Только в 2025 году здоровье Александра Лукашенко несколько раз становилось темой для обсуждения, пишет Зеркало. Так, в мае перенесли парад (вероятной причиной аналитики называли усталость политика). В апреле он пассивно вел себя на хоккейной площадке. В январе несколько дней разговаривал осипшим голосом. Почему эта тема такая чувствительная? И как будут вести себя власти, когда самочувствие политика станет совсем плохим? Об этом в новом выпуске шоу «Как это понимать» рассуждали журналист Глеб Семенов и аналитик Артем Шрайбман.
«У многих — последняя надежда на изменения со смертью этого человека»
— Коллеги из «Нашай Нівы» заметили, что у 70-летнего Александра Лукашенко началась одышка, даже когда он сидит. В целом тема здоровья беларусского политика периодически появляется в СМИ: его лишний вес, тремор, нередко осипший голос. Почему это такая чувствительная тема и как ты относишься к спекуляциям на этот счет? — спросил Глеб Семенов.
— Я отношусь к ним как к проявлению надежды на то, что проблема решится легко, — говорит Артем Шрайбман. — Потому что после стольких лет попыток, борьбы и протестов, веры, что что-то может поменяться (особенно у политизированной части аудитории), для многих осталась последняя надежда на изменения со смертью этого человека. Конечно же, в такой атмосфере любой чих, любое прихрамывание воспринимается так: «А вдруг сейчас? А вдруг это оно?»
Особенно учитывая, что Лукашенко последние годы дает много поводов (более серьезных, чем охрипшее горло или что-то подобное) сомневаться, что у него все в порядке со здоровьем. Потому что человек пропадал на несколько дней, бывало, терял голос надолго, пропускал официальные мероприятия. Мы видим, как он ходит, как он дышит, как у него бывает тремор и так далее. Перенес ковид, видимо, не один раз, что тоже на пожилых людях отражается не наилучшим образом. Поэтому все достаточно очевидно. Меня не удивляют эти спекуляции, надежды и преувеличения.
Гадать на этом очень сложно без фактуры. Я бы мог, наверное, в качестве флешмоба достать здесь карты Таро или шар и попробовать. <…> Но думаю, чисто математически, статистически с каждым годом вероятность, что это произойдет, растет. Понятно, что в 70-летнем возрасте она выше. Поэтому чем дальше, чем больше таких проявлений, тем сильнее спекуляции. И не только среди медиа, простые людей тоже начнут приписывать каждый кризис здоровья Лукашенко тому, что «вот оно все». И самое пикантное, что однажды это вполне может оказаться правдой. Просто заранее сложно понять, какой из этих разов станет тем самым.
Чисто политически это проблема для него, потому что надо поддерживать имидж человека, у которого будущее режима под контролем. Вне зависимости от того, уходит он через год, не уходит, ему важно проецировать этот образ. В первую очередь для своих подчиненных, силовиков, пропагандистов и просто рядовых сторонников. Когда они видят признаки, что в какой-то момент все может очень быстро выйти из-под контроля и пойти по не по плану «нашего великого лидера», то сильнее тревожатся.
В более терминальных стадиях [чиновники] могут начать думать об альтернативах, что им делать в случае, если это произойдет. Понятно, что вряд их мысли приведут к каким-то действиям — сильно все запуганы. Но даже мышление в парадигме «мы и есть будущее этого режима и страны без Лукашенко, нам нужно принимать решения в ситуации, если он вдруг испарится или не сможет ничего делать» подтачивает способность политика контролировать ситуацию. Это небыстрый, но неизбежный процесс.
Можно посмотреть на истории испанского и португальского диктаторов, [Франсиско] Франко и [Антониу ди] Салазара, на латиноамериканских диктаторов. У всех к концу жизни наступал период не только физического, но и политического тремора. Когда в воздухе начинают витать обсуждения (иногда между строк, а иногда открыто) того, что произойдет, если вдруг человек упадет в кабинете.
«Может быть большой соблазн у разных силовых групп просто сформировать хунту»
— Как поведет себя вертикаль, если вдруг со здоровьем Лукашенко действительно случатся какие-то проблемы?
— Тут есть два больших вопроса. Первый. Сможет ли он, потеряв функциональность, все еще отдавать приказы. Это возможно: человека может парализовать не полностью, он может заболеть, быть в лежачем положении, но со способностью отдавать приказы и, соответственно, сформировать команду преемников.
Я думаю, если он сможет сам задать параметры транзита, то у системы хорошие шансы пережить это. По крайней мере, появится человек или группа людей, которые примут решения. Даже если они отклонятся от курса, который завещал Лукашенко, это все равно будет контролируемый процесс.
Другой сценарий — если это происходит внезапно, и он вообще не может больше ничего. В такой истории ожидает хаос. Я не могу предсказать, что произойдет. Наиболее логичное ожидание, что, поскольку существует понятная и признаваемая всеми процедура действий в такой ситуации, она прописана в Конституции. Если это не насильственная смерть, то власть в свои руки берет глава Совета Республики (сегодня это Наталья Кочанова). Если насильственная — то Совбез, в котором председательствует снова-таки глава Совета Республики. Она обязана назначить выборы. Думаю, это тот курс действий, который, скорее всего, будет реализован.
Однако могут быть разные отклонения. Если такая дестабилизация наверху совмещается с дестабилизацией внизу (например, забастовки, акции, саботаж, уличные протесты), то, я думаю, появится большое желание у разных силовых групп сформировать хунту. Говоря простым языком, сказать: «Мы берем власть для стабилизации ситуации». Это может произойти с участием России, ее войск, правоохранительных подразделений. В таком случае вырастет соблазн сломать конституционный сценарий действий.
Второй большой вопрос — будут ли чиновники воспринимать очередной кризис со здоровьем как то, что Лукашенко переживет, или все поймут — это конец. Если они подумают, что он сейчас поболеет, а потом вернется и накажет всех, кто проявил несанкционированную инициативу, — это будет сковывать их действия. Если же распространится убежденность, что все, конец, мы можем увидеть то, что в политологии называется «спящими институтами». Это структуры или люди, которые не показывали своих амбиций, но имеют ресурсы, чтобы их проявить. В такой ситуации они могут внезапно начать просыпаться.
Кто это может быть, я не знаю. Какие-то силовики типа [замминистра внутренних дел Николая] Карпенкова. Институты вроде ВНС, которое скажет: «А вот у нас есть президиум, мы собираемся и говорим, что теперь главные». Но важно ощущение финальности происходящего. Его не было в 2020 году, думаю, у большинства чиновников оно так и не возникло. А вот со здоровьем посложнее. Потому что если кризис с ним такой, что его невозможно списать на нечто временное (человека парализует, например), то все может довольно быстро отойти от любого запланированного маршрута.
Добро пожаловать в реальность!