В этот день Венедиктов по каким-то ему ведомым причинам поставил меня в сетку вещания того еще, старого, довоенного «Эха» в неурочное время. Не успел начаться эфир, как ведущие попросили меня прерваться, так как началась трансляция обращения Путина. Так я встретил войну в прямом эфире. И, хотя для большинства она началась тремя сутками позже, мне все стало понятно уже на первой минуте трансляции: это объявление войны, причем очень большой войны, которую в карман истории не спрячешь, пишет политолог Владимир Пастухов.
Не могу сказать, что это стало для меня неожиданностью. О том, что все идет к большой войне, я писал с 2011 года, когда стало понятно, что чахоточный проект медведевской перестройки провалился. Вместе с ее провалом улетучился шанс проскочить между Сциллой войны и Харибдой революции. Но одно дело – война вообще, а другое – здесь и сейчас. Буквально за неделю до этого у меня состоялся телефонный разговор с Ходорковским. Люди в его и моем окружении склонялись к мысли, что все происходящее – очередные «понты» Кремля, и дело, как обычно, ограничится очередным съеденным чижиком (формальной аннексией уже фактически аннексированных территорий Донбасса). Думаю, аналогичного мнения придерживалось и окружение Зеленского. Все, что сегодня происходит, тогда казалось безумием. Мы оба, однако, пришли к выводу, что избежать нападения уже практически невозможно: военно-политическая машина России набрала такую инерцию, что любая попытка затормозить приведет к тому, что она пойдет юзом. Хотя, конечно, все равно безумие.
Выступая сразу после завершения речи Путина, я сказал, что это - замах на идеологическую, ценностную войну, где на кону будет не Донбасс, а вся Украина. Жизнь подтвердила мою правоту. Но кое в чем я ошибся. В тот день, когда русские танки в стилистике фильмов Бондарчука-старшего атаковали Украину практически вдоль всей линии границы, казалось, что до Третьей мировой остаются считанные недели. Конечно, во взятие Киева за пару дней я не верил, несмотря на оценки натовских разведок. Но в то, что Украина сумеет перевести эту войну в позиционную в духе Первой мировой, тоже верилось с трудом. Сегодня много споров о том, что значит «победа» применительно к Украине. На мой взгляд, Украина победила, когда смогла перевести молниеносную войну в позиционную. Другое дело, что каждая победа имеет свою цену.
Ценой победы для Украины, шесть месяцев спустя после начала агрессии, стал перевод противостояния в фазу «ресурсной войны», где под ресурсом не в последнюю очередь понимается и такая вещь, как психологическая готовность продолжать сопротивление «на зубах». Если в первые полгода войны на первом плане были «герои фронта», то в следующие полгода, осмелюсь предположить, ими станут «герои тыла». Многое будет зависеть именно от способности гражданского населения перенести тяготы первой военной зимы, ну и от способности военной администрации Зеленского победить коррупцию и расхлябанность и убедить население в том, что она делает все необходимое и возможное в условиях войны, чтобы наладить жизнь тыла. Это не менее сложно, чем организовать вооруженное сопротивление на фронте, и это хорошо понимают в Кремле. Там рассчитывают, что «генерал Зима» сделает то, что не смогли сделать генералы армии Шойгу и Бортников. Но есть проблемка: украинцы тоже морозоустойчивы.
Добро пожаловать в реальность!