К годовщине президентских выборов EX-RESS.BY попросил лидеров мнений высказаться о событиях августа 2020 года с позиций сегодняшнего дня. На наши вопросы ответил методолог и философ Владимир Мацкевич. По стечению обстоятельств, на следующий день его задержали. Сотрудники КГБ провели у него дома обыск. По какому уголовному делу задержан Мацкевич, пока неизвестно.
1. По вашему мнению, события августа 2020 года и последующие за ними были инспирированы странами Запада, Россией или они имели внутренние причины?
— Конечно же, они имели внутренние причины. Они были предсказуемы и ожидаемы. В стране достаточно было поводов для того, чтобы вызвать такую волну возмущения.
2. Это был «стихийный народный бунт», «демократическая революция», «путч, организованный оппозицией», «неудавшаяся попытка цветной революции», «заговор внешних сил» или что-то другое?
— Мой ответ на первый вопрос уже отбрасывает целый ряд конспирологических версий. Конечно же, это было стихийное возмущение и, можно сказать, несостоявшаяся революция. Потому что после первого шага, выхода людей на улицы, когда была фактически парализована власть, мы не сделали второго шага.
Наши старые политические структуры оказались не способны возглавить протест и воспользоваться этим народным возмущением, а новые даже и не предполагали этого делать, потому что рассчитывали просто на голосование и на то, что режим будет выполнять свои собственные законы.
Это были наивные надежды, именно поэтому революция не завершилась. Ее можно считать даже несостоявшейся. Но революционная ситуация и политический кризис сохраняются. Революция вполне возможна, если будет толковый, вдумчивый и ответственный политический центр.
3. Беларусь сегодня — это единое целое или после августа 2020 года произошел раскол и их как минимум две?
— Раскол произошел задолго до 9 августа, а во время августовских событий он только проявился. Этот раскол можно описать двумя разными способами. То есть то, что лежит на поверхности и очевидно, это режим, его сторонники, и противники режима, заинтересованные в демократическом развитии страны.
Но есть еще и неочевидный раскол Беларуси. Я это описывал как три мира. Первый мир — это люди современного склада, владеющие необходимыми компетенциями, живущие в глобальном мире. Они самоопределяются в глобальном мире, могут работать где угодно, создавать бизнес, владеют языками, мобильны. Для них Беларусь не более чем место прописки.
Есть второй мир. Это люди, для которых Беларусь представляет высочайшую ценность: патриоты, адраджэнцы, политические деятели, которые борются за демократизацию страны. Они хотели бы, чтобы Беларусь влилась в глобальный мир, но сами не могут этого сделать, потому что не владеют достаточными компетенциями, навыками, знаниями.
И третий мир, состоящий из людей, живущих локальными интересами: своей улицы, района, деревни, города. Они не понимают, что происходит на национальном уровне, в стране в целом, чувствуют себя очень далекими от глобального мира, опасаются этого мира.
Прошлым летом эти три мира имели персональную символизацию. Сергей Тихановский обращался в первую очередь к представителям третьего мира, был лидером и персонифицировал собой этот третий мир, Виктор Бабарико скорее персонифицировал первый мир, людей, живущих собственным трудом, мало зависящих от государства, легко покидающих страну в случае, если тут происходят какие-то неприятности, это айтишники, представители среднего бизнеса.
И второй мир, который в общем-то почти не участвовал в этих протестах, за исключением праймериз, которые происходили до мая, и так далее, не был активным и влиятельным в этих процессах.
Зато символическое оформление протестов — это давняя традиция второго мира, протестующие воспользовались символами, лозунгами, кричалками, давно используемыми в борьбе. Так что эти три мира сошлись в августе и это дало эффект массового выступления против режима.
4. Можно ли говорить о том, что в Беларуси в августе 2020 года развился внутриполитический кризис и он не преодолен до настоящего времени?
— Именно так. Я говорил о политическом кризисе задолго до того, как он наступил и понимал, что это прорвется как раз либо при срыве президентских выборов, либо в результате опрокидывающего голосования. И политический кризис случился.
И дальше я предлагал шаги как воспользоваться этим политическим кризисом, как найти выход из него. Для этого нужно было установление двоевластия и переговоры протестующего общества с режимом.
Да, до сих пор этого не произошло, политический кризис не разрешен. Он придушен. В принципе, Беларусь уже давно, с 1996 года, живет в политическом кризисе. В 1999 году, когда закончилась первый срок Александра Лукашенко как президента и он продлил их в результате изменения Конституции в 1996 году, политический кризис был зафиксирован на международном уровне — в Стамбульской декларации ОБСЕ.
С политическими кризисами дело обстоит именно таким образом: если мы его не разрешаем в период накала, обострения политической жизни, то он потихоньку затухает, люди привыкают жить в нелегитимном государстве.
Эта привычка по-своему легитимизирует режим: раз так люди живут много лет, значит, так и должно быть. На самом деле и в юридическом, правовом, моральном смысле политический кризис не разрешен.
5. Кого из внешних акторов можно выделить как наиболее влиятельных и успешных в попытке урегулирования ситуации в Беларуси?
— Никого. Я бы вообще меньше всего обращал внимание на надежды на внешнее вмешательство в нашу ситуацию. Европа и Америка достаточно слабы и отстранены от участия в наших событиях, наши соседи — Литва и Польша — при всей своей активности не способны переломить ситуацию, а Россия целиком поддерживает Лукашенко. Это единственный их ставленник здесь, никого другого они найти не могут.
И, конечно, сила влияния России достаточно велика, хоть она и пассивно смотрит на разворачивание событий, потому что видит, что режим насилием и репрессиями удерживает ситуацию в стране, России пока незачем вмешиваться. Готова ли она вмешиваться в нашу ситуации с помощью вооруженной силы, пока не очевидно, но, в принципе, такого исключать нельзя.
6. Насколько успешной вам представляется реализация государственной концепции «Год народного единства» в заявленных Александром Лукашенко целях: «консолидация общества, сплочение белорусского народа на основе идей суверенитета и независимости страны»?
— В режиме информационной войны этот ход понятен, но шансов на достижение консолидации общества со стороны режима не существует. Сегодня ненависть к режиму очень сильно распространена. Очень трудно в отсутствие социологии, структур, которые могут производить социологические измерения, сказать, каков процент этих людей.
Но уже очевидно, что даже те, кто действует на стороне режима, его ненавидят, но привыкли подчиняться и не видят для себя возможности перейти на нашу сторону. Либо они повязаны там определенным образом — зарплатами, карьерой, кредитами, либо еще чем-то, либо просто бояться, скованы страхом.
Еще есть такой фактор, что люди часто принимают сторону сильного. Им кажется, что режим силен, поэтому они на его стороне. Но принятия режима нет даже в том лагере. Поэтому никакой консолидации при помощи идеологической трескотни достичь невозможно.
7. Кто, по-вашему, из современных белорусских политиков, находящихся как внутри страны, так и за ее пределами, имеет наибольшие шансы возглавить Беларусь в обозримом будущем?
— Кто мог предсказать еще в мае-июне прошлого года, еще до появления объединенного штаба, что Светлана Тихоновская станет символом протеста и главой оппозиционного движения? Предсказать это невозможно. И при соответствующих условиях любой раскрученный политик может возглавить протест. Я бы поставил вопрос иначе: а кто хочет?
В июне 2020 года меня попросили сформулировать вопросы к дебатам между кандидатами в президенты. Я же их и задавал: понимаете ли вы, что если каким-либо образом кто-то из вас встанет на место главы государства, готовы ли вы воспользоваться теми диктаторскими полномочиями, которые есть сегодня у президента при разрушенных государственных институтах? Это колоссальная ответственность и груз.
Понятно, что никто из них даже не задумывался об этом. Поэтому я всегда говорю, что нам нужно переучреждение страны, чтобы власть была распределена между тремя ветвями. Если будет достигнуто такое разделение властей, особых требований к тому, кто станет новым главой государства, нет.
Светлана Тихоновская была бы отличным президентом в этом случае. Но в наших условиях, при теперешней структуре власти, любой оказавшийся во главе государства человек окажется в страшно тяжелом положении. Он окажется в положении диктатора без готовности осуществлять диктаторские полномочия при соответствующем саботаже и сопротивлении чиновников.
8. Через следующее тридцатилетие вы видите Беларусь как составную часть европейского экономического и политического пространства; мост между Западом и Востоком, аналог восточно-европейской Швейцарии или северо-западную провинцию России?
— Я бы выбрал первый вариант, но с оговорками. Я думаю, что особое геополитическое и экономическое положение Беларуси требует от нас высочайшей степени интеграции в европейское пространство при сохранении нейтралитета.
Я бы в этом смысле не говорил о Швейцарии. Швейцария находится в центре Европы, но не является членом ЕС. Но эта страна — это почти тысячелетняя история формирования демократических институтов, демократических норм жизни, которых нет ни в одной стране мира.
Сделать искусственно из любой другой страны, в том числе из Беларуси, Швейцарию невозможно. Но есть еще одна страна, чьи отношения с Европой для нас вполне приемлемы. Это Норвегия. Она очень сильно интегрирована экономически в Европу, но не входит в политическую структуру Евросоюза, сохраняет независимость при том, что постоянно договаривается и согласовывает с Евросоюзом свои решения.
Если бы Беларусь в случае демократических преобразований решала вопрос об интеграции с Европой, надо было выбрать норвежский вариант.
Добро пожаловать в реальность!