В апокрифе, популярном в узких кругах широко осведомленной публики, рассказывается, что на одной из редких встреч с Байденом, отвечая на прямо поставленный вопрос, Путин сказал что-то вроде: «Если так, то я выбираю Китай». Так это или не так – никто не скажет, по крайней мере, в ближайшее время. Но это очень похоже на правду или вполне могло бы ею быть, пишет политолог Владимир Пастухов.
Трудно оспаривать, что ориентация на Китай вместо ориентации на Запад является личным выбором Путина и его ближнего круга. Однако причины, по которым был сделан именно такой выбор, до конца не ясны. Обычно предполагается, что это серьезный геополитический выбор – что-то вроде выбора в пользу православия князем Владимиром. Реже утверждается, что это был узко эгоистический выбор правящего клана, который посчитал это наилучшим способом сохранения и закрепления своей власти над Россией (мол, Запад этому мешал, а Китай, наоборот, способствует) – это чем-то похоже на выбор Александра Невского в пользу Орды.
Моя догадка, однако, состоит в том, что этот выбор есть следствие случайного стечения обстоятельств, эмоционального срыва и психоза. Он в равной степени не продиктован как национальными интересами России, так и узко эгоистическими интересами путинского клана и даже самого Путина. Представление о том, что коррумпированный режим Путина не может развиваться в тени Запада и поэтому ему комфортнее в тени Китая, является в значительной степени мифом. Путинский режим, собственно, вырос в тени Запада и при других обстоятельствах мог бы еще долго существовать в этой тени (а на деле он так до конца из нее и не выполз). Взаимодействие с Китаем, напротив, сулит в основном одни головные боли. Но вмешался случай.
Если мы отмотаем историческую пленку немного назад и попробуем отыскать «точку невозврата» в отношениях России и Запада на посткоммунистическом отрезке русской истории, то с удивлением обнаружим, что ею является малопримечательное по нынешним залитым кровью временам убийство в российской тюрьме юриста американского инвестиционного фонда Сергея Магнитского. Дело это широко известно сегодня, и поэтому нет смысла его пересказывать. Частью дела было расследование того, что его организаторам казалось простым воровством, а на деле оказалось одним из «сертифицированных» методов перекачки средств из официального в теневой бюджет (не без воровства, конечно, но оно там было не главным). Именно эта деталь (связь с «государственными интересами») не позволила сторонам «разойтись бортами» и найти компромиссное решение.
Российские силовики в данном случае допустили фатальную ошибку, подставив Кремль и лично Путина. Они недооценили потенциал «публичной политики» в условиях реально действующей демократии (что естественно, так как они с последней никогда дела не имели). Ситуация вышла из-под контроля. Жертвы произвола смогли мобилизовать общественное мнение на Западе до беспрецедентного в новейшей истории отношений России и Запада уровня. Следствием стало принятие не менее беспрецедентного американского закона, известного как «Акт Магнитского», который со временем эволюционировал в универсальный механизм буллинга путинских элит.
Изначально именно гипертрофированная реакция на этот казус, на самом деле не вытекающий из природы отношений России и Запада, стала триггером той эмоциональной волны, которая привела путинские элиты к «разочарованию Западом» и бегству в Китай. О степени раздражения сегодня косвенно можно судить хотя бы потому, что внесший существенный вклад в лоббирование «Акта Магнитского» Владимир Кара-Мурза получил самый длительный тюремный срок среди всех политзаключенных, обойдя даже Навального.
Это была фатальная ошибка Путина, потому что именно «гибкие» отношения с Западом как раз позволяли ему и его окружению десятилетиями не только грабить Россию, но и комфортно отмывать награбленное по всему свету. Теперь они этой возможности лишились. Вряд ли так было задумано, но так бывает, когда эмоции и самоуверенность берут верх над расчетом и здравым смыслом.
Добро пожаловать в реальность!