В большом и искреннем интервью бывший белорусский дипломат Павел Слюнькин вспоминает возвышенную атмосферу в августе 2020 года в Министерстве иностранных дел, отвечает на вопросы о настоящем облике и ценностях Владимира Макея и рассказывает, как вместе с коллегами по белорусскому посольству в Литве организовывал перезахоронение останков Кастуся Калиновского.
"Я понимал, что после своего заявления в МИД я больше работать не буду"
- Год назад, 18 сентября 2020 года, вас уволили из Министерства иностранных дел Беларуси. Но стоит напомнить, что о своем несогласии с государственным насилием вы публично заявили еще за месяц до этого, 17 августа. Давайте вспомним события тех дней.
- Весной 2020-го политическая мобилизация людей происходила стремительно - поэтому я понимал, что после выборов произойдет что-то нехорошее. Я знал, что эти дни, после 9 августа, мне будет очень тяжело психологически находиться на работе. Я знал, чем будет заниматься МИД эти дни, как будет оправдывать и сфальсифицированные результаты выборов, и послевыборное насилие.
Поэтому я взял каникулы на две недели, до 17 августа. 9 августа я был шокирован тем, как против людей используют светошумовые гранаты, избивают даже не участников протестов, а всех, кто попадется под руку, убивают безоружных. Я слышал взрывы гранат в самых разных районах Минска, в эти дни якобы началась война. С другой стороны, меня вдохновляла человеческая поддержка, в нашем подъезде люди открывали двери, ставили воду, пытались помочь, как только могут.
Я не выступал с заявлением, пока был на каникулах. Мне было важно сделать это в официальном статусе, из своего кабинета. И в первый рабочий день, 17 августа, я свое заявление против насилия и в поддержку народа опубликовал в Фейсбуке.
Почему так долго происходило мое увольнение? У меня было принципиальное отношение - увольняться должен не я, а негодяи, лжецы, те, кто покрывает насилие и пытки.
Я понимал, что после своего заявления в МИД больше работать не буду. Я думал, что это произойдет быстрее, но система тогда была занята другими делами, и мое увольнение произошло только через месяц.
- Насколько я помню, тогда ходила информация, что многие дипломаты, сотрудники министерства готовы были публично выступить против насилия. Но в итоге открыто высказать свою позицию дерзнули очень немногие.
- Я вышел на работу 17 августа, в понедельник, после многотысячного марша в воскресенье, 16 августа. Я помню эти вдохновляющие лица у сотрудников, возможно, они и держали свои мысли при себе, но все было написано в их глазах. Атмосфера в министерстве была невероятная, может, это были самые счастливые дни на моей работе, люди не скрывали себя. Тогда перед зданием МИД происходили пикеты, приходили люди с плакатами, призывали дипломатов занять позицию чести, не предавать народ и самих себя.
17 августа один из сотрудников заявил, что он собирается выйти с белым листом бумаги на крыльцо Министерства. Сказал, что он это сделает независимо от того, сколько там будет людей. Он вышел, и вместе с ним вышла еще одна коллега. Группа людей из Министерства собиралась поддержать его, но была такая внутренняя договоренность, что выйдем, если соберется хотя бы 20 человек. Тогда это бы выглядело убедительнее и коллегиальнее. Но тогда просто на хватило времени, чтобы собрать необходимое количество людей.
В тот же день министр Макей собрал совещание, на котором сказал, что вы можете высказывать свои мысли, это не запрещено, но не делайте из этого политическое шоу. Мол, делайте это через свои социальные сети, но «если понимаете, что не можете больше работать, поступите "по-мужски"». В итоге людей потом увольняли даже за лайки.
- Какова сейчас судьба сотрудников МИД и дипломатов, которые в августе-сентябре 2020-го хоть каким-то образом выразили свою гражданскую позицию?
- Большинство из тех, кто публично высказался, уволили в течение месяца. Тогда были отозваны люди почти из всех посольств Беларуси, так как дипломаты по всему миру высказывали свое мнение и несогласие с происходящим. Потом наступила следующая волна, когда начали уже увольнять людей, которые ставили подписи за альтернативных кандидатов. Теперь, насколько знаю, постепенно убирают из системы людей, которые возглавляли избирательные комиссии в посольствах, где честно посчитали голоса.
С другой стороны, некоторые из тех, кто собирался, но не решился подписать письмо против насилия и за честные выборы, до сих пор работает в МИД.
"Истинное лицо" Владимира Макея
- Многие тогда, в августе-сентябре, надеялись, что министр иностранных дел Владимир Макей может «перейти на сторону народа». Но сейчас Макей совсем не такой, какой был до августа 2020 года - когда проводил политику нормализации с Западом и даже, по некоторым сведениям, сдерживал аппетиты силовиков на определенном этапе. Теперь же он, как кажется, иногда даже стремится быть "большим католиком чем папа Римский" - делает пророссийские заявления, отказывается от многовекторности. По вашим наблюдениям, где был настоящий Макей - тогда или сейчас?
- Начну с того, что я не могу сказать, что знаю Владимира Макея как человека. Я не имел с ним плотной личной коммуникации вне рамок трудовых отношений. Это и невозможно между министром и первым секретарем управления Европы (это моя последняя должность в МИД). Поэтому мои рассуждения и оценки его фигуры не намного более информированы, чем оценки обычных людей, которые следят за белорусской политикой. Хотя я много лет работал под его руководством.
Мне кажется, что Макей — человек действительно намного больше либеральных и демократических взглядов, чем большинство людей в системе, особенно его уровня. Но при этом он еще более военный, для него дисциплина и порядок значат больше его личных убеждений.
Мне кажется, свой выбор он сделал еще тогда, когда согласился стать частью системы, занять руководящие должности в государстве. Он понимал, что его взгляды могут не всегда совпадать с государственной политикой и что он готов в эти моменты отодвигать свое личное мнение в сторону. Я думаю, он рассуждает следующим образом: "я работаю на государство, а чтобы оно эффективно функционировало, намного больше нужны дисциплина и порядок, чем какие-то публичные личные убеждения чиновников".
Думаю, ему более уютно было работать, когда Беларусь налаживала отношения с западными странами. Он тогда очень много ездил с рабочими и официальными визитами в европейские страны, принимал в Минске коллег из Европы. Я как-то подсчитывал статистику визитов с начала 2020 года и до апреля-мая, до пандемии - и получилось, что из стран СНГ был один визит, а на западном направлении около 7. Это тоже много говорит о том периоде, в котором жила страна с 2014 года.
Но когда изменилась ситуация, стало понятно, что наступили другие времена и нужно придерживаться общей линии, даже если с ней внутренне не согласен. Ожидания в обществе, что Макей "перейдет на другую сторону", изначально были наивны. Уже после 19 декабря 2010 года он занял довольно четко провластную позицию - хотя и тогда его считали наиболее прозападным белорусским чиновником, особенно на фоне либерализации 2008-2010 годов.
Макей в первую очередь часть системы. Пусть и более либеральная, но часть системы. Плюс его военный спецслужбный бэкграунд также имеет значение. Для многих военных приказ важнее собственных убеждений. И, конечно, он как никто другой знает, как работает система, на что она способна и какие могут быть последствия таких шагов против нее.
- То есть неважно, до какого дна дойдут репрессии и разрыв отношений с цивилизованным миром — Макей все равно будет выполнять любые приказы?
- В 2014-20 годах он использовал свой политический вес, чтобы делать полезные вещи для страны, отстаивать национальные интересы. И попытки наладить импорт нефти из других источников, кроме России, и прагматичная позиция по Украине, и белорусизация, безвизовый режим для иностранцев, желание наладить отношения с ЕС и США — Макей вкладывал свой политический капитал во все это.
Сейчас на 180 градусов изменилась ситуация, в которой оказалась Беларусь, и он действует в этих новых условиях, учитывая более узкие красные линии и риски. Его влияние, влияние МИД внутри системы также сильно пострадало. Но я уверен, что образ, как он видит желательное будущее для своей страны, для него не изменился.
- То есть из того, насколько вы с ним знакомы, из каких-то его высказываний, реплик - вы делаете выводы, что по своей сути Макей человек проевропейский и пробелорусский?
- Я прежде всего анализирую его действия. Я думаю, что Макей пробелорусский, но не в том понимании, как это воспринимают сторонники, например, Белорусской христианской демократии или БНФ. Для него пробелорусскость — это поддержка Беларуси как субъекта, неважно под каким флагом. Для него это независимое государство с хорошими отношениями со всем миром, с балансом интересов. Для него это и хорошие отношения с Россией, но и необходимость сохранять свой язык и культуру.
- Почему Лукашенко оставил Макея на посту после августа 2020 года? Можно же было поставить очередного генерала, или условного пророссийского Савиных. Означает ли это, что Лукашенко все же планирует снова попытаться начать нормализацию отношений с Западом?
- В такой сложный для власти период Макей поддержал Лукашенко, несмотря на определенные ожидания общества. Он продемонстрировал, что он преданная часть системы и что ему можно доверять. Во-вторых, это его богатый политический опыт, его отношения с коллегами из других стран. Я думаю, некоторые из западных министров по-прежнему считают, что с ним можно обсуждать какие-то вопросы, несмотря на его публичную риторику последнего года.
Но я не уверен, что когда начнется новый период либерализации — что для этого не понадобится какой-то новый человек. Сейчас тренд такой, что у нас будут одновременно и репрессии, и освобождение политзаключенных. В такой ситуации как раз фигура Макея подходит для двух сторон. Он одновременно якобы и либерал, и полностью предан этой власти.
"После перезахоронения Калиновского мы друг друга поздравляли в посольстве"
- До возвращения в Минск вы работали в белорусском посольстве в Литве. И, насколько я знаю, принимали очень существенное участие в процессе организации перезахоронения останков Кастуся Калиновского — тоже довольно исторического для Беларуси события. Расскажите, как это все происходило и какова была роль государственных структур в этом процессе?
- Я приехал работать в посольство в Литве в декабре 2016 года, а уже в начале 2017 года с горы Гедимина в Вильне сошла лавина, и там нашли неизвестные тогда еще останки. А уехал я из Литвы в декабре 2019-го, сразу после перезахоронения в ноябре. Так что вопрос останков Калиновского прошел через всю мою каденцию в посольстве.
Мы сразу установили контакт с главным археологом, который занимался раскопками, сами несколько раз наведывались на это место. Установили контакт с человеком, который возглавлял антропологическую комиссию, с представителем в литовском правительстве, который занимался этим вопросом. Белорусское государство официально просило, чтобы белорусский язык присутствовал в мемориальном комплексе. В Литву приезжала делегация ученых из Института истории Академии наук, специалисты из Государственного комитета судебных экспертиз, а потом произошла эксгумация останков на месте предполагаемой могилы брата Калиновского в Беларуси. Тогда МИД многое делал на этом направлении, но не информировал об этом общество.
- В результате на процессию перезахоронения пришли тысячи людей, приехали белорусы из самых разных стран, с бело-красно-белыми флагами. Это было очень вдохновляющее событие для белорусского духа. Макей не получил за это «по шапке«, вы в посольстве не испугались того, "что натворили"?
- Не думаю, что такие мысли были у сотрудников посольства или МИД, которые искренне вкладывали в это свое время, усилия и даже душу. Отмечу, что этот вопрос на самых разных уровнях белорусской власти, через различные государственные органы, было очень сложно продвигать. Многие чиновники боялись, что это довольно скользкая, опасная тема, и может "давайте лучше сделаем вид, что нас это не касается. Это же проблема Литвы, не наша".
Только усилиями МИД и отдельных людей в Академии наук, Администрации президента Беларусь как государство было представлено на той церемонии на довольно высоком уровне заместителя премьер-министра. Конечно, в какой-то идеальной Беларуси там должен был быть глава государства — но в той реальной Беларуси, в которой мы жили, это была большая победа.
Мы потом друг друга поздравляли в МИД. И для многих моих коллег это был исторический и запоминающийся день.
"Всегда знал, что моя дипломатическая карьера может скоро закончиться"
- Осенью 2019-го был какой-то пик тех процессов, что происходили в Беларуси последние годы. Но вместе с тем начинался определенный разворот в другую сторону, который и закончился августом 2020-го. Сначала в парламент не пропустили ни одного оппозиционера, потом заменили премьера Румаса, начали назначать все больше силовиков, а весной уже начались беспрецедентные посадки. Начало ли у вас появляться ощущение, что вам придется делать такие шаги, которые изменят вашу жизнь?
- Когда я шел работать в МИД, то очень хорошо понимал, в какую политическую систему иду. Понимал, что это авторитарное государство, которое преследует свободу слова. С другой стороны, я видел, что общество не настолько активное и сильное, чтобы изменить эту систему извне, а сама система была закрыта и безразлична к каким-либо импульсам и ожиданиям со стороны гражданского общества. Поэтому для того, чтобы бороться за интересы этой части общества, единственным путем, который работает, мне казалось действовать изнутри, сохраняя при этом свое достоинство, и не предавая принципы. Мне казалось, что чем больше будет таких людей внутри системы, тем более вероятна, что она будет хотя бы понемногу и потихоньку эволюционировать.
Я прекрасно понимал, что моя дипломатическая карьера, скорее всего, звершится после первых же президентских выборов. Однако в 2015 году почти никаких протестов и разгонов после выборов не было, а тренд на либерализацию и сбалансированную внешнюю политику продолжался. Когда началась общественная политическая мобилизация людей в 2020 году, я сразу понял, что это будет последнее мое лето в МИД. Когда начали появляться политзаключенные, посадили кандидатов, я понял, что если их в скором времени после выборов не выпустят - то я просто не смогу дальше работать, не смогу говорить неправду, рассказывать, что они преступники и т.д.
Так что финал моей дипломатической карьеры при этой власти был в каком-то смысле запрограммирован и ожидаем с самого ее начала. Я понимал, что при этой власти это когда-то произойдет, поэтому это для меня было довольно легкое решение. Работая в МИД с 2014 по 2020 год, я считал, что министерство отстаивает национальные интересы. Но на текущем этапе МИД работает против национальных интересов, против будущего — поэтому я принял логическое решение остаться с национальными интересами страны, как я их понимаю, а не с институциями, которые им противостоят.
- Теперь вы за пределами Беларуси. Как видите хотя бы в ближайшей перспективе свое будущее, как оно может быть связано с Беларусью?
- Я не хочу себя рассматривать как эмигранта, я свое нынешнее состояние рассматриваю скорее как долгосрочную командировку, как когда-то в посольстве. Я занимаюсь теми делами, в которых немножко разбираюсь - международными отношениями, политическим анализом. Внутри Беларуси безопасно это делать сейчас невозможно.
Хочу, чтобы мои знания помогали понимать лучше, что действительно происходит в стране. Чтобы не было упрощений, стереотипов, которые в итоге ведут к неправильным решениям. Я стараюсь давать реалистичную оценку происходящему в стране. Без наивности, но и без такого лицемерия, когда кто-то, ссылаясь на «реал-политик», призывает закрывать глаза на беззаконие и насилие - мол, «да, людей сажают, пытают, но давайте будем исходить из того, что режим не изменится, и согласимся с ним сотрудничать даже на таких условиях».
Виталий Цыганков, "Свобода"
Перевод с бел. — EX-PRESS.BY
Добро пожаловать в реальность!