Бывший начальник минского СИЗО №1, автор книги "Расстрельная команда" Олег Алкаев в эфире Свободы Premium рассуждает о том, ради чего властям понадобилось вводить смертную казнь за намерение осуществить террористический акт.
Акаев комментирует расширение списка террористов, а также рассказывает о том, как в Беларуси проводятся расстрелы и почему под новые статьи в Уголовном кодексе должны подпасть и виновные в исчезновении известных политиков.
Олег Алкаев - бывший начальник минского СИЗО № 1, так называемой "Володарки", автор книги "Расстрельная команда". Более 30 лет работал в пенитенциарной системе СССР, Казахстана и Беларуси. В 2001 году выступил с разоблачениями по делу о похищении и предполагаемом убийстве известных белорусских политиков. В 2002 году получил политическое убежище в Германии.
Смотреть разговор на видео полностью:
"Это что-то новое в юриспруденции"
- Прокомментируйте введение смертной казни в Беларуси за намерение осуществить террористический акт.
- Это что-то новое в юриспруденции. Аналогов я не видел в наших странах. Намерение есть намерение. В Уголовном кодексе было статьи о покушении, но если не удалось доказать преступное намерение до конца... Преступление должно быть законченным. Это термин из уголовного права, когда преступник достигает преступного результата. А умысел, замысел — это первоначальная стадия преступления. Посидели, помечтали: пойдем завтра Лондонскую биржу ограбим - но мы понимаем, что это невозможно, и это называется голый умысел или просто болтовня. И сегодня этот выведено на уровень самостоятельного, завершенного преступления.
- Сейчас идет суд по делу Николая Автуховича. Мы видим, в каких страшных клетках находятся подсудимые. И похоже, что Автуховича и людей, проходящих с ним по этому делу, могут осудить на расстрел. Что вы думаете о деле Автуховича?
- На то, в чем обвиняют Автуховича, это нововведение не распространяется. Достаточно там есть событий, которые можно характеризовать как завершенный состав преступления, так как там были два или три эпизода с поджогом, подрывом. Если бы эти события были лет десять назад, то это назвали бы хулиганством или умышленным повреждением технических средств или зданий, но не связанным с терроризмом. Сегодня все связывают с понятием "терроризм", а это довольно тяжкое преступление во всех государствах.
К слову "терроризм" очень настороженно все относятся. Это почувствовали наши власти, и они сейчас любое событие рассматривают как попытку государственного переворота, попытку захвата власти и другие насильственные действия, направленные на свержение власти и сопутствующие этому преступления. Что такое терроризм? Умышленные поджоги, выведение из строя коммуникаций... А можно было рассмотреть как хулиганство, попытку уничтожения имущества.
Что означает внесение Колесниковой и Знака в "список террористов"
- "Список террористов" в Беларуси пополняется почти каждый день, недавно в него добавили Марию Колесникову, Максима Знака. Что за этим стоит?
- За этим стоят реальные действия, чтобы усилить наказание. Другие статьи мягче, они к смертной казни не подводят, а терроризм подводит.
- Это выглядит как акт устрашения - или это реальные действия, которые могут быть реализованы?
- Это и входило в задачу — запугать. Это самая страшная статья. За нее предусмотрено тяжелейшее наказание... Любое преступление оценивается в зависимости от умысла виновного. То, что было сделано, можно расценивать как хулиганство. А теперь базовые доказательства, которые ложатся в основу определения терроризма, - это телефонные СМС, призывы вроде "завтра идем делать революцию". Если раньше это была просто болтовня, то сегодня она работает против людей. Например, у Николая Автуховича была страница в фейсбуке, где он регулярно писал о своих планах и намерениях. Я не буду их характеризовать, чтобы это не использовали против Автуховича, но власти усмотрели там призывы к захвату власти. А насильственный захват власти - это всегда акт терроризма.
Как проводились расстрелы
- Нас сейчас слушают, смотрят или читают люди самого разного возраста, и многие, молодые, не знают, что вы как начальник СИЗО № 1 были во главе расстрельной команды. Расскажите, как проводились расстрелы.
- Начну немного издалека. Иногда люди имеют представление, что начальник СИЗО или руководитель расстрельной команды проснулся не с той ноги, встал, взял пистолет, собрал команду и пошел расстреливать людей. Все это далеко не так. Это последний эпизод в приговоре суда. До этого были следствие, суд, надзорный суд, ходатайство о помиловании, отказ в помиловании, и только потом расстрельная команда приступает к своей деятельности, когда пройдены все инстанции и больше не к кому обращаться. Обращения в ООН или к парламентам и руководителям других стран бессмысленны. Нет пока такого международного механизма, который бы мог остановить этот процесс.
- Как быстро выполняется приговор после суда и всех обжалований, пока человек находится на «Володарке» и ждет смертной казни?
- Может быть по-разному. Иногда до года доходит. Даже если осужденный и не пишет ходатайство о помиловании, все равно комиссия по помилованию рассматривает материалы этого уголовного дела. А потом рассматривает президент. У него два варианта — удовлетворить ходатайство о помиловании или отказать. В Беларуси пока что в 99% случаев в помиловании было отказано. По крайней мере, когда я работал. И после меня тоже...
"Осужденных на смертную казнь выводят из камеры, руки связывают сзади и доставляют к месту исполнения приговора"
- Что происходит после того, как все инстанции пройдены?
- Ко мне приходят документы из Верховного суда. В комплект документов входит ходатайство о помиловании, указ президента об отказе в помиловании и сопроводительная записка из суда, что все инстанции пройдены и необходимо привести приговор в исполнение. После этого начинается работа расстрельной команды.
Руководитель команды (тогда это был я) имеет в своем распоряжении 30 дней для исполнения приговора. Определяется день и место исполнения приговора и вся дальнейшая процедура. День определяется с учетом того, чтобы не работать отдельно по каждому приговору, если несколько человек готовы документально к исполнению смертной казни. Обычно это от трех до пяти человек. Комиссия по помилованию также рассматривала дела 3-5 человек. По одному - это была большая редкость.
Определили день, собираются участники группы в определенном месте. Это сотрудники, которые мне подчиняются, а также люди из других подразделений, которые по должности также входят в состав группы. Приглашается прокурор, и группа приступает к работе. Осужденных на смертную казнь выводят из камеры, руки связывают сзади. Далее их доставляют к месту исполнения приговора. Здесь я пропущу детали.
В месте исполнения приговора находится руководитель (это я), представитель органов внутренних дел и прокурор (главная фигура в этом процессе), а также врач. Формально процессом руководит прокурор, но на деле он просто присутствует.
"Процесс ожидания смертной казни - дополнительное наказание, не предусмотренное законом"
- О месте расстрела вы могли бы сказать хотя бы условно?
- Не могу сказать. Есть закон, по которому тело расстрелянного не отдается и место захоронения не указывается. Я не могу расшифровывать место исполнения приговора. Единственное, о чем я писал в своей книге, - что сначала это делалось в лесу. Я не писал, в каком конкретно лесу. Несколько раз мы там проводили расстрел, но это было по-варварски. Это было не наказание смертью, а убийство, расправа. Потом это делали в помещении. Там все было иначе. Надо понимать, что когда человека привозят в лес, он понимает, что не грибы собирать пришли. Это дополнительная нагрузка на его психику.
Но это было даже по закону неправильно. Когда человека подводят к могиле, ставят на колени на ее краю, стреляют в голову и сбрасывают в могилу, это по-варварски даже с нашей точки зрения. При этом другие обреченные на смерть лица находятся неподалеку от машины, и хотя они не видят процедуры, но они все слышат. Закон предусматривает, что расстрел должен происходит в отсутствие других людей. В лесу это невозможно сделать, не оставишь машину за километр. Она стоит рядом, под охраной, под конвоем. Все все слышат, понимают. По одному выводят. Это лишнее испытание для осужденного. Процесс ожидания смертной казни - дополнительное наказание, не предусмотренное законом.
В помещении проще. Это обычное помещение... Не обычное, конечно, но стол, стулья там... Сообщили, что ходатайство о помиловании отклонено, я подавал команду конвою, и осужденному объявляли, что его сейчас везут в другое место, где приговор приведут в исполнение. Он понимал, что это будет не сейчас, что куда-то повезут. После чего ему завязывали глаза, заводили в соседнее помещение, где через 10-15 секунд звучал выстрел. Все... Он думал, что его куда-то повезут, а для осужденных каждые 30 минут или час - большой срок. По сути, наказание смертью производилось внезапно.
В группе было несколько стрелков. Это были штатные стрелки, которые были зафиксированы в нашем секретном документе. Их выбирал я. Обычно два человека. Кто-то в отпуске, кто-то заболел, но практически любой мог это сделать. Кастинга или персонального отбора не было.
"Заводили следующего, он не видел, что там уже один расстрелянный лежал запакованный в мешок"
- Что происходило после расстрела?
- Заводили следующего. Он не видел, что там уже один расстрелянный лежал запакованный в мешок. Заводили следующего, и так все, кто на этот день были определены для смертной казни, были расстреляны в помещении. Далее туда подъезжала машина, забирали трупы и везли дальше к месту захоронения. Их везли упакованными в мешки. Они не подходили своими ногами к могиле, как раньше было. Это главное.
- Сколько человек во время вашей работы было расстреляно?
- Около 150. 134 человек было на момент моего допроса в прокуратуре 23 или 24 ноября 2000 года. А я на своем посту оставался до отъезда в Германию. Я и в Германии являлся руководителем этой группы. Отсюда отдал рапорт об увольнении на пенсию по выслуге лет.
- Вы знали дела осужденных на смерть, во времена, когда были начальником СИЗО №1.Что это за дела?
— Убийство. Было осуждены к смертной казни двое человек за бандитизм, но также связано с убийством было.
"Это большой вред для психики, но к этому быстро привыкаешь"
- Я понимаю, что это для вас было непростое испытание, хотя это и был ваш служебный долг. Насколько для вас это было трудно? Как вы находили силы, объяснения самому себе, чтобы это не разрушило вашу психику?
- Конечно, это большой вред для психики, но к этому быстро привыкаешь. Для меня только первый раз был в диковинку, когда увидел все своими глазами. Тем более я был руководителем, не имел права слабину показать. Потом у меня появилось твердое убеждение, что надо менять, не делать расстрелы в лесу. И я это поменял. И все. К остальному относился как к работе, ведь если эмоции включать, то тебя надолго не хватит. Можешь и сам заболеть или в сумасшедший дом попасть. Человек защищается, мозг самозащищается, он исключает эти события. Ты на второй день забываешь все, что было. У тебя основная работа есть, а ведь это была не основная работа.
"В 1970-е и 1980-е годы, в период, когда я работал, милиция ходила без оружия"
- Как вы смотрели и теперь смотрите на целесообразность смертной казни?
- Это дискуссионный вопрос. У меня менялось отношение много раз. Я нахожусь на территории Евросоюза, где нет смертной казни. И вижу, что здесь обходятся без этого. И Беларусь тоже может обходиться без этого. Сегодня в Беларуси очень редко расстреливают. В то время, когда я работал, за решеткой находилось до 50 человек, осужденных на расстрел. А сегодня, может, 2-3 человека.
Возможно, как профилактическая мера в свое время это помогало, воздействовало на особо матерых преступников. Они боялись расстрела. Но Европа живет без этого. Со мной часто разговаривают журналисты из России, так как там появляются призывы вернуть смертную казнь.
Смертная казнь воздействовала на криминал. В 1970-е и 1980-е годы, в период, когда я работал, милиция ходила без оружия. Если кто-то брал пистолет, это целое событие было. Начальство неохотно оружие выдавало, а милиция неохотно им пользовалась. Так было потому, что в Уголовном кодексе была единственная безальтернативная статья "Убийство работника милиции", где не было сроков, а только смертная казнь. За убийство работника милиции - расстрел. Это знали все, и это был бронежилет для всех работников милиции.
Для чего выдавали расстрельный пистолет в дни, когда исчезли Захаренко, Гончар, Красовский
- Вы ключевой свидетель в деле пропавших. Расстрельный пистолет из "Володарки" выдавали "эскадронам смерти" в дни, когда исчезли Захаренко, Гончар, Красовский. Ради чего это делалось, как вы считаете?
- Я долго об этом думал, почему именно этот пистолет. Убить можно было из любого оружия. И такие пистолеты тоже на складе были, можно было получить. Я пришел к одному выводу - наверное, для того, чтобы у людей, совершавших убийство, создать иллюзию, что они не просто убивают, а исполняют смертный приговор. Как моральное оправдание, что вот пистолет, из которого убивают преступников, чтобы у них переживаний по этому поводу не было. Другого объяснения я не нахожу. Человеку, которого убивают, не важно, из какого пистолета его убьют. Поэтому, скорее всего, для морального оправдания этих сотрудников - вот вам оружие, это преступники, их нужно наказать смертью. Мы над этим работали. Все известно, все, кто совершил убийство. Думаю, что с нами или без нас когда-то в этом деле поставят точку.
"Первая цель - запугать"
- Как вы думаете, для чего властям Беларуси понадобилось расширение расстрельных статей и добавление в списки террористов новых и новых людей?
- Первая цель - запугать. И здесь не следует относиться с иронией. Апеллировать к международному сообществу - бессмысленно. Нет механизма, не работает это ни в Америке, ни в Беларуси. Все кто апеллирует к международным судам, мошенники от правозащиты, которые закон не знают. А чтобы запугать, нужен какой-то актуальный приговор, который будет. Приговорят человека. Статью же не зря ввели. Я не думаю, что это будет касаться конкретно Автуховича, так как у него не было жертв и не было намерения на жертвы.
"Убийство Захаренко - это тоже акт терроризма"
- А если не Автухович, а например, рельсовые партизаны?
- А это уже другое дело. Там по-разному можно картину представить. Если пассажирский поезд сходит с рельсов, мы понимаем, что без жертв не обойдется. Даже если и не пассажирский поезд... Или военный эшелон... Мы живем в стране, которая находится на военном положении. Юридически нет, а де-факто да. И любой военный эшелон также несет угрозу, если вагон снарядов взорвется... Здесь намерение на подрыв железной дороги с непредсказуемыми последствиями. Я не знаю, насколько это серьезно было, но игра с железной дорогой, особенно когда комментаторы из-за границы говорят, что это мы организовали, это очень опасные вещи.
Расширение смертной казни делается для того, чтобы запугать прежде всего, чтобы и мысли у человека не возникали в голове. Я хочу напомнить тем, кто забыл, что убийство Захаренко - это тоже акт терроризма, потому что это был политический деятель. Убийство Гончара - тоже акт терроризма, потому что он также был политическим деятелем. Не нужно об этом забывать.
Если уж наше государство перешло на новую квалификацию, то должны и мы понимать, что и это требует пересмотра квалификации. Не просто убийство Захаренко, а акт терроризма. Убийство Шеремета - акт терроризма. Кстати, и попытка моего убийства, если вернуться к знаменитой речи господина Зайцева, это тоже акт терроризма на стадии замысла. Это также акт терроризма и несет в себе законченный состав преступления.
Перевод с бел. — EX-PRESS.BY
Добро пожаловать в реальность!