Представитель НАУ и ОПК — о будущем Беларуси, если бы ею руководил Виктор Гончар, и как нынешний бессменный правитель поставил себе цель взять Москву.
— Я узнал об убийстве Юрия Захаренко, работая вице-консулом в Генеральном консульстве Беларуси в Белостоке, — вспомнил Павел Латушко в интервью на 24 канале. — Два бывших заместителя министра МВД — мой генеральный консул и советник посольства в Варшаве, рассказывали о том, что был убит Юрий Захаренко, бывший министр МВД, исчезнувший в один период с Виктором Гончаром.
А я, молодой дипломат, оказался свидетелем этого разговора.
Помню, еще до этого, когда работал атташе в МИДе, пришлось познакомиться с Виктором Гончаром. Он тогда занимал вторую должность в исполнительном секретариате СНГ.
Однажды, когда я ему принес документы в штаб-квартиру СНГ, он — для меня это было неожиданно — предложил: «А не согласились ли бы вы пойти работать в мою команду?».
Я тогда мечтал работать в МИДе, поблагодарил его за предложение и сказал, что все-таки хотел бы продолжить дипломатическую службу. Но мне это было лестно и очень приятно, потому что, скажу откровенно, Виктор Гончар для меня был идеалом политика в современной Беларуси на тот период.
Это тот человек, который действительно, если бы стал президентом нашей страны, смог бы в течение двух сроков очень серьезно изменить нашу страну и общество. Мы были бы уже сегодня членами Европейского союза, были бы уже совсем другой страной.
К сожалению, такие выдающиеся политики, как Виктор Гончар, как Юрий Захаренко, тоже совершают ошибки. На каком-то этапе, наверное, их главной ошибкой было то, что они поверили Лукашенко, посчитали, что в 1994 году, поддержав его, смогут в последующем, убрав с политической арены пропартийную советскую номенклатуру во главе с Кебичем, изменить ход событий на демократическое развитие страны.
Но они ошиблись. Лукашенко переиграл всех и в последующем просто их убил.
Латушко вспомнил, как хотел уволиться.
— Проработав буквально две недели в должности пресс-секретаря МИДа (министром тогда был Урал Латыпов), я написал ему заявление об отставке.
На следующее утро Латыпов сказал, что может подписать мое заявление, но, если это произойдет, я должен знать, что мое назначение было согласовано с Лукашенко. «И все последствия этого вы должны понимать», — сказал Латыпов.
То есть мне было четко сказано, что на мне будет поставлена черная метка и, соответственно, дальнейшие перспективы существования в этой системе и вообще в стране были под большим вопросом.
Да, я забрал тогда заявление, может быть, смалодушничал, могу сказать это откровенно, — признался политик.
Он рассказал о том, как Лукашенко планировал занять место в Кремле и как сам загнал себя и страну в ловушку.
— Первый прессинг на меня пошел за то, что я проводил брифинги на беларусском языке. Я столкнулся со шквалом критики, фактически запретом пресс-секретаря Лукашенко пользоваться беларусским языком во время брифингов. Но я все-таки продолжил работать на беларусском языке.
Лукашенко пришел к власти именно с мыслью «взойти на престол» в Москве. Он все делал системно для этого, глядя на больного Ельцина, и думая, каким образом воспользоваться ситуацией, когда его не станет, чтобы пересесть в Кремль.
Только это его мотивировало во всех его действиях, только желание дополнительной власти. Поэтому он в 1996 году инициировал создание сообщества Беларуси и России. Позже оно преобразовалось в Союз Беларуси и России, а в 1999 году он уже создал Союзное государство (СГ).
Кстати, оно не имеет названия «союзное государство Беларуси и России», оно названо именно «союзное государство». Когда он строил всю эту организацию, думал, что пересядет в кресло Ельцина.
Изменял законодательство, вводил конституционные поправки, был настолько активен в регионах РФ, что Ельцин в какой-то момент вынужден был ввести запрет на посещения Лукашенко регионов, потому что это стало угрозой. Он действительно был очень популярен в России.
В 2005 году, когда Путин предложил принять конституционный акт СГ, Лукашенко понял, что в случае принятия, ему придется поделиться частью конституционных полномочий как руководителю Беларуси.
А этого он уже не хотел. Понимая, что Путина он перескакать не сможет, это не Ельцин, он начал тормозить эти процессы. И тогда, помните, начались другие процессы — на определенное сближение с Западом, попытка усидеть на двух стульях.
Все это делалось не потому, что Лукашенко хотел иметь более близкие отношения с Европой. Он пытался торговаться с Путиным, с Медведевым — с Россией, для того чтобы получать как можно больше ресурсов у нее. И хитрость его в данном случае работала.
В 2017 году, когда я был послом во Франции и Монако, у меня были беседы с определенными лицами в Монако, в Париже. Они начали делиться информацией о том, что в Москве приняли решение — время Лукашенко фактически заканчивается.
Во время одной из бесед мне был задан вопрос: в случае если министр иностранных дел Владимир Макей примет решение стать контркандидатом Лукашенко на выборах в 2020 году, поддержите ли вы его? На это я ответил «да».
Но Макей на тот момент не принял этого решения, хотя потенциально мог быть тем, кто составил бы конкуренцию Лукашенко в 2020 году.
То есть еще за три года стало известно, что Москва пытается форсировать процессы строительства СГ. Лукашенко начал упираться, понял, что это угрожает его власти, но в результате фатально и с треском проигранных выборов приполз на коленях к Путину и попросил его спасти, понимая, что если Россия его не поддержит, его вынесет общество с той должности, которую он узурпировал.
И Путин дал согласие, но поставил условие — активизировать строительство СГ. И когда сегодня дискутируется, почему происходит фактическое поглощение Беларуси через СГ? Это заслуга Лукашенко.
Первично он строил СГ для того, чтобы самому вскочить на престол в Москве. А в 2020 году это стало уже реальным инструментом России, чтобы поглотить Лукашенко, к сожалению, с нашей Родиной.
Но он сам стал заложником этой ситуации. Жажда власти в данном случае сыграла с ним плохую шутку, — заключил Латушко.
Добро пожаловать в реальность!