
Калі людзей мала — разганяць прасьцей. Як толькі сабралася крытычная колькасьць — ужо не разгоніш. Улады гэта засвоілі, і робяць усё, каб ужо ад раніцы ніхто ня мог дабрацца, а людзі не маглі сабрацца. Нават калі б людзі сьцягваліся маленькімі маршамі з раёнаў — вынік быў бы, на жаль, падобны на сёньня.
На жаль, няма правільнага маршруту, пляну, сцэнару, пункту збору. Усё мае плюсы і мінусы. Рэвалюцыі не адбываюцца па сцэнарах, а найчасьцей — насуперак ім. Ніхто ня мог прадказаць Ціханоўскую, падзеі 9-11 жніўня, нацыянальны ўздым і статысячныя маршы. Гэта ўсё магчыма толькі адкрытым гнуткім сцэнарам, калі непаваротлівая машына рэжыму ня ў стане на зьмены рэагаваць.
Кожны дзень, кожны выхад на вуліцу, кожная зборка ў дварах — можа быць вырашальнай і пераможнай. На жаль, мы ня можам перамагаць кожны дзень. Але галоўнае, каб перамогаў было больш чым паразаў. А ў нас перамогаў вельмі шмат. За апошнія 100 дзён мы дабіліся калясальных вынікаў. Мы з вамі адваявалі прастору. Мы з вамі стварылі новую грамадзянскую супольнасьць. Давайце зафіксуем, чаго мы дабіліся, і падумаем, дзе мы можам быць лепшымі. Дарогі назад няма. Трэба даціснуць рэжым да канца».
Сцепка у мемориала памяти Романа Бондаренко. Незадолго до зачистки
Геннадий Коршунов, экс-директор Института социологии Академии наук: «Что-то я сегодня не вижу постов о том, что, дескать, протест сдулся... Знаете, почему не вижу? Потому что нет таких постов.
Потому что ничего не «сдувается». И все видят, кроме Лаврова. Если кто этого не видит, просто спросите у него, когда власти закрыли самое большое количество станций метро? Когда власти запретили ехать в некоторые районы наземному общественному транспорту? Когда власти приказали блокировать интернет на самое долгое время?
И еще все видят, это уже не «протест». Я не знаю, геноцид ли это, новый холокост или то, для чего еще нет слова...
Потому что я не знаю других случаев, когда людей, говорящих на одном из двух государственных языков, представители силовых органов метят краской для своего «усиленного внимания». Я не знаю, как правильно называются ситуации, когда флаг, который одна часть общества считает своим национальным, силовики бросают на ступеньки автозаков и заставляют проходить по нему. Я не знаю, как называется, когда одни забивают насмерть человека — за ленты национальных цветов...
Зато я, наверное, знаю, как называется то, что сейчас чувствуют беларусы. Не просто граждане Республики Беларусь, а — БЕЛАРУСЫ, где бы они ни жили!
Я знаю, почему гибель Бондаренко всколыхнула сильнее, чем Тарайковского, Шутова и других ребят — потому что появилось чувство МЫ. Три месяца назад его, этого чувства, не было. А сейчас оно есть. Потому что есть БЕЛАРУСЫ.
И я точно знаю, что сейчас дает это МЫ — оно дает огромную боль, чувство вины и жгучий стыд. Потому что эти чувства от единения сотен тысяч и миллионов Я. Мы делим между собой боль, вину и стыд — и каждое Я они уже жгут не так сильно.
Но пусть жгут. Это правильно. Пусть чувства жгут сильнее. Не потому что есть за что, а потому что МЫ будет крепче.
Это МЫ — есть, оно уже родилось. Оно живое и бьется как сердце. Наверное, оно для этого и нужно — для общей боли и общего счастья, общего горя и общих побед. Наверное, за эти месяцы боли было больше, чем побед. Но победы тоже были — и общие для всего МЫ, и отдельные для каждого Я.
Главное, что нужно понимать — это МЫ пережило опыт, который никогда не забудется. Ни опыт совместной боли, ни чувства общей победы.
Это нельзя загнать ни под какой плинтус».
Добро пожаловать в реальность!