Чем больше цифра «всенародной поддержки», объявляемая диктатурой во время очередных «выборов», тем ближе может быть крах многолетней тирании, рассуждает в своем блоге на Радио Свобода Виктор Богдевич.
Внешнее благополучие и скрытые трещины
Внешне нынешняя избирательная кампания выглядит полным и безусловным триумфом режима, который удерживает власть. Без какой-либо конкуренции со стороны политических соперников, с выгнанными за рубеж или брошенными в тюрьмы оппозиционерами и независимыми журналистами, в тепличных, комфортных для чиновников и силовиков условиях общественной апатии и безразличия. Но на самом деле именно такие убаюканные и самоуспокоенные отсутствием политической конкуренции режимы, которые окончательно потеряли ощущение реальности и зависимости от собственного общества, часто рушатся от самого малого порыва ветра истории — внезапно и неожиданно.
Единственная интрига январских выборов
Избирательная кампания в Беларуси, финал которой назначен на 26 января, должна продемонстрировать непоколебимую устойчивость режима Лукашенко. Единственная интрига — какую цифру решат записать власти в итоговом протоколе? То, что она будет больше официальной цифры 2020 года (80,10%), очевидно. А вот решится ли Лукашенко превысить последний рекордный официальный результат Путина 2024 года (87,28%)? Здесь для диктатора дилемма. С одной стороны, нет больше никаких ограничений, а подчинённые с большим рвением стремятся продемонстрировать «неслыханную популярность всенародно любимого лидера»; с другой — существует осторожная предосторожность: как бы не разозлить своими рекордами славолюбивого «старшего брата».
В прошлом месяце в СМИ часто упоминали имя бывшего румынского диктатора Николае Чаушеску: исполнилось 35 лет с момента паддания его диктатуры. Проводить прозрачные исторические параллели склоняли и события декабря в Сирии: еще совсем недавно диктатор Башар Асад победил на выборах с результатом более 90% поддержки. И вот вдруг в конце 2024 года режим обрушился в одно мгновение, а на защиту того самого «всенародно избранного» не вышел никто, даже его собственные спецслужбы и личная охрана. Почему?
Стоит быть корректными: всеобщих прямых президентских выборов в коммунистической Румынии не было. В последний раз Чаушеску переизбирали на должность генерального секретаря на съезде Компартии в ноябре 1989 года, всего за месяц до краха режима. Всё шло, как обычно: шестичасовой доклад вождя о достижениях и успехах 62 раза прерывался продолжительными аплодисментами с вставанием всего зала. Потом выборы: 3308 «за» из 3308 присутствующих. 100-процентная поддержка, никаких, даже самых незначительных проявлений несогласия или оппозиционности.
Президента в коммунистической Румынии выбирал парламент («Великим национальным собранием»). На последних таких выборах в 1985 году Чаушеску также получил 100-процентный результат.
И после всего этого удивлённый и поражённый мир наблюдал, как буквально за несколько дней в конце декабря 1989 года режим всемогущего диктатора рухнул, а самого его поставили к стенке его бывшие соратники. И всё это — под всеобщее общественное одобрение и массовые народные празднования по случаю падения диктатуры.
Примечательно, что Лукашенко и Путин тогда, в 1989-м, уже были в зрелом возрасте, делали первые шаги в политической карьере. И, конечно, хорошо помнят эти события. Как они оценивают то, что произошло с Чаушеску, сегодня, когда сами строят режимы, во многом похожие на тот, который четверть века существовал в Румынии? Наверное, считают, что тот был недостаточно решительным и жёстким, что не додавил «экстремистов» до конца, проявил слабость.
Уроки Николае Чаушеску
На самом деле, в тогдашней Европе, видимо, не было другого диктатора, который так заботился о собственной безопасности и был так жесток к любым проявлениям нелояльности. Создавая карательную систему, Чаушеску последовательно ориентировался на сталинские образцы. Политическая полиция — «Секуритате» — имела неограниченную власть. Тысячи политических заключённых, пытки в тюрьмах, смертные приговоры врагам режима — всё это было обычными атрибутами режима Чаушеску. К середине 80-х в числе информаторов «Секуритате» значилась примерно треть взрослого населения страны. Для охраны самого Чаушеску, по некоторым данным, было задействовано около 40 тысяч сотрудников «Секуритате».
Когда в декабре 1989 года на западе страны, в Тимишоаре, начались массовые беспорядки, Чаушеску не колебался: спецслужбам и армии был немедленно отдан приказ «по мятежникам стрелять без предупреждения». В результате погибли сотни участников протестов — мужчин, женщин, детей. От партийных функционеров Чаушеску в эти дни требовал создавать специальные отряды самообороны из своих твёрдых сторонников численностью не менее 50 тысяч «проверенных пролетариев». Иными словами, никакой нерешительности и мягкотелости в его действиях не было видно.
И тем не менее, финал 71-летнего диктатора оказался трагичным. Вдруг оказалось, что защищать его некому: куда-то вдруг исчезли, как бы растворились, многочисленные спецслужбы, охрана, армия.
А в результате — вынужденные поспешные побеги, арест, проведённый его собственными военными, поспешный трибунал и такой же поспешный расстрел, который организовал и которым руководил один из бывших его ближайших силовиков, генерал Виктор Стэнкулеску.
Мне доводилось бывать в Румынии за полтора года до краха Чаушеску. На фоне перестроечного СССР это был «социализм с нечеловеческим лицом». И дело было не только в бедности, вызванной бесконечными экономическими авантюрами диктатора (тогдашний Советский Союз тоже не жил в достатке). Поражал страх, который царил на улицах Бухареста. Люди вообще боялись сказать хоть слово на тему политики. И одновременно ощущалось, насколько такая ситуация надоела всем. Не только тайным противникам режима, но и тем, кто, казалось бы, должен был служить ему — журналистам, мелким чиновникам, учителям, учёным. Запуганное общество напоминало сжатую пружину. Это впечатляло: европейский менталитет народа — и одновременно некий азиатский деспотизм государственного порядка, плохо скрытая ненависть к аппарату угнетения и внешняя вынужденная покорность перед силой. Всё это напоминает ситуацию и в сегодняшней Беларуси.
Куда подевались армия и спецслужбы
И в этом, очевидно, ответ на вопрос, почему на защиту диктаторов в критической ситуации не выходят даже те, кто ещё вчера клялся им в верности, пел им оды, дружно поднимал руки на собраниях, записывался в правящую партию, единодушно поддерживал на фальшивых выборах... Диагноз: режим надоел, разочаровал всех, даже тех, кто по долгу службы должен ему служить.
Важным фактором здесь, вероятно, могло быть особенно щедрое обеспечение «своих» — силовиков, чиновников, пропагандистов. Но в условиях нищей страны и бедной казны даже эта относительная щедрость выглядит довольно убого. Все видят, что в соседних странах, где нет диктатуры, уровень жизни несравненно выше. А поскольку силовой и чиновничий аппарат непропорционально раздут, «кормовой базы» на всех не хватает. В результате эти «кормящиеся» силовики на самом деле не так уж сыты и довольны. И в критический момент могут повести себя самым неожиданным образом.
Яркий пример — недавние события в Сирии, когда за несколько дней рухнула династийная диктатура Асадов, которая правила страной более полувека. На последних президентских выборах 2021 года за Башара Асада, по официальным данным, проголосовали 95,1% сирийцев. Силовой аппарат Асада-младшего насчитывал несколько сотен тысяч человек — армия, служба безопасности, личная охрана. Всю репрессивную машину помогали создавать, обучать и поддерживать россияне — по собственным стандартам и на собственном примере. Ни мягким, ни благодушным политический режим Асада не был: тюрьмы были переполнены политическими заключёнными, людей карали за любое проявление нелояльности.
Для Москвы (как, впрочем, и для Минска) стало полной неожиданностью то, что в критический момент защищать диктатуру некому: Асад был вынужден спасаться бегством. Вся огромная армия и личная охрана просто разошлись, побежали, даже не сделав попытки сопротивляться повстанцам. Что уж говорить о тех 95% сирийцев, которые якобы голосовали за Асада на последних выборах. Они праздновали конец режима на улицах и площадях сирийских городов, снося статуи диктатора и сжигая его портреты.
«Если кто-то думает, что я вцепился в кресло...» Лукашенко — из того поколения, которое хорошо помнит, как распадался СССР. И, очевидно, знает ответ на вопрос, почему в 1991 году, когда КПСС теряла свое господство, на ее защиту и на спасение СССР на улицу не вышел практически никто, хотя формально партия насчитывала больше 20 миллионов членов. Просто неизменный коммунистический режим к тому времени надоел всем, даже самим рядовым коммунистам. Чувство тупиковости, безперспективности было всеобщим: общество стремилось к переменам и не ожидало больше ничего хорошего от старого гнилого режима.
У Лукашенко одно время было явное желание избежать такой стадии своей диктатуры. А эта стадия приближалась, он это предчувствовал. Начиная с 2014 года, Лукашенко публично девять раз в разных вариациях повторял фразу о том, что не будет «цепляться за власть посиневшими пальцами». В последний раз такое обещание прозвучало осенью 2021 года, во время подготовки конституционного референдума, после которого, как предполагалось, начнется транзит власти:
«Если кто-то думает, что я вцепился в кресло (и уже руки посинели), чтобы меня здесь не оторвали от него, вы просто ошибаетесь. Я реально оцениваю ситуацию, свои возможности».
В течение последних трех лет упоминания о «синих пальцах» постепенно стихли: обещанный «транзит» отменен, а идея с УНС была отложена в дальний ящик. Стремление к личной власти оказалось сильнее рациональных размышлений и намерений (что, впрочем, как и у почти всех других диктаторов). Правда, в последнем новогоднем обращении Лукашенко смутно намекнул на то, что «смена поколений завершится в следующие годы». Но о том, кого будет касаться эта смена, не было сказано. Обещания «не цепляться посиневшими пальцами» больше не звучат.
Кому это «надо»
На самом деле, в начале своего существования молодые диктаторские режимы бывают привлекательными для общества. Решительные, дерзкие, живые, подвижные, они по-своему привлекают своим отчаянным самоотверженным вызовом, который они бросают старому устройству мира… Таковыми были большевики в начале своей революции, которая перевернула прогнившее российское самодержавие в 1917 году. Таким был и молодой Лукашенко, который в 1994 году бросил вызов посткоммунистической кебичевской номенклатуре, от которой общество уже не ожидало ничего хорошего и поэтому поверило популистским лозунгам молодого директора шкловского совхоза и проголосовало за перемены.
Сегодня он сам оказался в той же роли пожилого диктатора, который любыми способами пытается удержать в руках личную власть, с которой сросся за 31 год и без которой, похоже, не представляет себе дальнейшего существования. Главная его проблема в том, что этот режим — архаичный, устаревший, прогнивший, безнадежный — надоел всем, даже тем, кто ему якобы должен служить.
Талантливый советский поэт и бард, знаток отечественной истории Булат Окуджава ещё в конце 60-х годов прошлого века в поэтической форме выразил эту главную условие краха любого «царства»:
Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.
Примечательно, что в ходе этой, которой уже по счету, кампании переизбрания Лукашенко на очередной президентский срок в качестве главного пропагандистского лозунга вместо какого-либо привлекательного обещания власть почему-то выбрала казарменно-милицейское слово-заповедь: «Надо!». Но попробуйте найти тех, кому это действительно «надо» (кроме одного всем известного лица).
Для всех очевидно, что этот режим не предлагает никакого внятного привлекательного будущего; что всё, на что он был способен, уже в прошлом, и никаких новых идей и достижений от него не стоит ждать. В возрасте за 70 лет люди редко меняются.
Некоторое время он ещё будет держаться на страхе и репрессиях, но обрушится в один момент — как Чаушеску в Румынии или Асад в Сирии. И защищать его не выйдет на улицу никто из тех 90 процентов (или около того), которые якобы проголосуют за него через три недели, на выборах 26 января.
Добро пожаловать в реальность!