Разгром январского протеста и раздражение Кремля сообщениями о том, что власти якобы хотят раздать людям немного денег; обнародование катастрофических демографических данных и последовательные попытки искоренить даже подобие выборов говорят не столько о пренебрежении российских элит к людям, сколько о завершении формирования в стране новой политической сущности, пишет российский политолог, директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев.
Традиционно считалось, что государство – это некая надстройка над обществом, способная (но не обязанная) отражать коллективный интерес, который есть что-то большее, чем сумма индивидуальных. Идеальное государство, разумеется, должно воплощать buon governo à la Лоренцетти, но действительность редко соответствует этому образу. Существует масса отклонений, но почти всегда власть действует ради какой-либо идеи или миссии. Государства бывают тоталитарными или националистическими, однако это не исключает их легитимации через цели или предназначения – пусть даже умозрительные и иллюзорные.
Советский Союз хотел создать мировую коммунистическую республику, Третий рейх – расчистить Lebensraum для германской нации, фашистская Италия – возродить Римскую империю, многие диктаторы в Европе и Азии стремились не более чем к пожизненной власти, некоторые «царьки» были движимы идеями этнической или религиозной чистоты. Государства часто действовали вопреки интересам подданных, порой перестраивая экономику в систему корпораций или превращая её в «народное хозяйство» – но они, повторю, всегда декларировали некие неочевидные цели.
Россия начала 2020-х после двух десятилетий путинского правления представляет собой совершенно особый феномен. Любые перспективные цели утрачены. Идеология отсутствует настолько, что ею пытаются назвать патриотизм. Экономическая мобилизация невозможна, о чём говорит провал большинства программ развития. Коррупция превратилась из девиантного поведения в нормальное. Государственная служба стала бизнесом. Внешняя политика играет роль пропагандистского инструмента, нужного лишь для поднятия рейтинга власти. Население превращено в серую массу, которой позволено жить на государственном довольствии или делать свой гешефт, пока это не мешает бюрократии. Семь лет застоя «на ровном месте» говорят о том, что политическая система достигла своей зрелости.
Это состояние я хочу назвать «коммерческим государством» – некоей новой формой этатизма, которой чужды любые цели, кроме обогащения своих, как ныне принято говорить, бенефициаров. Власть обрела контроль над богатствами России и финансовыми потоками и заинтересована лишь в его удержании. Собственность здесь и за рубежом, тайные счета, дворцы, винодельни и т.д. – это единственное, что интересует российскую элиту. «Коммерческое государство» вовсе не кровожадно: оно не получает кайфа, растаптывая своих противников – оно лишь хочет, чтобы ему не мешали. Оно не амбициозно – ведь задача не взять всё и сразу, а высасывать соки из страны понемногу, но долго. Оно не относится к подданным как к средству достижения целей – скорее как к неизбежному злу, своей бессмысленной жизнедеятельностью снижающему размеры «его» ренты. Оно не слишком опасно для мира, так как производит не угрозы, а, скорее, иллюзии таковых.
«Коммерческое государство» застойно, но устойчиво – ему незнакомы «головокружения от успехов». Оно не нападает первым – но, как мы видели в январе, злобно реагирует на угрозы. Это новая мутация body politic, и вполне вероятно, что оно пришло надолго, причём, не только в Россию…
Добро пожаловать в реальность!