Протестная часть белорусского общества уже не первый раз разделена на два лагеря («за» и «против»), имеющих противоположные точки зрения в отношении вводимых Западом санкций. Каждый из них имеет свою аргументацию и свое видение последствий экономических ограничений. Но если ранее отмена санкций и нормализация отношений между Западом и Беларусью происходили достаточно быстро, то сейчас, что называется, «коса нашла на камень» и похоже, ни одна из сторон не собирается уступать. Каковы перспективы противостояния в этот раз? На этот и другие вопросы EX-PRESS.BY ответил политический аналитик Артем Шрайбман.
— Белорусский политический кризис не разрешен, и от того, как он будет эволюционировать, какие решения будет принимать Лукашенко, зависит в том числе и судьба противостояния с Западом. В этот раз намного меньше стимулов у обеих сторон быстро откручивать свои конфронтационные посылы назад.
Для Лукашенко Запад стал еще более враждебной силой, чем раньше. По сути, идут обвинения чуть ли в подготовке войны против Беларуси. Режим уже сделал несколько шагов, которые перевели его в глазах Запада в разряд угрозы региональной стабильности: захват самолета авиакомпании Ryanair, создание миграционного кризиса на границах Евросоюза. Отмотать все назад намного сложнее, чем, как в прошлые времена, просто пойти на внутреннюю либерализацию.
С другой стороны, Запад поднял планку своих требований к Минску, и теперь Лукашенко не признается легитимным президентом. Запад требует проведения новых выборов. Отказаться от этих требований и начать смягчать свою позицию лишь в обмен на уступки по политзаключенным проблематично, так как это будет означать потерю лица.
Возможно, стороны могли бы согласовать дорожную карту взаимных уступок, но для этого потребуется намного больше времени, чем ранее. После выборов 2010 года подготовка разрядки в отношениях заняла нескольких лет, а сейчас этот этап может продлиться еще больше, если не произойдет того, что всегда толкало Лукашенко на новый этап флирта с Западом — ухудшение отношений с Кремлем или возникновение новой региональной угрозы, исходящей из Москвы, как это было в случае войны с Грузией и Украиной. Вопрос, как в таком случае Запад будет реагировать. Пока предсказать это очень сложно.
Сейчас предпосылок для деэскалации конфликта по старым лекалам на Западе нет. Судя по количеству помилованных на фоне роста количества политзаключенных в Минске тоже еще не «созрели» для нормализации отношений.
Зенон Позняк, критикующий политику санкций, говорит, что у Запада нет глубокого понимания того, что происходит в Беларуси. Верно ли то, что за два с половиной десятилетия Запад так и не выработал определенную стратегию в отношениях с белорусским режимом и санкционные инструменты — это единственное, что он может предложить в качестве ответа на действия властей Беларуси?
— То, что у Запада нет стратегии взаимоотношений с Беларусью, это правда. Беларусь не является важным внешнеполитическим приоритетом ни для Запада в целом, ни для Евросоюза в частности. Белорусская граница с Европой представляет некую проблему, которая время от времени то становится важной, то снова затухает. Но это все равно не фронт боевых действий, не поток мигрантов, сравнимый с кризисом 2015 года, скорее, это вялотекущий политический конфликт, в каком-то смысле гуманитарный кризис внутри страны, вызванный массовыми нарушениями прав человека.
Этого, к сожалению, недостаточно для того, чтобы Запад выработал долгосрочную стратегию в отношениях с Беларусью. Поэтому мы до сих пор наблюдаем реактивные меры на действия Лукашенко — наложение или снятие санкций.
Говорить о «пряниках» сложно, потому что для этого нужна разрядка в отношениях, как это было в десятые годы, когда в процессе нормализации отношений пришли к широкому сотрудничеству: программам технической помощи, упрощению визового режима и так далее.
Предлагать режиму «морковку» и одновременно называть его террористическим было бы очень странно. Поэтому вводят в действие санкции, а альтернатива им пока только одна: не делать ничего.
Как максимально точно можно охарактеризовать цели Запада, пока еще достаточно последовательно придерживающегося политики санкционного давления на белорусский режим: его уничтожение, наказание, принуждение к вступлению в диалог, прекращение репрессий или что-то иное?
— Судя по уровню западных санкций, цели уничтожения белорусского режима не ставится. Они не носят тотальный характер, не являются максимальными с точки зрения того, что Запад мог бы предпринять. Это, скорее, повышение цены за действия Лукашенко, публичное наказание, в том числе принуждение к диалогу. Есть и побочная цель: повышение цены содержания Беларуси для России, чтобы и последняя пришла к более конструктивной позиции по разрешению белорусского кризиса.
Нельзя сказать, что Запад до сих пор успешно справлялся с перечисленными задачами, потому что санкции пока не имеют предполагаемого эффекта. Однако мы не можем сказать, какую роль они играют как фактор сдерживания.
Что было бы, если бы санкций не было вообще? Возможно, политзаключенных было бы гораздо больше. Что помешало бы этому, если бы Запад не реагировал? Поэтому, видимо, сдерживающий эффект все же есть, но сейчас он чувствуется гораздо меньше, так как власть озабочена закатыванием потенциальных угроз под асфальт.
На ваш взгляд, маховик репрессий против гражданского общества раскручивался после событий августа 2020 года в силу внутренних причин или этому действительно способствовали западные санкции? Был ли в новой внутриполитической ситуации шанс у НГО сохраниться в прежнем виде и продолжать свою деятельность, как и раньше? Тот же Позняк, например, говорит, что после заявления Макея в апреле 2021 года Западу следовало остановиться, тем самым предотвратив уничтожение гражданского общества.
— Маховик репрессий был запущен в результате действия внутренних причин как реакция на протесты. Но уже в 2021 году к этому добавилось желание показать Западу, что его санкции не работают и имеют противоположный эффект. Особенно это стало заметно накануне четвертого пакета, когда Макей пообещал уничтожить гражданское общество в случае их дальнейшего усиления.
Это была попытка показать Западу, что если вы будете нас атаковать, то ваши союзники внутри страны будут страдать. Условно говоря, если вы идете на штурм, мы начинаем расстрел заложников. Поэтому в каком-то смысле санкции стимулировали репрессии. Но, безусловно, глубинные причины их возникновения находятся внутри системы.
Не принимать санкции Запад не мог, потому что единственной альтернативой им является не делать ничего. Однако и не реагировать на то, что происходит в Беларуси, Запад не может, в том числе по причине того, что Беларусь находится в Европе, это не далекая Мьянма.
О кризисе в Беларуси говорят и пишут все ведущие СМИ, и для европейских политиков не реагировать на него невозможно, потому что это принесет имиджевые потери. Когда же Лукашенко сделал кризис международным, поставив под угрозу институт доверия в гражданской авиации и затем способствуя миграционному кризису на границах Евросоюза, отсутствие реакции со стороны Запада означало бы поощрение его действий.
То, что говорит Позняк, это достаточно пустые рассуждения, потому что они оторваны от политической реальности. Санкции, предпринятые Западом после заявления Макея о гражданском обществе, были ответом на историю с Романом Протасевичем и принудительную посадку самолета.
Трудно представить, что могло быть иначе. В противном случае это означало бы, что в международной гражданской авиации установились новые правила, что автократы могут перехватывать самолеты над своей территорией и арестовывать независимых журналистов, оппозиционеров, критиков власти. И это все безнаказанно.
Но в глазах Запада даже белорусское гражданское общество не является той священной коровой, ради который можно было бы позволить диктаторам разрушать правила, по которым функционирует международная гражданская авиация. Цель наказать Лукашенко была намного важнее, чем мысль о том, что кто-то из заложников режима может пострадать. Думать, что могло быть иначе, можно, но это большая иллюзия.
Предположим, что белорусский режим в конце концов потерпел крушение в результате западных экономических санкций: предприятия встали, началась массовая безработица, вспыхнул социальный протест, который и привел к падению режима. Какова вероятность того, что европейский аналог плана Маршалла способен восстановить экономику Беларуси хотя бы до прежнего уровня и ждет ли ее в этом случае глубокая реструктуризация?
— Многое зависит от деталей будущих изменений: кто придет на смену Лукашенко — российские марионетки, белорусские силовики в образе новой хунты, умеренные представители номенклатуры или демократы. В каждом из перечисленных вариантов реакция Запада будет разной.
В целом же, если те суммы, о которых шла речь (три миллиарда евро), будут выделены, то такая помощь, конечно же, по крайней мере способна смягчить удар от возможного экономического коллапса, вызванного жесткими санкциями. Вполне вероятно, помощь станет и своего рода спасительным кругом для белорусской экономики.
Но такая ситуация — падения экономики в бездну — не самая вероятная как итог белорусского кризиса. Есть Россия, которая не заинтересована доводить белорусский режим до коллапса. Это риск, на который она не готова идти. Проще продолжать спонсировать Лукашенко на минимальном уровне, чтобы этого не допустить.
Что же касается возможной реструктуризации экономики, то, скорее всего, это неизбежно при подобном сценарии. Если обвалится сегодняшний государственный экономический сектор, который, по сути, является пылесосом ресурсов, а не производителем дополнительной прибыли, то намного более разумным станет строительство на его месте новых востребованных в мире отраслей. Но, повторю, вряд ли обвал случится, все будет намного более вязко, растянуто во времени, реформирование экономики не будет шоковым.
Добро пожаловать в реальность!