Репрессии — едва ли не единственное, в чем Лукашенко все еще чувствует себя самодержцем, полновластным и никому не подконтрольным тираном в Беларуси. Именно поэтому они не останавливаются и становятся все более жесткими, пишет на «Радио Свобода» Виктор Богдевич.
О милосердии, снисходительности к политическим соперникам, необходимости прощать врагам, которые «оступились и заблудились», Лукашенко говорит чрезвычайно редко. За последние годы можно вспомнить разве что две его реплики. Последний раз — на православное Рождество, перед амвоном Свято-Елисаветинского монастыря в Минске, когда он, зажигая свечу, поучал чиновников и священников:
«Настало время, когда мы, представители власти, и вы должны сделать шаг навстречу этим людям, которые ошиблись... я уверен, что среди и тех сбежавших, и тех, которые живут сегодня у нас, люди, которые глубоко покаялись, поняли, что ошиблись. Они не должны быть выброшены на обочину».
Примечательно здесь то, что эти полные христианского миролюбия и смирения слова произносились в тот самый момент, когда на другом конце Минска в железной клетке судили нобелевского лауреата Алеся Беляцкого, отказываясь при этом в качестве жеста гуманности хотя бы снять с его рук железные наручники; когда во всех уголках Беларуси обезумевший от бесконтрольности и безнаказанности ГУБОПиК продолжал свои опричнические рейды по квартирам ни в чем не повинных людей, ломая двери и человеческие хребты; когда задержанным за комментарий, репост, лайк людям псевдосуды выносили приговоры, как за вооруженное ограбление или попытку изнасилования — по 5, 8, 10 лет тюрьмы.
В предыдущий раз Лукашенко обещал проявить милосердие и прощение по отношению к своим политическим соперникам прошлой осенью, в сентябре. Помните, какие надежды родились у многих политзаключенных и их родственников, когда он вдруг заявил:
«Когда эти люди раскаялись, встали на путь исправления, полностью загладили свою вину, к ним можно проявить милость». «Есть люди, которых мы СВОБОДНО можем освободить досрочно... иногда и перегибы допускаются со стороны наших сторонников: «всех мочить, сажать и так далее». Знаете, единства в обществе это никогда не добавляло».
Сколько иллюзий возникло после этих слов у измученных ожиданием и неопределенностью людей.
В обоих случаях за пафосными словами о примирении и прощении не стояло ничего, кроме лицемерия и богохульства.
«Ты не бойся, мы тебя не больно зарежем. Чик — и ты уже на небесах», — успокаивал главарь бандитов «Горбатый» милицейского шпиона Шарапова в культовом советском кинофильме «Место встречи изменить нельзя».
Милосердие по-бандитски — оно такое: как писали когда-то в протоколах советские следователи, «с особым цинизмом». Если Лукашенко после всего, что произошло, решится и в третий раз говорить что-либо о «шагах навстречу беглым», это уже, наверное, не вызовет ничего, кроме смеха. Человек, который одной рукой молится на иконы в церкви, а в другой держит наручники и резиновую дубину, на другую реакцию вряд ли может рассчитывать.
«Достойный плод покаяния»
О том, что в действительности имел в виду Лукашенко, когда говорил на Рождество о «шагах навстречу беглым», частично можно догадаться из недавнего выступления на государственном телеканале СТВ лукашенковского «сенатора» Олега Дьяченко.
Пытаясь истолковать слова Лукашенко, Дьяченко сказал, что для того, чтобы вернуться на родину, «бегущие» должны «сотворить достойный плод покаяния». В переводе с церковнославянского на язык сегодняшнего белорусского чиновничества это означает приблизительно то же, о чем Лукашенко говорил год назад, в январе 2022-го:
«Мой вам совет: домой, кайтесь и становитесь на колени! Дальше будет хуже. Поэтому домой, на коленях, ползком».
По версии Дьяченко, «бегущие «перед тем, как вернуться, должны» провести митинги в Варшаве, Вильнюсе, других западных государствах» за отмену санкций, введенных против режима Лукашенко. А уже потом они, чиновники, в зависимости от эффективности проведенных акций, «дальше посмотрят».
Слова Лукашенко и его лакеев о примирении и возвращении политэмигрантов не значат абсолютно ничего до тех пор, пока за ними нет никаких реальных поступков.
«Отнестись к людям с прощением»
Беларусь не первая и не последняя страна, прошедшая через полосу гражданского противостояния, в результате которого режим, сумевший удержать власть, вынужден заботиться об установлении спокойствия и согласия в наэлектризованном обществе. Но решали и решают эту проблему очень по-разному. В этом смысле это недавний опыт Казахстана.
Почти все помнят январь 2022-го в этой стране: массовые протесты, пылающие здания, разгул мародеров, взаимное насилие... и вот прошло совсем не много времени, а президент Касым Жомарт Токаев выступает со следующей инициативой:
«Некоторые из тех, которые нарушили закон, уже осмыслили свою вину и раскаялись в своих прошлых поступках. Я думаю, что лучше относиться к ним с прощением. Поэтому я принял решение объявить одновременную амнистию участникам январских событий».
Здесь важны два обстоятельства. Во-первых, с этой инициативой президент Токаев выступил в конце августа 2022 года — всего через семь месяцев после январской революции, которую власти посчитали нужным называть не «мятежом», не «восстанием» и не «беспорядками», а политически нейтрально — «январскими событиями». Уже 2 ноября 2022 года был подписан закон «Об амнистии» — и на свободу вышли около полутора тысяч политзаключенных.
Во-вторых, «январские события» 2022 года в Казахстане — это не «бархатная революция» с шариками, цветами, пением песен и разуванием перед тем, как встать на скамейку. Это были ожесточенные столкновения с полицией, мародерство, захват аэропортов, поджоги правительственных зданий, в том числе сожженные мэрия и бывшая резиденция президента в Алматы. И все это простили ради согласия в обществе.
В идеале так и должно происходить в странах, которые заботятся о реальной стабильности: не затягивать назревшие решения на долгие годы, стремиться быстро залечить былые раны, восстановить спокойствие в обществе, задобрить обиды. Таким путем, кстати, шла и Россия в чеченском кризисе в 90-е годы. Первая амнистия для участников чеченского вооруженного сопротивления была объявлена Госдумой России еще 13 декабря 1994 года, всего через два дня после ввода российских войск в Чечню. А всего подобных амнистий в России во время президентства Ельцина и раннего Путина было около десятка.
Лукашенко по отношению к своим политическим соперникам так никогда не делал. Это противоречит его натуре, его внутренней сущности — мстительной и злопамятной. В последние два с половиной года это особенно заметно. Похоже, что он находит даже какое-то наслаждение, особое удовольствие от своего статуса столь полностью распоясанного тирана; его развлекает соревнование с Путиным, «кто более токсичен». Репрессии — чуть ли не единственное, в чем он еще чувствует себя самодержцем, полновластным тираном, где он единственный хозяин и вершитель человеческих судеб. Ведь в других отраслях — и в экономике, и во внешней политике, и в обороноспособности — от бывшего самовластия не осталось и следа. Может, именно поэтому политические репрессии и не прекращаются.
В ожидании «Пакта о забвении»
Ситуация в Беларуси такова, что авторитаризм в стране растянулся на долгие три десятилетия. И политические репрессии в течение этого огромного периода полностью никогда не прекращались: они то затихали до уровня административных задержаний, штрафов и сравнительно мягких приговоров, то разгорались до политических исчезновений и убийств (как в конце 90-х) или массовых пыток и жестокого уголовного преследования за малейшее проявление инакомыслия (как происходит сейчас).
Отказ от этого тоталитарного наследия и переход к демократии вряд ли будут быстрыми и простыми. Слишком много взаимных обид, обвинений, фобий накопилось за долгие десятилетия; слишком длинный шлейф преступлений тянется за тысячами лиц, которые осуществляют власть в стране и никуда в одно мгновение не денутся, — даже если диктатор однажды умрет или исчезнет еще при жизни каким-либо иным образом. Нечто подобное происходило в Испании после падения диктатуры.
Каудильо Франсиско Франко руководил диктатурой в Испании целых 39 лет. На то время, когда он умирал в страшных муках в ноябре 1975-го, выстроенный им режим опостылел, казалось, уже почти всем испанцам. Западная Европа в то время строила рыночную экономику и сообщество демократических государств, а к западу от Пиренеев сохранялся замшелый изолированный от цивилизации диктаторский режим — с тысячами политических заключенных, репрессивными законами, десятками тысяч политических изгнанников и отсутствием демократических свобод.
То, что нужен демонтаж фашистского режима и демократические преобразования, понимали почти все, здесь в обществе фактически был консенсус. Но одновременно существовало большое опасение: как бы быстрые преобразования не спровоцировали новый гражданский конфликт. Одно дело - освободить всех невинно осужденных, реабилитировать расстрелянных, вернуть тех, кто вынужден был бежать.
А что делать с теми десятками и сотнями тысяч, которые сами арестовывали, выгоняли, пытали, выносили безосновательные приговоры?
После некоторого раздумья испанские элиты (и правые, и левые) договорились принять «Пакт о забвении» — попытку оставить позади прошлое и сосредоточиться на будущем. Чтобы обеспечить постепенный и безболезненный переход к демократии.
Авторы пакта гарантировали отсутствие судебного преследования виновных в преступлениях диктатуры. Сложные вопросы недавнего прошлого решено было просто отложить на потом, не сосредотачиваться на них, чтобы не нарушить гражданский мир. Ответственность за гражданскую войну и за последующие политические репрессии договорились до поры до времени не возлагать ни на одну из политических сил.
Сначала — амнистия, а потом — разбор исторических обид
«Пакт о забвении» через два года после смерти диктатора, в 1977 году, воплотился в Закон о политической амнистии. Десятки тысяч людей получили возможность вернуться на родину, с сотен тысяч были сняты абсурдные обвинения. Испания присоединилась к семье европейских наций: через 10 лет после падения диктатуры она вступила в Евросоюз. Испанцы впервые за многие десятилетия получили возможность свободно выражать собственные мысли, выбирать себе власть.
Но заноза в теле испанского общества оставалась. Франкистские палачи (спецслужбы, следователи, судьи), по сути, не понесли никакой ответственности. Бывшие политзаключенные и бывшие их тюремщики ходили по одним и тем же улицам, сидели в одних и тех же кафе. Создатели «Пакта о забвении» рассчитывали, что проблема постепенно решится сама собой - естественным образом, путем смены поколений. Не решилась. И через двадцать, и через тридцать лет новые демократические правительства то и дело вынуждены были возвращаться к франкистскому периоду. Родственники и близкие тех, кто был казнен или пропал без вести при диктатуре, требовали справедливого суда над виновными. И постоянно появлялись новые законы: например, в 2004 году – «Об исторической памяти» (закон признал незаконными многие судебные приговоры эпохи Франка, отменил ряд франкистских законов, обязал удалить остаток франкистских символов из общественных зданий).
Но старые раны острого общественного противостояния не зажили и сейчас, почти через полвека после смерти диктатора. В июле 2022 года парламент Испании принял закон, которым предусмотрен поиск более 110 тысяч пропавших без вести во время Гражданской войны, а также выплаты государственных компенсаций жертвам франкистского режима.
А останки диктатора более сорока лет оставались в самом почетном некрополе страны — в базилике в Долине Павших героев. Перезахоронен Франко на обычном муниципальном кладбище Мадрида только в 2019 году. Восстановление исторической правды и справедливости бывает очень растянутым во времени…
Нечто подобное, вероятно, может происходить после падения диктатуры и в Беларуси. Путь к свободе бывает долгим и трудным. Особенно там, где несвобода царила многие десятилетия.
Добро пожаловать в реальность!