Приплыли

Больше всего в этой истории не хочется признавать собственное поражение. В правах и надеждах. Как там говорил Федор Михайлович — тварь я дрожащая или право имею? Все права он имел. И?

Каждый раз находились оптимисты, считавшие, что вот сейчас атлант расправит плечи и покажет всем. На самом деле еще и сейчас не поздно. С каменным выражением лица уволить кого-нибудь, причем за дело, а не из пустых амбиций. Опять же, если предположить, что в самом верхнем кресле страны сидит человек, отвечающий за свои поступки.

Он и сам понимает, что любая его попытка стать для России вторым Горбачевым была обречена на провал, поскольку все его указания откровенно саботировались. При этом с какого-то момента ему захотелось быть президентом, и это тоже нормальная история. А его положение было хуже губернаторского — в коннозаводческом смысле этого слова… (губернатор — самец-пробник, которого припускали к кобыле для ее раздражения перед случкой с породистым производителем). Ведь у либералов и  правоверных к нему на выходе одна претензия: что ж ничего не сделал, столько наобещав? Борьба с коррупцией… результат один: нет никого, кто бы усомнился в том, что коррупция в России  победила. Как только начинается пролог перед закрытым занавесом, тут же возникает опасность раскрытия имен высоких и высочайших и… коррупционер выходит сухим из воды. Все всё  знают. Никто ничего сделать не может. Вот до чего доборолись.

О модернизации экономики и говорить неловко…

Все громкие дела в прежнем статусе; заслуга освобождения Козлова принадлежит его жене; никто из одиозных персонажей не  пострадал ни в чем…

Президент только мускулами играл весь свой срок. Вы верите в то, что накануне инаугурации ему было сказано: ты воду мути, пока тебя все не сочтут пустым треплом? По мне, так даже при   феерическом цинизме российской верхушки это перебор. Но по итогам получается, что так оно и есть. Надеюсь, он и сам это понял.  Его  обманули и поимели капитально. И, будете смеяться, у него не так много вариантов, что сделать сейчас. Один —  в те несколько месяцев, которые ему остались — стать им костью в горле. Я бы не  кинула на это поле и рубля. Но кто знает?

Недавно я получила письмо от участницы Московской Хельсинкской группы Татьяны Осиповой (политзаключенная в 1980-1986-м, 1986-1987-й в ссылке). В письме она отвечала на мои вопросы, в частности о том, какой смысл бороться с системой, которая куда сильнее. Привожу цитату: «Согласитесь, что сталинская и послесталинская страна совсем не одно и то же. Значит, она все-таки способна к эволюции». Значит, способна… Поэтому так хотелось надеяться на начальника родины, не отягощенного спецслужебным прошлым. Видимо, уже пора себе самим отдавать в этом отчет.

Теперь он нас уже ничем не удивит. Единственное, чт?о ему осталось — это подавать конспиративные сигналы из-за решетки своих обязательств, как Мария Стюарт из тюрьмы. Вам его жалко? И мне жалко… Но себя самое куда жальче. Хорошо, что хоть иллюзий никаких не осталось. Впрочем, я бы не исключила конспиративный визит первого лица ночью домой к кому-нибудь из ярких оппозиционеров с текстом персонажа одной из книг Войновича «прошу принять меня в масоны. Очень прошу»… В общем, как гласит любимый садистский стишок моего детства, «маленькой кисочке страшно неспроста — в Яузу кисочку скинули с моста».