Количество людей в списке политзаключенных постоянно меняется: то растет из-за новых арестов, то уменьшается — после освобождения людей. На 12 сентября в нашей стране их 1517 человек. К «политическим» в колониях и СИЗО отношение особое: вешают желтые бирки, создают невыносимые условия содержания, лишают переписки. В таких условиях может показаться, что лучше не привлекать внимания: не рассказывать об аресте человека и вообще не признавать его или ее политзаключенными. Но влияет ли на самом деле такой статус на условия содержания за решеткой? Могут ли перестать считать задержанного «политическим», если его родные против? И насколько верно суждение, что если держать в тайне арест, то и срок человек получит меньше? Зеркало поговорило об этом с правозащитницей «Весны».
Зеркало не называет имя собеседницы в целях безопасности.
«Это фиксация репрессий государства против граждан»
— В большинстве случаев, когда нам сообщают, что человек задержан по уголовному делу и находится в СИЗО, одновременно с этим просят признать его политзаключенным, — рассказывает собеседница. — Ситуации, когда родственники сообщают о факте уголовного преследования, но просят не вносить близкого в наш список, бывают крайне редко. В таком случае мы все равно работаем по кейсу и ждем. И уже после суда, например, даем ему этот статус. Либо бывает так, что по одному и тому же человеку к нам обращаются разные люди. Условно, родители могут быть категорически против, а муж или жена пишет: «Пожалуйста, нам нужна максимальная огласка». И мы признаем его или ее политзаключенными.
Чаще всего, отмечает собеседница, если родные против публичности, они просто не обращаются к правозащитникам и СМИ. И о таком человеке просто ничего не известно до суда. А дальше, если фактов будет достаточно (например, осудили по 342-й статье УК), осужденного внесут в список политзаключенных и без согласия его близких.
— Иногда, даже если родные против, информация все равно становится публичной. Например, от друзей или близких, которые хотят, чтобы дело получило огласку, от других инициатив и СМИ, от вышедших на свободу и так далее, — рассказывает правозащитница. — И тогда, при наличии достаточных оснований, мы признаем такого человека политзаключенным несмотря на мнение родных. Нужно понимать, что этот статус не дается по желанию задержанного и не отбирается при нежелании родных и его самого. Это фиксация репрессий государства против граждан. И если кого-то признали политзаключенным, то он или она перестает им быть только после выхода на свободу. По просьбе родных или самого человека лишить этого статуса мы не можем, так как не можем отрицать объективный факт репрессий.
Как отмечает собеседница, подобные просьбы тоже поступают, хотя и довольно редко. В таком случае родственникам объясняют, почему важно фиксировать репрессии, и то, что внесение человека в список политзаключенных чаще всего не влияет на решение суда и отношение к нему администрации колонии. И уж точно никого не вычеркивают.
— Мы понимаем, что люди боятся сообщать правозащитникам о задержанном по уголовному политическому делу близком человеке в первую очередь из-за страха усиления репрессий, — признается экспертка. — Их могут запугивать этим следователи, например. Но практика показывает, что получение такого статуса не ухудшает ситуацию. Потому что для людей, которые принимали решение о возбуждении уголовного дела, которые задерживали, которые контролируют человека в ИВС и СИЗО, которые выносят приговор, он и так политический. И отношение с момента задержания будем таким вне зависимости от того, когда его имя появится в публичном списке политзаключенных.
«Человек отсидел полтора года и сам написал нам»
По опыту «Весны», уточняет собеседница, на приговор внесение в список не влияет.
— Например, мы узнали, что двоих друзей задержали по «конвейерной» 342-й статье, вычислив по фото, — рассказывает она. — Тогда мы внесли их в список политзаключенных. А из расписания суда оказалось, что их было трое, просто нам не сообщили про еще одного человека. В итоге им всем дали, условно, по три года «домашней химии». Выходит, что разницы никакой, сроки одинаковые. Потому что на самом деле они больше зависят от тяжести, от набора эпизодов: засветились вы на одной акции или на пяти.
Ничего не меняется и после суда, уверена правозащитница.
— По тем сведениям, которые рассказывают нам, нет разницы, оказался человек в колонии уже будучи в нашем списке или о нем никто не знал, — рассказывает она. — Он туда поступает уже как осужденный по «политическим» статьям. Им всем вешают желтые бирки и ставят на учет, как склонных к экстремизму. Понятно, что среди вообще всех политических заключенных есть наиболее медийные, к кому из-за дополнительной публичности отношение будет еще хуже. Но это те, кто давно на слуху. В остальном у нас нет информации о дополнительном давлении, здесь дело скорее в учреждении, где находится человек. В какой-то колонии стабильно плохое отношение, в другой ситуация иная.
В отдельных колониях, уточняет собеседница, есть практика просматривать СМИ и накладывать санкции на тех, о ком активно рассказывают. В таких случаях родные пишут и просят не привлекать особого внимания. Тогда правозащитники, осознавая реалии в том или ином учреждении, обычно идут навстречу и перестают публиковать новости о человеке. Но и в таком случае он или она остается в списке политзаключенных.
— Даже учитывая, что «Весна» признана экстремистским формированием, люди все равно находят способы сообщить нам информацию, — добавляет собеседница. — Была даже ситуация, когда человек отсидел полтора года за оскорбление Лукашенко, по-моему, а мы про него узнали, только когда он освободился. Причем он сам написал нам. Потому что ему было важно рассказать о том, что с ним произошло, но он не мог этого сделать, пока был в заключении, потому что родные были против.
Собеседница подчеркивает: сообщать о деле правозащитникам важно и в интересах самих задержанных и осужденных. Потому что кто-то был признан политзаключенным и получил тот же самый срок, как и другой человек, о котором ничего не знали. В итоге одному пишут письма, помогают посылками и переводами, а второй справляется со всем сам. А потом оба выходят на свободу, но первый может выехать, адаптироваться и поправить здоровье, а второй остается наедине со своей проблемой.
— Поэтому мы призываем родных и близких задержанных по политическим мотивам сообщать об этом, — говорит она. — А не хранить все в тайне, чего так добиваются силовики. Если страшно передавать сообщения самостоятельно, находясь в Беларуси, попросите своих друзей, которые живут за границей, держать контакт с правозащитниками. А если человек уже отбыл срок или находился в СИЗО по политическому делу, об этом тоже нужно сообщать. Потому что факты репрессий важно фиксировать даже постфактум.
Добро пожаловать в реальность!