Лукашенко посылает Беларусь в прошлое, пишет политический обозреватель Александр Федута.
Помните, у Владимира Высоцкого была такая песня:
В далёком созвездии Тау Кита
Всё стало для нас непонятно.
Сигнал посылаем: «Вы что это там?»
А нас посылают обратно.
Ощущение после очередного послания Александра Лукашенко парламенту и народу такое, что они все там, включая Наталью Кочанову, живут в далеком созвездии Тау Кита. Многочисленные митинги в поддержку Светланы Тихановской, казалось бы, сродни вполне внятному сигналу. Люди хотят перемен. Взамен их (то есть, нас) посылают обратно, объясняя: ничего в корне менять мы не будем, наоборот – все укрепим еще больше. Впервые за все годы подобных посланий Александр Лукашенко употребил словосочетание «моя доктрина» — и тут оказалось, что это доктрина не развития, но улучшения как раз того, против чего протестующие и выступают. А выступают они против президентского всезнания и всевластия.
Лукашенко вышел к отобранным гостям. Послание к белорусскому народу и Национальному собранию -2020. Фото с сайта главы Беларуси.
Становится понятной и та небывалая истеричность, с которой Александр Лукашенко борется за свое сохранение у власти. Он прямо обратился к собранию: получи какой-нибудь другой президент действующую Конституцию, и может произойти крутой поворот! А куда? У Лукашенко есть лишь один ответ: в прошлое! В 1990-е годы!
Судя по его рассказам, это было страшное время. Банды разъезжали по улицам Нью-Йор… Тьфу! По улицам Минска, и несчастному Виктору Шейману с пистолетом в руках приходилось их обезвреживать. Самого Лукашенко обстреливали (в Лиозно?), избивали (оторвали пуговицу на пиджаке при попытке прорваться в отобранный у него кабинет председателя парламентской комиссии?), преследовали (это когда он проиграл на выборах народного депутата СССР?) – и прочее, прочее, прочее. С трудом единолично он вытянул страну из этой пропасти, и сейчас с трудом удерживает молодежь, которая, того и гляди, сиганет в эту пропасть, чтобы заняться там повальной приватизацией и прочими смертными грехами. А ведь эта молодежь – такие же наши дети, как и несчастные омоновцы, которых избивают прямо на улице (куда только Шейман смотрит? или пистолет уже вконец заржавел?).
Мир разделился на страшное прошлое и светлое прошлое. В светлое прошлое войти можно только под руководством действующего Лукашенко, в страшное прошлое, вершиной которого, надо полагать, является Конституция 1994 года, войти нам не позволят. От будущего осталось обещание повысить среднюю заработную плату в два раза.
Теперь возвращаемся к Наталье Кочановой.
Умная и привлекательная женщина сидела в первом ряду и видела все то, что она видела до сих пор – но в не столь концентрированной форме. На сцене стоял утративший былую харизму седой старик с отекшим лицом.
Он чаще, чем надо было бы, подносил платок ко лбу, хотя было заметно даже на экране, что освещение сцены было поставлено так, чтобы старику не было жарко. На «раскочегарку» оратора ушло примерно треть времени из полутора часов – что просто рекорд, поскольку ранее Александр Григорьевич заводился с полуоборота. Кочанова не оборачивалась, чтобы взглянуть на аудиторию, но точно слышала: нет былых усмешек, речь не прерывалась аплодисментами. Усталость номинального автора послания передавалась залу, и только Игорь Марзалюк (не плакавший на этот раз) и Геннадий Давыдько (ему не привыкать присутствовать при сдаче слабых спектаклей) изображали внимание, да пластический хирург Олег Руммо искренне пытался понять, о чем идет речь.
Первый ряд слушателей во время Послания к белорусскому народу и Национальному собранию. 4 августа 2020. Фото с сайта главы Беларуси.
Понять было трудно. Авторы послания (реальные) не сумели выдержать мысль, поэтому текст состоял из жалоб на неблагодарность тех, кого президент (батька) вскормил собственной грудью (молоком?), уже обозначенных выше страшилок и тех же тезисов, из которых состояли предыдущие послания. Разве что госпожа Кочанова лично отредактировала некоторые пассажи.
Было видно, что Наталье Ивановне грустно. Нет, сто сорок секунд, которые публика аплодировала пустой сцене, она тоже стояла, вежливо смыкая ладони. Но смотрела она вниз, в пол. Казалось, что ее обещание быть с президентом до конца, в эти сто сорок секунд она воспринимала как преждевременное. И старик не оценит, и народ после такого унылого зрелища не поймет: на хрена, мать, ты во все это влезла? Могла бы и обойти сторонкой.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции
Добро пожаловать в реальность!