Если бы Путин в 80-е служил не в КГБ (в Дрезденском Доме дружбы), а воевал в окопах под Кандагаром и Гератом и на собственной коже почувствовал, что такое настоящая война, наверное, никакого российского вторжения в Украину не было бы, пишет Виктор Богдевич на Радио Свобода.
Обычному человеку такое трудно понять, но для одержимого властью самовлюбленного политика наивысшее удовлетворение, которое только можно представить, — это когда он вместе с еще несколькими избранными лицами играет в политику, как в большую шахматную игру на доске, где вместо клеток — границы государств и очертания континентов, а вместо шахматных фигур — судьба целых народов.
Подполковник в маршальском мундире
Александр Лукашенко, как он сам как-то признался, мечтает о погонах полковника российской армии. Путин ему это военное звание давно обещал, но обещания не выполнил. На это Лукашенко публично сетовал за две недели до начала войны, 6 февраля, в интервью российскому пропагандисту Соловьеву:
«Я подполковник по званию. Я же не могу себе генералиссимуса звезду повесить или генеральскую. Путин — полковник, обещал мне полковника присвоить, до сих пор не присвоил».
Вопрос о воинском звании Лукашенко довольно туманный. Службу в Советской армии он оставил в 1982 году, занимав перед этим должность заместителя командира роты по политчасти. На фото того времени на плечах у него погоны старшего лейтенанта. Подполковником запаса он стал без всякой военной службы уже в 90-е, когда был депутатом Верховного Совета. Была тогда такая практика: повышать военные звания «народным избранникам».
Впрочем, с погонами и в мундире подполковника Лукашенко, кажется, никто и никогда не видел. Примерно с середины нулевых он начал появляться на парадах и военных маневрах в генеральском мундире и с генеральскими погонами довольно странного вида: с изображением вышитого герба, но без генеральской или маршальской звезды. В СССР подобные погоны с гербом имели только маршалы Советского Союза. Ну и единственный в истории Советский генералиссимус — Сталин.
С началом войны Лукашенко начал надевать военный мундир чаще, чем обычно. Последний раз — на совещании с генералами 4 октября. Как и Сталин, он отдает предпочтение маршальскому мундиру без всяких орденов и армейских значков. Правда, Иосиф Виссарионович делал небольшое исключение: почему-то носил золотую звезду Героя Соцтруда, которую ему вручили в 1939 году.
В статье о Лукашенко в Википедии строка «участие в сражениях», которая ранее была пустой, недавно пополнилась надписью: «вторжение в Украину». Вероятно, если бы эта война пошла по тем планам, которые составлял Путин, Лукашенко бы получил от него не только погоны российского полковника, но и маршальский жезл. Но пока самый знаменитый эпизод войны с участием Лукашенко, который широко разошелся по миру и стал мемом с миллионными просмотрами, — это сказанная Лукашенко в начале войны фраза: «А я сейчас вам покажу, откуда на Беларусь готовилось нападение...» с попыткой аргументировать агрессию тем, что Украина якобы сама собиралась атаковать Беларусь. Этим, наверное, Лукашенко и войдет в историю этой войны.
Что касается воинского звания Путина, то он оставил службу в КГБ в 1991 году с погонами подполковника. Звание полковника ему было присвоено в 1999-м, когда он уже руководил ФСБ. В военном мундире после 2000 года он изредка появлялся (преимущественно в форме морского офицера), но полковничьих или генеральских погон на нем, кажется, никогда не видели. И хотя в том же интервью Соловьеву Лукашенко обещал, что вскоре «присвоит ему генерала», вряд ли Путина слишком манит такая перспектива. Путин мечтает явно не о генеральском кителе, а совсем о другом.
«Большая тройка» в Ялте
К чему вообще может стремиться человек, у которого на склоне жизни, казалось бы, есть все, чего душа пожелает, все, какие только можно представить, блага и удовольствия?
Путин в последние годы сильно и глубоко увлекся имперской историей. Это отчетливо видно по всем его публичным выступлениям и статьям последних лет. О судьбе «исторической России», о несправедливости и обидах, постигших империю, он много и охотно рассуждает — в деталях и подробностях, со знанием дела, как о самом ценном и прекрасно изученном. Место в учебнике истории, собственная историческая миссия — вот что по-настоящему интересует этого человека на склоне его века.
И когда накануне вторжения 24 февраля он с явным чувством превосходства и безнаказанности, со зловещими нотками в голосе угрожал украинцам:
«Вы хотите декоммунизацию? Ну что ж, нас это вполне устраивает. Но не нужно, что называется, останавливаться на полпути. Мы готовы показать вам, что значит для Украины настоящая декоммунизация», — он тоже говорил об истории.
«Декоммунизировать Украину» в его представлении — это отрезать от Украины все те многочисленные территории, которые она получила от коммунистических вождей, будучи в составе СССР.
В советском учебнике истории ХХ века, по которому в свое время учился и Путин, одной из самых ярких иллюстраций было фото участников Ялтинской конференции 1945 года.
Помните? Три исторические личности, три властителя тогдашнего мира — Сталин, Черчилль и Рузвельт, солидно развалившись в креслах в Ливадийском дворце, ведут непринужденный разговор, а по сути — решают судьбу послевоенной планеты, делят между собой сферы влияния, на долгие десятилетия чертят будущие государственные границы Европы, определяя между собой, кому — Восточная Пруссия, кому — Силезия, кому — Судеты и Белосточчина. Примечательно, что при Путине, сразу после аннексии Крыма, эта сцена была отлита в бронзе и в виде памятника авторства провластного скульптора Зураба Церетели поставлена в 2015 году в оккупированном Крыму. Случайно ли это было сделано? Сомневаюсь.
Обычному человеку такое трудно понять, но для одержимого властью политика это, наверное, наивысшее удовольствие, которое только можно представить: вместе с еще несколькими избранными лицами определять судьбу целых стран и народов, играть в политику, как в великую шахматную игру, где вместо клеток — границы государств и очертания континентов. И если это действительно глобальная игра, игроков в ней не может быть много. Это как на том знаменитом снимке с Ялты, где хозяев мира только трое.
Кто вместе с Путиным мог бы делить мир в 2022 году? Конечно, президент Байден. Ну может еще Си Цзиньпин. Вряд ли кто-то еще. Как известно, Путину «после смерти Махатмы Ганди и поговорить не с кем». (После всего, что произошло за последний год, эта давняя фраза звучит не только как шутка).
Кстати, что касается идеи нового раздела мира. Прозрачные намеки Путина по этому поводу, адресованные Западу, в процессе войны с Украиной звучали неоднократно. А хорошо информированный Медведев даже опубликовал карту порезанной на куски и разделенной Украины — как ее, очевидно, представляли и планировали в Кремле: большая часть — России, небольшие куски — Польше, Венгрии и Румынии; Украина — в пределах нынешней Киевской области.
Брежнев на фоне Путина — пацифист
Война из путинского бункера и лукашенковского дворца выглядит совсем не такой, как из солдатского окопа или из командирского блиндажа. Или даже из окна дома той несчастной матери, которая ежедневно с утра выкрикивает почтальона, который снова не принесет ей письма от единственного сына, забранного на войну и убитого при первом же артналете.
В брежневские времена молодежь часто посмеивалась над бесконечной «борьбой за мир во всем мире», которую Леонид Ильич, а вместе с ним вся мощная советская пропагандистская машина, непрестанно вели — порой, казалось, без всякого вкуса и меры.
Сегодня за лозунги «Нет — войне!» или «Я за мир!» вы в Беларуси и России получите в лучшем случае 15 суток ареста, а в худшем — уголовное дело «за дискредитацию Вооруженных сил».
В брежневском СССР эти лозунги украшали центральные улицы городов. Дети по всей стране от Бреста до Сахалина пели: «Пусть всегда будет солнце!»; из всех «радиоточек» чуть ли не ежедневно неслось: «Люди мира, будьте зорче втрое: берегите мир!» и «Хотят ли русские войны? Спросите вы у тишины». Поэты писали поэмы типа «Мама и нейтронная бомба», а композиторы — кантаты «Миру — мир!».
Та пропаганда была назойлива, глуповата и примитивна. Но, оглядываясь на нее с высоты сегодняшнего времени и опыта, видишь ее корни и смыслы совершенно иначе, чем тогда. И Брежнев, и Хрущев (а в Беларуси — Машеров, Мазуров, Пономаренко) — из того поколения, которое видела войну не из дворцов и не из бетонированных бункеров. Так, Леонид Ильич в поздние годы выглядел смешным в своем наивном увлечении блестящими наградами, мундирами и звонками. Но в 40-е он отвоевал «от звонка до звонка». Несколько лет провел в окопах и не раз смотрел смерти в глаза, поднимая солдат в атаку. У него было пять боевых орденов, полученных во время войны. Он знал, что такое писать и отсылать «похоронки» семьям погибших солдат. На его глазах не раз гибли близкие люди. И, похоже, он по-настоящему боялся большой войны и старался не допустить ее — как мог и как умел.
Причем это было свойственно не только советским, но и западным политикам тех поколений, которые испытали на собственном опыте ужасы войны. В мае 1973 года Брежнев посетил с официальным визитом ФРГ, где затрагивалась тема нерушимости послевоенных границ в Европе. Тогдашний федеральный канцлер Вилли Брант на опасения Брежнева насчет стремления ФРГ присоединить ГДР ответил насколько уклончиво, настолько же и предусмотрительно: «Вечных границ не бывает, но никто не должен стремиться изменить их насильственным путем». Через два года, 1 августа 1975 года, Брежнев вместе с другими мировыми лидерами подпишет Хельсинские соглашения, которые закрепят нерушимость границ в послевоенной Европе.
Здесь можно возразить: а как же война в Афганистане, начавшаяся именно при Брежневе? Но, во-первых, масштаб тех событий и их последствий несравнимы с сегодняшней войной в Украине. А во-вторых, есть много свидетельств того, что Брежнев и Афганской войны не хотел. Вот что вспоминала в своих мемуарах Любовь Брежнева, племянница генерального секретаря:
«... Дядя мой звонил ежедневно Дмитрию Устинову и, употребляя общепринятый фольклор, спрашивал: „Когда уж эта ... война закончится?“. Сердясь и краснея, генеральный секретарь кричал в трубку: „Дима, ты же мне обещал, что это ненадолго. Там же наши дети погибают!“».
«Можем повторить!» и «Никогда больше!»
То, что при Брежневе и Машерове чествовалось и внедрялось в общественное сознание как страх перед войной, как оплакивание и почитание ее жертв, при Лукашенко и Путине превратилось в культ войны и победы, в помпезные военные советы, в лязганье танковых гусениц и блеск генеральских погон и аксельбантов на плечах у людей, которые войны никогда не видели и в окопах ни дня не сидели.
«Можем повторить!» — это из лексикона Путина и Лукашенко. В лексиконе Брежнева и Машерова было совсем другое: «Никогда больше!».
В целом, у того поколения политиков, которые сами пережили войну, похоже, была другая степень ответственности перед собственными гражданами за сохранение мира, другое видение последствий своих решений, связанных с применением военной силы. Другими были и критерии продвижения по номенклатурной лестнице тех лиц, которые претендовали на высшие должности в государстве.
При Брежневе директор совхоза Лукашенко вряд ли поднялся бы выше должности главы сельского района, а подполковник КГБ Путин, скорее всего, так и закончил бы продвижение по служебной лестнице в региональном управлении КГБ в Ленинграде. Мутный водоворот 90-х вынес на поверхность истории множество различного случайного мусора.
Если бы Путин в 80-е служил не в КГБ (в Дрезденском Доме дружбы), а воевал в окопах под Кандагаром и Гератом и на собственной коже почувствовал, что такое настоящая война, наверное, сегодня никакого российского вторжения в Украину не было бы.
Похоже, что собственный опыт окопной войны не заменят никакие фильмы, никакие книги, никакие рассказы... У брежневского поколения политиков такой опыт был. У путинского и лукашенковского — нет. В общем, это примечательный феномен. Казалось бы, что нового можно сказать и понять о трагедии и бессмысленности войны после того, что сказали и написали Ремарк, Хемингуэй, Быков, Астафьев? А оказывается, что чужие слова мало что значат.
...В 1942-м ужасно покалеченный на войне 20-летний киевский поэт Семен Гудзенко написал пронзительные строки о собственном окопном опыте:
Бой был короткий.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из - под ногтей я
кровь чужую.
Так вот, оказывается, прочитать или услышать от кого-то другого — мало. Надо самому почувствовать: каково это — выковыривать штыком из-под ногтей чужую кровь, пытаясь заглушить водкой только что пережитые во время штыковой атаки страх, отчаяние и отвращение, чтобы после всего этого возненавидеть и войну, и тех, кто к ней призывает и кто ее разжигает.
... Яркий талантливый поэт Семен Гудзенко умер от фронтовых ран и контузий в страшных муках в 1953-м. Ему было 30 лет.
Добро пожаловать в реальность!