Белорусская политическая система довольно специфически реагирует на нестандартное событие, которым стала внезапная смерть высокого чиновника в условиях персоналистского политического режима, пишет Валерий Карбалевич. Политический обозреватель Радио Свободы задается вопросом: почему первой реакцией режима на смерть министра Макея стало молчание?
Внезапная смерть министра иностранных дел Беларуси Владимира Макея стала главной политической новостью Беларуси последних дней. Белорусские независимые медиа уделили ей большое внимание. Также Смерть Макея стала событием международного значения. Ведь бывший министр был самым известным политиком Беларуси после Лукашенко.
А вот реакция государственных властей на смерть Макея оказалась, скажем так, своеобразной. Она не стала главной новостью на сайтах государственных СМИ и в теленовостях. На сайте МИД о ней не сообщали в течение суток. До сих пор не назвали причину смерти — только «неожиданно умер». Что дало дополнительное основание для различных конспирологических версий. Не было и обычного в таких случаях официозного некролога. Пресс-служба Лукашенко коротко сообщила, что тот выразил соболезнование семье умершего.
Все это можно оценить как сбой системы. Так она реагирует на нестандартное событие, которым стала смерть высокого чиновника в условиях персоналистского политического режима.
Здесь стоит отметить, что государственные медиа и вся пропагандистская машина всегда попадают в ступор, когда случается событие, выходящее за пределы нормы. Ведь они привыкли работать по жестким инструкциям, стандартам, указаниям сверху. Их свобода сильно ограничена. И если нет четкого объяснения от начальства, как освещать то или иное неожиданное событие, то редакторы обычно предпочитают промолчать, чтобы не «сесть в лужу». Поэтому государственные медиа всегда опаздывают в кризисных ситуациях.
Например, первые дни после президентских выборов 2020 года, когда народ заполонил улицу, БТ делало вид, что ничего чрезвычайного не происходит. Или более свежий случай: белорусские государственные медиа почти не отреагировали на освобождение Херсона.
Но смерть высокого чиновника - более тонкая ситуация. В политической системе, где есть только один политик, все другие руководители являются лишь инструментом, средством для реализации его воли. И придавать политический вес одному чиновнику, пусть и умершему, в большей степени, чем нужно, - это может оказаться грехом, непростительной ошибкой. А проблема как раз в том, что эту степень никто точно не знает, пока ее не определит сам Лукашенко. А он, судя по всему, сам долго решал, как на это реагировать.
Дело еще и в том, что в Беларуси времен Лукашенко не было прецедента смерти высокого чиновника в момент пребывания на посту. Можно вспомнить разве что уход из жизни главы Гродненской области Александра Дубко в далеком 2001 году. Тогда на прощание в Гродно приехал сам Лукашенко. А потом, почти через пять месяцев, присвоил ему звание Героя Беларуси посмертно. Но то было давно, когда режим личной власти Лукашенко еще только формировался.
А теперь Лукашенко предстал перед дилеммой. С одной стороны, наивысшая номенклатура — его опора. Что ярко проявилось в критические дни 2020 года. Поэтому следовало бы отнестись с определенным почетом, особенно посмертным, к людям, которые выразили ему свою личную преданность. Чтобы все видели, что лояльность вознаграждается. Поэтому после соответствующей «отмашки», в понедельник, через два дня после смерти, БЕЛТА все же начала печатать соболезнования от основных государственных учреждений и ведомств. Назначена официальная церемония прощания.
Во-вторых, важно не переборщить в перечне заслуг чиновника. Чтобы не затмить образ единого и главного политика, неизменного и незаменимого. Ведь в такой системе нет и не может быть фигуры № 2 в политической иерархии.
Поэтому мы и видим такую осторожную, противоречивую линию в освещении смерти бывшего министра иностранных дел.
Добро пожаловать в реальность!