На совещании с силовиками Лукашенко заметил: мол, лишних денег на расширение штата и увеличение расходов для военных и силовых ведомств нет, и если «можно потерпеть», то надо потерпеть. Тем не менее, по итогам мероприятия заместитель министра внутренних дел Иван Кубраков, сославшись на «жизненную необходимость», анонсировал создание спецподразделений в ОМОН и внутренних войсках, которые будут мобильными и готовыми действовать в любой местности.
Кроме того, Кубраков рассказал, что планируется открытие лицеев МВД для «подготовки кадров» во всех регионах страны (в 2024 году такое учреждение уже будет работать в Могилеве), а также что интернет-разведка силовиков выявляет белорусов, кто «планирует совершить противоправные действия».
О том, почему на милицию и армию власти денег не жалеют, и к чему ведет подобная «силовизация» общества, Филин пообщался с политологом Валерием Карбалевичем.
— С одной стороны, тренд логичный и понятный: усиление репрессий и тотальный контроль за обществом. С другой же, не понятно, о какой «жизненной необходимости» говорит замминистра, если власти тщательно имитируют стабильность и контроль ситуации?
На Ваш взгляд, как силовикам удалось убедить Лукашенко выделить деньги на дальнейшее укрепление и расширение МВД?
— Думаю, что особо уговаривать Лукашенко не пришлось, он и сам готов прежде всего поддерживать любые силовые структуры. Милиция, КГБ, другие репрессивные институты — это приоритет государственной политики сегодня в Беларуси. Поэтому денег может не хватить учителям, докторам или еще кому-то, а вот на милиционеров всегда они будут.
Другое дело, что, вероятно, силовики, пользуясь своим привилегированным положением, просят многовато и проявляют какие-то завышенные требования. Поэтому, видимо, и прозвучала реплика о «потерпеть, если возможно», но я бы не стал уделять ей большого внимания.
— Может ли согласие Лукашенко свидетельствовать о том, что для него поддержка силовиков - действительно «жизненная необходимость», что уже не он контролирует ситуацию?
— С этим я не согласен. Лукашенко сохранил персоналистский режим, который не изменил свою природу и не стал олигархическим.
Да, силовики повысили свою роль относительно народа, стали от него окончательно независимыми и, в принципе, получили от Лукашенко право делать с этим народом все, что захотят. В этом плане их полномочия расширились.
Что касается той власти, которой обладал Лукашенко - ее он никому не отдал, сохранив при себе, и руководители силовых структур сегодня только инструменты в его руках.
Обратите внимание - за два года после протестов Лукашенко поменял практически всех руководителей силовых структур; это означает, что никакого корпоративного механизма защиты своих интересов у самих силовиков не существует.
— По вашему мнению, к чему приведет все большая «силовизация» общества, в том числе подготовка кадров фактически с детского возраста, тотальная слежка в интернете, интернет-разведка, которая преследует уже и за намерение?
— Можно понять, чего хочет Лукашенко: он хочет забальзамировать этот режим навечно. И расширение того же лицея МВД, когда учеников готовят на милиционеров еще с детства, именно об этом свидетельствует.
Это классический вариант перехода авторитарного режима в тоталитарный, как описано в учебниках. А в тоталитарном режиме силовые структуры имеют совсем другую роль: в авторитарном режиме насилие — дополнительная функция, в тоталитарном — основная.
Роль силовых структур, безусловно, возрастает, и на автомате репрессии, террор режима становятся гораздо большими, и это работает автоматически, уже в рутинном режиме.
— Мы уже живем в Оруэлле, или только подходим к этой реальности?
— Эту публицистическую картину теперь можно применить к чему угодно: посмотрите, что делается с российским обществом, когда черное называют белым, войну — миром, и так далее. В любых недемократических режимах можно найти признаки Оруэлла.
Добро пожаловать в реальность!