Появилась полная запись выступления в суде Бабарико.
Дело Виктора Бабарико рассматривают в суде Московского района Минска. Бабарико впервые выступил на заседании, пишет Салiдарнасць. Вот что он сказал:
О выдвинутых обвинениях
Что касается сути предъявляемых обвинений, а также в целом моего уголовного преследования, я могу сказать, что и в отношении меня, и в отношении моего сына, и в отношении моих друзей и близких людей мне, а также в отношении моих коллег и партнеров все эти уголовные преследования и обвинения я считаю отнюдь не обоснованными, категорически против них возражаю и считаю, что они политически мотивированы.
Они не преследуют целью установление вины, доказательство этой вины. Они преследуют только одну цель изначальную — неучастие мое в политическом процессе на этих выборах президента Республики Беларусь.
Об этом я говорил с самого начала начавшихся следственных действий, и я считаю, что то, что меня обвиняют в уголовном преступлении, является не факт его совершения, а именно вот эти политические мотивы.
О банке
Я работал в банке с 1995 года, был принят на должность главного эксперта, и за пять лет, то есть к 2000 году я стал председателем правления Белгазпромбанка. За эти годы банк из небольшого финансового института с прибылью в 100 тысяч долларов, за двадцать лет, что я имел честь руководить этим банком, превратился в один из крупнейших финансовых институтов Республики Беларусь, который по итогам 2017-2019 годов показывал прибыль порядка 50 миллионов долларов.
Результаты деятельности банка неоднократно признавались как международными финансовыми институтами и оценщиками, так и внутри республики. Не очень люблю это говорить, но в последние годы проводился такой конкурс «Лучший управляющий» — руководитель банковской системы. Так вот, из пяти таких конкурсов два раза я становился лучшим руководителем в банковской системе Республики Беларусь.
О хронологии событий
12 мая прошлого года я заявил о том, что намерен выдвигаться в кандидаты в президенты Республики Беларусь, исходя из того, что считал те результаты, которые были достигнуты в рамках моей работы как менеджера в Белгазпромбанке, могут быть востребованы в нашей стране, и я предлагал иные варианты развития, в отличие от действующей на тот момент системы, собственно, и сохраняющейся до сегодняшнего времени, устаревшей квазисоциалистической и квазисовесткой системы.
Вот эта позиция не осталась незамеченной как и большей частью гражданского общества, которая поддержала меня, так и одним из кандидатов в то время на пост президента, а именно господином Лукашенко, и тогда-то и был запущен механизм нашего уголовного преследования и вообще в принципе преследования людей, которые со мной работают.
Итак, 12 мая я делаю заявление о своем решении. Через неделю мы регистрируем одну из самых крупнейших групп в 10 тысяч человек при необходимости всего лишь 100 человек. И 29 числа, то есть всего лишь через две недели, господин Лукашенко, на тот момент президент Республики Беларусь, на МТЗ заявляет о том, что финансирование кампании — «рука Кремля» со стороны России, и начинается преследование меня как человека.
31 числа мы делаем свою декларацию о честных выборах, и уже 4 июня наша жалоба на происходящее в ЦИКе отклоняется. Со стороны господина Лукашенко следует предупреждение о том, что эта компания, «ПриватЛизинг», обеспечивала заработок жульническим способом конкретно мне. Кроме того, на этом выступлении идет запугивание белорусских граждан относительно того, как разгоняли противников в Советском Союзе, и обещание напомнить всем, кто об этом забыл.
5 числа, на следующий день, я в публичном своем выступлении говорю о недопустимости таких действий, о недопустимости запугивания. И начинаются мои поездки по регионам по предвыборным делам.
К 8 числу, через четыре дня, мы собрали уже больше чем 150 тысяч подписей в поддержку моей кандидатуры, что говорило о том, что барьер в 100 тысяч почти преодолен.
10 числа количество подписей было уже порядка 300 тысяч. В этот же день звучит фактически поручение господина Лукашенко, который не имеет никакого отношения к судебным и процессуальным органам (с точки зрения законодательства) «прошерстить пузатых буржуев».
11 числа происходит арест 15 сотрудников банка, моих друзей, и ДФР заявляет о возбуждении уголовного дела по ст. 243 «Уклонение от уплаты сумм налогов, сборов» и ст. 235 «Легализация («отмывание») средств, полученных преступным путем». Но мне никаких обвинений не выдвигается, и обо мне, в общем-то, не говорится.
С точки зрения обыкновенной логики — это то самое китайское предупреждение относительно того, что либо надо уезжать из страны, либо нужно каким-то образом прекращать участие в политической жизни. Это подтверждается тем, что …мне на телефон поступают сообщения и звонки относительно того, что в скором времени меня арестуют и, значит, надо что-то делать.
В этот же день, 11 числа, я заявляю о том, что арест абсолютно незаконен, средства, которые у них изъяли, им не принадлежат, а принадлежат мне. Еще говорю о том, что в любое время по первому требованию я готов приехать в любое место для дачи показаний.
12 июня, то есть на следующий день после задержания сотрудников, следует заявление господина Тертеля — сюжет с точным определением того, что я причастен к уголовным делам.
Несмотря на то, что звучит прямое обвинение, я ничего не предпринимаю с точки зрения того, чтобы скрыться из страны, чтобы каким-то образом воздействовать на свидетелей и сделать еще какие-либо противоправные действия, препятствующие нормальному честному судебному разбирательству.
15 числа мы подаем в избирательную комиссию больше 120 тысяч подписей, что означает, фактически, решение проблемы регистрации меня как кандидата в президенты РБ.
И 17 числа, за день до моего ареста, начинаются прямые действия, а именно необоснованный арест счетов нашей избирательной кампании.
18 числа, когда уже было объявлено о том, что собрано около 450 тысяч подписей, происходит мое задержание.
О задержании
Мое задержание происходит в режиме того, что, так как я никуда не сбегал и в деревне, где я живу, достаточно далеко просматриваемые дороги, мне сообщили, что меня на этих дорогах ждут.
Я все равно считал, что это не может быть сделано, ехал на работу, ехал в наш штаб и меня арестовали. Все мои требования относительно того, что мне нужна адвокатская защита, то, что я не сопротивлялся и просил представиться этих людей, были проигнорированы.
Меня отвезли в ДФР, не дали возможности пообщаться с адвокатами, не дали возможности сделать какие-то заявления. И никаких действий со мной не происходило. Условно говоря, через полтора месяца после моего заявления я был помещен в следственный изолятор СИЗО КГБ.
О нерегистрации кандидатом в президенты
20 числа (июня) мои адвокаты, уполномоченные лица и члены штаба благополучно явились в ЦИК. И 14 июля ЦИКом было заявлено, что все требования законодательства, как в части декларации моего имущества, в которой я, в том числе указал изъятые средства у моих друзей, так и все имущество и недвижимость, которая на меня была зарегистрирована, — все соответствует действительности, количество подписей верное. Но меня не регистрируют, потому что существует письмо от комитета Госконтроля. Ни в одном законодательном акте не существует ограничений и такого нормативного акта, как письмо Госконтроля, как аргумент для того, чтобы не регистрировать.
Я хочу сказать еще то, что 18 числа, кроме меня в этот же день был задержан мой сын. Основная вина которого в том, что он мой сын и руководитель моего штаба. Он до сих пор находится в следственном изоляторе, в СИЗО КГБ. Я, конечно, не знаю, какие следственные действия с ним производятся, но, наверное, что-то там делается.
Таким образом, можно сказать, что после подачи всех возможных жалоб Верховный суд под достаточно, как мне кажется, спорным предлогом о том, что, оказывается, сроки исчисляются не сутками, а чуть ли не часами, отказался принимать наши жалобы. И меня окончательно сняли с избирательного процесса, и дальше начинается уже совсем прямая работа по уголовному делу.
О следствии и деле «Белгазпромбанка»
Параллельно со всеми этими событиями, мало того, что мое задержание, я считаю, было абсолютно необоснованным, я уже сказал, я никогда не собирался скрываться и ничего не делал для этого и не препятствовал никакому следствию.
Я надеюсь, вы помните, какой вокруг был информационный фон в то время, когда должностные лица, государственные СМИ безапелляционно заявляли о виновности меня, сотрудников банка, тогда, когда еще даже не то, что там следственные действия… Следственные действия только-только начались, но уже с экранов телевизоров было доказано, показано относительно того, что Бабарико и его Газпромбанк устроили «международную прачечную» в миллиарды долларов.
В завершение своей аргументации я скажу следующее: банковская сфера достаточно жестко регулируется в РБ. Она регулируется не только внутренними, локальными актами о деятельности банка. Она регулируется требованиями законодательства, которое предусматривает службу внутреннего контроля, утверждаемую акционерами, а не председателем правления, ревизионную комиссию, назначаемую акционерами, комитеты совета директоров на постоянной основе, действующие и проверяющие аудиторскую деятельность. Но со стороны и внешних контролирующих органов контроль осуществляется постоянно. Как со стороны Национального банка, КГК, наверное, уже ни для кого не секрет: к каждому банку прикреплен отдельный куратор со стороны КГБ.
Помимо этого, банк проходит ежегодные процедуры в международной аудиторской компании, белорусских аудиторских компаниях, рейтингование. Белгазпромбанк был по рейтингу, как правило, всегда один из лучших. Можно сказать, и лучшим с точки зрения получения рейтинга.
И вот на протяжении всех 20 лет при такой системе контроля … в Белгазпромбанке не было найдено ни одного нарушения, которое могло бы даже иметь намек на уголовное преследование, и уж тем более на коррупционную составляющую или еще на какую-то составляющую.
Хочу сказать, что в январе 2020 года закончилась внеочередная, подчеркиваю, внеочередная проверка Нацбанка, которая, как всегда (не бывает работы без нарушений) выявила нарушения. Но эти нарушения не являлись существенными, и менеджерам Белгазпромбанка было разрешено получить полностью вознаграждение по итогам предыдущих лет работы.
Таким образом, выдвигая обвинение, следственные органы, с моей точки зрения, ставят под сомнение профессионализм и целостность всей системы контроля, существующей в банковской системе Республики Беларусь, и профессионализм акционеров. На всякий случай я напомню, что акционерами являются Газпромбанк и «Газпром». То есть уже на протяжении 20 лет все эти органы никак не могли найти, можно сказать, глубоко законспирированную такую систему, а вот следственные органы, арестовав всех, оказались, значит, правы.
Об опровержении обвинений
На основании всего вышесказанного я хотел бы еще раз заявить, что я это обвинение категорически отрицаю, считаю, что все уголовное преследование имеет целью именно не раскрытие реального преступления, а устранение и дискредитацию меня как реального конкурента действующим на тот момент президентом РБ.
Оно нацелено на воспрепятствование моего политического мнения, которое не только расходилось с мнением на тот момент действующего президента, но было поддержанным достаточно большой частью гражданского общества РБ. Суммируя все вышесказанное, я могу сказать так, что до моего выхода на политическое поле Республики Беларусь никаких претензий, даже я более скажу, до 18 июня никаких претензий ко мне не было, никаких уголовных дел по отношению к сидящим в этой клетке людям не было предъявлено и не было заведено до 11 числа, соответственно, для них, и до 18-го для меня.
Обвинения, которые были предъявлены мне при задержании, на сегодняшний день даже не являются объектом рассмотрения.
Исходя из этого, я категорически отвергаю эти обвинения и не согласен с ними. Почему? Потому что никакой организованной преступной группы не было. Каждый здесь сидящий это подтверждает, что они действовали исключительно в интересах банка и исключительно по собственной инициативе. Я не являлся инициатором создания никаких иностранных компаний и не отдавал в никакие иностранные компании какие-то команды управления, которые противоречат законодательству. Не являлся собственником указанных денежных средств, которые присутствуют в обвинении. Я никогда не навязывал никаких незаконных условий сотрудничества ни одному из субъектов хозяйствования или персонально каким-то людям.
Я никогда не давал указаний никаким сотрудникам банка и иным лицам по совершению каких-либо противоправных действий, мы не услышали ни у одного из здесь говорящих, чтобы из уст моих прозвучала фраза сделать что-то в обмен на денежное вознаграждение и уж тем более в ущерб банку.
Я никогда не получал взяток, ни как дивиденды, ни в какой любой другой форме. Я никогда не совершал действий в интересах других субъектов, кроме Белгазпромбанка, и, соответственно, против интересов службы. Как я уже говорил, мои действия — результат деятельности Белгазпромбанка подтверждает, они были направлены на развитие данного института.
О бывших коллегах, фигурантах дела
Меня, конечно же, сильно удивило, когда я читал показания, что мои бывшие коллеги оговорили себя и пытаются оговорить меня, но это я понимаю. Я понимаю, почему это сделано — потому что то давление, которое оказывается в рамках СИЗО КГБ, на самом деле, я точно так же вел те самые беседы и знаю, как было. Один раз слышал, один из деятелей сказал с сожалением в голосе, что, «вы знаете, физические пытки запрещены!»
Я, конечно, понимаю, что физические пытки запрещены — это слава Богу. Но вести беседы в непрерывном режиме часами, иногда даже по ночам — это тоже еще та история. В рамках этих непроцессуальных бесед, я думаю, что каждый из них (фигурантов дела, признавших вину) подвергался не только сам прессингу. Прессинг оказывался, в том числе, на их родных и близких людей. Я могу сказать, что, наверное, это не самая лучшая история: знать, что твои дети находятся в СИЗО КГБ.
Информационные атаки госСМИ проводились постоянно. В СИЗО КГБ, как оказалось, заключенные обязаны смотреть «Панораму». Обязаны! Если вы вспомните, что показывают в «Панораме»… Я не сильно считаю себя волевым человеком. Но сложно устоять от бессилия. Когда ты слышишь, на каком уровне и в каком объеме предопределена вина, то, естественно складывается желание пойти на компромисс, дабы минимизировать те страшные последствия, о которых говорят с экрана телевизора.
Не исключаю, что в этом состоянии мое заявление и решение выдвигаться, последствия, которые были вызваны этим решением, очень существенно сказались на судьбах этих людей. У кого-то рухнула карьера,…у кого-то рухнул бизнес… И поэтому, наверное, какие-то вполне обоснованные настроения против меня… То есть механика путать причину и следствие вполне могла бы быть.
С учетом собственно происходящих событий подытожу — я очень искренне сомневаюсь в объективности судебного разбирательства. Потому что я прекрасно понимаю тот прессинг, который продолжается даже сейчас. Вы слышали и до начала, и во время судебного разбирательства заявления господина Лукашенко, господина Шведа об уже установленной вине и о том, что надо сделать, кого куда — ну, можно представить. То есть я понимаю, что прессинг по принятию решения — даже не только для сидящих в этой клетке.
Поэтому я могу сказать, что в дальнейшем я не буду пока нагнетать, отвечать ни на какие вопросы, давать дополнительных каких-то объяснений и показаний. Я считаю, что я достаточно много сказал по сути предъявляемого обвинения.
Я не верю в виновность людей, которые здесь находятся — я убежден, что в том именно, в чем их обвиняют, в чем они добровольно признаются — что они невиновны.
Я на самом деле не мог для себя ответить очень долго на вопрос: правильно ли я сделал 12 мая, потому что, еще раз подчеркну, наступили последствия для дела 25 лет моей жизни, последствия для людей, за которых я в какой-то степени нес ответственность, как и за сына, за друзей.
Я знаю одно. Мотив 12 мая у меня был только один: я хочу жить в стране, где торжествует закон. На этом все.
В зале звучат аплодисменты.
Добро пожаловать в реальность!