Что бы мы ни строили, получается НКВД

Героиня «Справедливой России», замечательная актриса Римма Маркова, в одной юмористической программе блистательно изображала колдунью. Вот, рассказывает она своему партнеру Максиму Аверину, приходит ко мне Дима Билан. Говорит: хочу быть популярным. Я ему зелья намешала, велела в чай добавлять, а он почему-то нюхать начал.

С каждым днем у меня крепнет опасение, что мы пошли по стопам Димы Билана. Давайте перед 24 декабря выпьем валокордину, успокоимся. Постараемся выбраться из зыбучих песков слов, не обеспеченных смыслом. Перестанем упиваться дозволенной смелостью (даже сам Владимир Владимирович заговорил о «путинском режиме») — пустота рождает пустоту. Давайте, наконец, поймем, что Чуров — это не фамилия, а должность; что менять нужно не людей, а систему; что эйфория мешает здравому взгляду на предмет.

Болотная — лучшее, что могло случиться с Россией. Следует только помнить: ее так же легко заболтать, как перестройку. Пикейные жилеты уже прокомментировали каждую запятую из четырехчасового выступления Путина, но, кажется, не заметили главного: национальный лидер не собирается идти на уступки митингующим. Он в лучшем случае согласен на легкую косметику. Послание лидера тотчас было услышано на ТВ. После Болотной Эрнст, Добродеев, Кулистиков не бросились оземь и не превратились в добрых молодцев, радеющих за народ. Их меню стало чуть более разнообразным, но по-прежнему рассчитано на одного человека, который смотрит новости в записи.

Как-то этот человек обмолвился: что бы мы ни строили, получается НКВД. Полковник Путин знает, о чем говорит. Переубедить его, что на площадь людей вывел не американский Госдеп, а бездарность власти, развращенной многолетней безнаказанностью, не под силу никому. Впрочем, объяснять государственные неудачи происками врагов извне — не стиль выходца из КГБ, а старая национальная традиция. Еще в начале 1820-х Александр I писал о европейских «цветных» революциях: они, мол, возникают по указке «центрального распорядительного комитета из Парижа». Так выглядел в XIX веке псевдоним вашингтонского обкома партии.

Историческая рифма — полезнейшая штука. Она придает оттенок благородной легитимности многим путинским взглядам. (Кстати, и не только взглядам. Вспомним, как Герцен описывал Николая I — человек со «свинцовыми пулями» вместо глаз.) Так вот, Николай Павлович аттестовал петрашевцев как «горсть людей, совершенно ничтожных». Не менее выразительную оценку дал он и тем штатским, которые вышли на Сенатскую площадь: «Несколько человек гнусного вида во фраках». Не исключено, что живи русский самодержец в эпоху изобилия презервативов, он сумел бы воспользоваться тем же художественным образом, что и Путин. Вышло бы короче и выразительней.

«Доверяйте своему инстинкту», — настойчиво просит Владимира Владимировича маэстро Гергиев. Он и доверяет, как может. Разрозненная мозаика последних дней рождает образ обновленного Путина. Он и дальше намерен жить в стране, руководство которой выражает трепетное соболезнование в связи со смертью Ким Чен Ира и не замечает смерть Вацлава Гавела. Его верные псы при попустительстве гаранта и впредь будут мелко и мерзко гадить, то взламывая ЖЖ Бориса Акунина, то публикуя прослушки разговоров Бориса Немцова. Путин и в следующий президентский срок собирается подменять второстепенным главное. На заседании правительственной комиссии в Саяногорске он обрушился на «оборзевших» энергетиков из госкомпаний с их коррупционными схемами и офшорами, но умудрился не заметить сидящих рядом министра энергетики Шматко и своего зама Сечина.

Так что противостояние государства и общества еще долго будет продолжаться. Первое инфицировано авторитаризмом, второе даже в лучших своих представителях никак не избавится от вируса большевизма. Стоило вновь напомнить о себе Михаилу Прохорову, как повестку дня украсила знакомая ситуация. От бессмертного героя Войновича из замечательной «Иванькиады» требовалось кардинальное: намекните, что вы не еврей. От реального, а не литературного персонажа Прохорова требуется совсем уж краеугольное: докажите, что вы не кремлевский проект. Прохоров в ответ загадочно улыбается; просит публичное прощение у Ксении Собчак за то, что не ответил несколько лет назад согласием на ее предложение руки и сердца; по-зюгановски бодро декламирует: если не я, то кто же?

И все-таки не будем, как Путин, путать главное с второстепенным. Второстепенного много, а главное одно — медленно, но верно уходит страх. Он уходит из жизни и даже (не благодаря начальству, а вопреки) из телевизора. Последний выпуск «Центрального телевидения» с Вадимом Такменевым — это не привычные фиги в кармане, а полноценный глоток свободы. Свободы не только политической, но и эстетической, художественной. Талантливейшие репортажи Павла Лобкова и Алексея Кудашова радуют слух и глаз филигранностью картинки, виртуозностью монтажа, отточенностью текста.

Чистые пруды, Болотная, проспект Сахарова дают новый шанс для новых декабристов. Только нужно помнить исторические уроки: Сенатская площадь — это моральная победа, а не фактическая. Без малого два века назад Михаил Сперанский, несостоявшийся реформатор России, подошел к окну Зимнего дворца. Глядя на разгромленную Сенатскую из-за тяжелых штор, он печально молвил: «И эта штука не удалась».

Очень хочется верить, что в нынешнем декабре удастся то, что не получалось в России никогда. Мировые стихийные протесты ХХI века проходят под лозунгом «Нас 99 процентов», есть куда расти. Главное, не забывать мудрые советы Риммы Марковой: зелье нужно добавлять в чай, а не нюхать.