Ольга Ипатова: Лукашенко отнял у нации ее Время, и он за это ответит

Писательница потрясена событиями в стране, но уверена, что возмездие постигнет виновных.

- Вы сейчас в Канаде. Это эмиграция или временный отъезд?

- Я не собираюсь никуда эмигрировать, просто сейчас в гостях в этой стране и радуюсь, что имею такую возможность. И все же Беларусь - та страна, где моя душа чувствует наибольший взлет. Ничто не может сравниться с «домашними паломничествами», когда я еду к какой-нибудь белорусской святыни - Мирскому замку, Жировичской обители, Полоцкой Софии - и провожу весь день наедине с Историей. Последней по времени была моя поездка к монастырю, который основала Евфросиния Полоцкая. Маленькая, на то время почти пустая церквушка с одинокой монахиней у входа дала мне возможность в полной мере ощутить энергетическую мощь этой священной для многих поколений обители. Такого чувства мне не дала даже Константинопольская София, где я также провела однажды целый день...

- Вы уже знаете о «черном» списке отечественных и зарубежных деятелей культуры, в который попали и Вы. На Вас это как-то повлияет?

- Я в таком списке еще с 2003 года, когда в учреждения культуры - клубы, библиотеки и школы - было послано письмо министра информации с запретом на выступления ряда белорусских писателей. В этом же письме было и требование выбросить из школьных программ произведения Н. Арсеньевой и Л. Гениюш, а также современных литераторов. Под запрет, кстати, попали моя повесть «Предслава» о Евфросинии Полоцкой и роман «За морем Хвалынским». В новом «черном» списке если и есть что позитивное, так это анонимность и полная глупость создателей. Запрет на печать? Думаю, Андрею Битову или Тому Стоппарду не так уж необходимо печататься в «Советской Белоруссии». Насколько я знаю, не носят туда статьи ни Сергей Законников, ни Анатолий Вертинский, ни Геннадий Буравкин.

Никто из названных авторов не публикуется также в наших бывших изданиях, насильственно отобранных у Союза белорусских писателей - таких, как «ЛiМ», «Полымя», «Нёман», - и это их свободный выбор, так как некоторые тихие предложения из тех изданий были. Кстати, творческих людей, которые выступили с осуждением репрессий после событий 19 декабря, было намного больше, чем в этом списке. То ли слуги режима (не хотелось бы употреблять этакие штампы, но они действительно всего лишь служители, а не личности) поленились подсчитывать всех, то ли намеренно выбрали только некоторых, чтобы показать, что все остальные двумя руками голосуют за пытки в тюрьмах, за кровь и страдания честных людей, за все это насилие.

Безусловно, я могла бы за это время сделать для Беларуси гораздо больше, чем я сделала, как и другие мои коллеги. Ядовитая ненависть к национальному, что все пятнадцать лет культивировала сегодняшняя власть, делает свое черное дело. Школьников аболванивают трощенковской историей.

- В 2006 году Вы поддержали политика Александра Козулина. На выборах 2010 года кому отдали предпочтение?

- Я воспринимаю таких людей, как А. Козулин, Н. Статкевич, А. Лебедько, П. Северинец и многих других прежде всего не как политиков, а как людей. Некоторые из них в свое время шли по другому, не демократическому пути, но, если можно так сказать, «искупили» свои ошибки дорогой ценой. Я никогда не забуду лицо Александра Козулина над гробом жены Ирины в Красном костеле... Или избитого Анатолия Лебедько, которого волокли бугаи в черном... За эти годы наши политики показали пример большого гражданского и человеческого мужества, и таких людей становится все больше. Их немало - тех, кто останется если не в белорусской политической истории, то в литературе и искусстве, в чем я твердо уверена.

Александр Федута, который на тюремных нарах находил для близких нежные и ласковые слова... Николай Автухович, который прислал мне из неволи своеобразную рецензию на мою книгу «Свобода до последнего вздоха» и который, несмотря на реальную угрозу его жизни, передает на волю правду об условиях содержания заключенных...

Анастасия Положанко и ее друзья из «Молодого фронта»; родственники А. Санникова и И. Халип и сама эта мужественная семейная пара - всех не перечислишь, но они создают духовное пространство сегодняшней Беларуси. Таких людей все больше. Среди молодых политиков я вижу будущих лидеров, которые вытащат нашу страну из бездны.

- В 1973 году в знак протеста против русификации вы отказались от грамоты ЦК ВЛКСМ за успехи в литературе. Столько лет прошло, а ничего кардинально не меняется. Такая безысходность не вынуждает опустить руки?

- К счастью, реальность меняется. Тогда этот отказ мог стоить мне полного запрета на издание как в Беларуси, так и в Москве (а нигде больше я не могла печататься). Меня сильно поддержали как гродненские писатели (В. Быков, А. Карпюк, Д. Бичель), так и Минск. Я знаю, что и Я. Брыль, и И. Шамякин персонально уговаривали высоких чиновников забыть об этой «молодой глупости». Сегодня запрет не может перечеркнуть мне ни будущее, ни мою сегодняшнюю жизнь. Я полна оптимизма и верю, что в будущей свободной Беларуси хоть что-то из моего творчества будет служить народу. Все, во что вложена любовь, остается. Энерго-информационное поле Земли, которое гениальный Вернадский назвал «ноосферой», а древняя индусская философия знала как «Акаши», безусловно существует.

- Вы работали на телевидении, когда родной язык был основным в его работе. Но ведь в обществе и тогда от белорусского отнекивались как от языка «деревни». Ситуацию сегодня могло бы изменить белорусскоязычное телевидение, на котором белорусизацию пообещал Геннадий Давыдько?

- По моему мнению, родной язык воцарится в стране тогда, когда изменится эта власть. Все эти годы она буквально «продавала» белорусскость страны в обмен на газ. Даже антироссийская риторика использовалась для того, чтобы подчеркнуть, что «белорусы - это те же русские, только со знаком качества». Те огромные деньги, которыми Россия поддерживала белорусский режим, - ничто по сравнению с выгодами от этого куска территории, который волей истории стал мостом между Востоком и Западом.

Я выросла, как и вся наша интеллигенция, преимущественно на российской культуре, так как белорусских школ в городах не было, и сейчас вижу, как непросто пробиваются там ростки свободы и демократии. Немудрено: крепостное право там (и в нашей стране, соответственно) было отменено только в 1861 году. Но в Беларуси и в то время существовала память о демократических правах, о Магдебургском праве и выборность городских советников.

В России демократии не было никогда, разве что в вольном Новгороде, который был в конце концов залит кровью и стал на колени еще в XV веке. И я боюсь этого присоединения по многим причинам, даже помимо патриотизма и желания видеть свою страну независимой... В России никогда не жалели своих людей - так почему они будут жалеть другой народ? Все ли мы помним, что радиоактивное облако, которое двигалось на Москву, было расстреляно над Беларусью?

Геннадий Давыдько никогда не сделает телевидение белорусским. Его хозяин со Шкловщины, к сожалению, вырос в ощущении того, что белорусскость страны - это «деревня», и это ощущение пробивается в каждом его предложении о национальной культуре и языке. Для такой работы нужен человек вроде Г. Буравкина, которому это болело и который смотрел на проблему через призму веков и трагедии народа, зажатого между двумя великими державами. Мне хочется верить, что наша молодежь, как молодая трава сквозь пепелище, пробьется через государственную одурь и переломит ситуацию.

- Ваши книги давно не выходят в госиздательствах? Пишите в стол?

- Последняя моя по времени книга «Знак великого магистра» вышла в 2009 году. Я приурочивала ее к большому событию - 600-летию Грюнвальдской битвы, которая не дала онемечиться, исчезнуть как народом белорусам, полякам и литовцам. Где-то среди опросов на лучшую книгу года она мелькнула, и это все - как материальная, так и моральная - награда для автора, если ты не хочешь быть придворным лакеем, а имеешь свое собственное мнение. Предыдущей книге «Свобода до последнего вздоха» повезло больше: она была издана большим тиражом, ее раскупили мгновенно, и я получила много откликов от читателей, в том числе, как писала ранее, даже от политических заключенных.

И все же я не обижена на судьбу. Я понимаю, что сейчас просто негде печатать рецензии. Почти нет литературных изданий, нет места для демократической прессы. С. Букчин на сайте «Белорусского партизана» поместил блестящий отзыв на книгу В. Некляева - так это счастливое исключение, к тому же наш коллега в это время, покалеченный и униженный, находился в тюрьме, и каждый человек с нормальным сердцем и совестью переживал за него. Поэтому эта рецензия была, на мой взглвд, и своего рода реакцией на то, что происходило в это время в стране.

- Александр Лукашенко с определенной периодичностью критикует литераторов, мол, нет достойных произведений. Но ведь дело не только в том, что писатели разделены на два союза, и в одном талантливые авторы, а во втором - нет. Почему писатели ни с СБП, ни из СПБ не могут написать книгу, которую бы одинаково высоко оценили все?

- То, что А. Лукашенко говорит о литературе, в частности, о белорусской, не надо принимать во внимание. Он блестящий пример того, как можно, имея два диплома, быть абсолютным невеждой как в истории, так и в искусстве. Не хочу подставлять "Нашу Ніву" под санкции об оскорблении президента. Скажу только: он забрал у нации ее Время. И я очень надеюсь, что когда-нибудь он все-таки ответит за это, как и за многое другое.