После долгой изоляции известного политзаключенного Виктора Бабарико показали публике. Нет сомнений, что это элемент политической игры Александра Лукашенко, пишет политический аналитик Александр Класковский на "Позiрке".
Удастся ли она? Как поведут себя в этом контексте оппозиция и Запад?
Режим постарался, чтобы за последние пару лет в лексику политизированной части белорусского общества прочно вошло прежде малоизвестное, экзотическое словечко “инкоммуникадо“.
Речь идет о затяжной информационной блокаде в отношении ряда известных политических узников, таких как Бабарико, Сергей Тихановский, Николай Статкевич, Мария Колесникова, Максим Знак.
Игра вокруг инкоммуникадо и помилования
Появление Бабарико в кадре естественно, обрадовало его соратников. Власти Беларуси настолько скомкали и закон, и мораль, что уже одно только прерывание изоляции выглядит сенсацией, неким позитивом, прогрессом. Хотя режим инкоммуникадо сам по себе — это грубое нарушение прав людей, находящихся в неволе, по сути — вид пытки.
Чтобы подать весточку о Бабарико, был использован телеграм-канал бывшего оппозиционного активиста Романа Протасевича. Точно так же в ноябре прошлого года ему было поручено передать миру весть о Колесниковой, ее встрече с отцом.
Понятно, что указание прервать режим инкоммуникадо — как, впрочем, и ввести его — в отношении таких знаковых фигур мог дать только лично Лукашенко. Очевидно, что он в прошлом году стал разворачивать игру на больной теме политзаключенных. Начиная с июля поэтапно было выпущено через процедуру помилования более 200 осужденных за политику.
В этом списке в основном не самые известные фамилии. Наиболее ценный товар — да, звучит цинично, но режим мыслит именно в таких категориях — приберегается в надежде, что завяжется большой торг.
Правителю важно, чтобы противники склонили голову
В случае Колесниковой наверняка сыграло роль и интервью Лукашенко корреспонденту Би-би-си Стиву Розенбергу, который поставил вопрос о судьбе этой известной узницы. Показательно, что правитель тогда подчеркнул: он готов рассмотреть ее прошение о помиловании, если таковое будет.
Автократу важно, чтобы плененные политические противники хотя бы формально признали вину, встали в просительную позу.
Иначе говоря, ему хочется одержать над этими гордыми людьми моральную победу. Показать электорату: вот видите, они заблуждались, вели наивных политических неофитов не туда, а я тогда, в 2020-м, был прав, спасал стабильность, страну.
То есть для Лукашенко это момент некоего самоутверждения, компенсации за психологическую травму 2020 года и даже — в его понимании — одно из слагаемых легитимации.
Идеальный для него пример в плане “перевоспитания“ — тот самый Протасевич, бывший редактор радикального оппозиционного телеграм-канала. Этот человек снискал специфическую репутацию среди противников режима, поскольку не только попросил помилования, но и стал усердно служить властям, дискредитировать бывших соратников.
При этом стоит подчеркнуть: бросать камень в тех, кто подписал или подпишет “помиловку“ сугубо ради того, чтобы вырваться из застенков, — аморально.
Вождь надеется попасть на переговоры по Украине
Почему Бабарико предъявлен общественности именно сейчас? Это можно рассматривать как один из ходов Лукашенко в рамках президентской кампании. Этакая гуманизация имиджа. Вот, смотрите, не такой уж я зверь, могу и смягчиться. А Бабарико хоть и исхудал, но выглядит более-менее здоровым, бодрым, притом что о нем, как и о Колесниковой, ходили разные ужасные слухи.
Однако главный адресат этой демонстрации — не электорат, а Запад. Если говорить о белорусских избирателях, а тем более о политической эмиграции, то вряд ли кого такой “гуманизм“ убедит.
У западников на этот счет тоже нет иллюзий, но им предлагается торг. Лукашенко в буквальном смысле показывает товар лицом.
И дело не только в электоральной кампании. Правителю Беларуси важно попасть за стол ожидаемых переговоров по Украине. С этой целью он пытается заинтересовать западных игроков, показать, что не утратил политическую субъектность, способность маневрировать.
Оппозиция: схватка “максималистов“ с “ренегатами“
Эта игра Лукашенко, надо думать, обострит концептуальную дискуссию в оппозиции. В прошлом году в ней уже четко обрисовались два подхода к проблеме политзаключенных (а фактически это спор о стратегических приоритетах).
О важности освобождения политических узников говорят все. Но при этом мейнстрим, объединенный вокруг Светланы Тихановской, продолжает видеть главным инструментом давление на режим. Прежде всего речь идет о том, чтобы усилить санкции. Также ставится задача добиться, чтобы Международный уголовный суд выписал ордер на арест Лукашенко (мол, в перспективе это способно расколоть его окружение).
В то же время усиливаются голоса тех, кто выступает за более гибкую стратегию. Такой подход артикулируют, в частности, бывший “министр иностранных дел“ кабинета Тихановской Валерий Ковалевский (ушедший из ее команды из-за разногласий), член Координационного совета Андрей Егоров, соратник Бабарико Иван Кравцов, сестра Колесниковой Татьяна Хомич и ряд других родственников политзаключенных.
Из этой среды звучит идея компромиссов с режимом ради спасения его пленников. В частности — что ради этого можно пойти на отмену части санкций, возвращение в Минск западных послов.
Подчеркивается, что жизнь, здоровье, свобода конкретных людей должны быть на первом месте. Что их нельзя делать заложниками максималистской позиции — вот повергнем-де в прах саму систему, и тогда темницы тоже рухнут.
Приверженцев гибкой линии яростно бомбят за ренегатство: мол, проповедуя лозунг “не злить деда“, вы предаете цели борьбы. И потом, садиться за стол переговоров с Лукашенко (“ползти к нему на коленях“) просто зазорно.
Правда, в числе тех, кто выступает за обмен санкций на политзаключенных, — оппозиционный патриарх Зянон Пазьняк, которому трудно приклеить ярлык ренегата, пособника режима.
Санкции: оружие ультиматума или гибкий инструмент?
Спор об эффективности ограничительных мер Запада на сегодня, пожалуй, неразрешим. При желании маневры Лукашенко, о которых мы здесь ведем речь, можно трактовать и так: ага, припекло, вот и стал крутиться как уж на сковородке. Надо еще сильнее прижимать!
Но свои аргументы и у скептиков. За четыре года санкции не свалили и даже не ослабили этот режим. И неизвестно когда сработают, если вообще сработают. А люди в застенках тем временем страдают, умирают.
Посмотрите, говорят скептики: иранский, кубинский, венесуэльский режимы держатся под санкциями много лет. Лукашенко же пользуется еще и колоссальной поддержкой Москвы с ее богатыми ресурсами. Попробуй его свали в таком тандеме. Причем — это особо подчеркивает Пазьняк — санкции лишь вдавливают Беларусь в Россию, крушат остатки суверенитета.
Так или иначе, но факт тот, что санкции вводит не офис Тихановской, не Объединенный переходный кабинет и не Народное антикризисное управление Павла Латушко. Это делает (или не делает) Запад.
А у него свои соображения, свои ограничители. Ведь это оружие обоюдоострое. Западные политики вынуждены прислушиваться к своему электорату, недовольному издержками такой политики, к голосу своих бизнес-кругов. Иначе говоря, перспектива резкого усиления ограничительных мер маловероятна.
К тому же это отнюдь не стерильный инструмент. Невозможно умудриться бить, например, только по “кошелькам Лукашенко“, не задевая благосостояние и другие интересы обычных граждан (скажем, зарабатывающих свой хлеб на предприятиях таких “кошельков“). Все труднее становится выехать из Беларуси на Запад: опускается железный занавес. На границе с Польшей в эти дни — сущий ад.
Так что внутри страны санкции раздражают не только лукашистов. При этом, однако, наивно надеяться, что дискомфорт ограничительных мер поднимет народ на новое восстание — при диком произволе силовиков, тотальном страхе. Вон в Северной Корее жизнь совсем никудышная, но массовый бунт там немыслим.
Судьба узников режима будет решаться в широком геополитическом контексте
Отметим также, что спор оппозиционеров, допустимо ли идти на переговоры с Лукашенко, схоластичен. За один стол с “беглыми“ правитель принципиально не сядет. Да и что они ему могут предложить?
Оппозиция в состоянии лишь апеллировать к Западу, в частности подогревать его интерес к теме политзаключенных, подсказывать ходы.
Но если адепты давления поменяют акценты в обращениях к западным акторам, те могут сильно удивиться: четыре года вы призывали дожимать режим до упора, а тут вдруг предлагаете поиграть с ним, устроить торг.
И потом, если некий диалог Запада с официальным Минском начнется, то внимание Евросоюза, США к демократическим силам, их поддержка снизятся. А у них и так туго с ресурсами. Так что здесь работает уже и логика самосохранения.
Пикантность момента и в том, что отнюдь не исключена циничная геополитическая сделка Дональда Трампа с Владимиром Путиным. А это сильно переформатирует весь комплекс международных отношений.
Соответственно, и Лукашенко имеет шанс воспользоваться плодами западной реалполитик. Оппозиции же тогда волей-неволей придется встраиваться в новую реальность.
Так или иначе, интрига вокруг судьбы белорусских политзаключенных закручивается. И очевидно лишь то, что легких решений — как в политическом, так и в моральном плане — здесь не предвидится.
Добро пожаловать в реальность!