Экс-сотрудник уголовного розыска Сергей [имя изменено по просьбе собеседника] уехал в Киев в конце февраля 2021-го. Решение принял после определённых "сигналов": появилась перспектива вызова в "органы".
Больше денег, меньше общения
— Во-первых, остались там и нормальные люди, сказали мне об этом. Ведь сначала планировали переложить [решение вопросов с уволившимися сотрудниками. — Еврорадио] в долгий ящик. Но, когда разобрались с основной массой протестующих, начали и это. Есть специальные милицейские базы, не буду рассказывать подробно, но там прописывается определённый статус: есть "в розыске", а есть такой, что тебя ищут — для беседы, например. Вот я и был в поиске.
Причин внесения в список "на поиск" Сергей видит несколько: во-первых, он ушёл не тихо, а с публичным заявлением и видео. Была и другая: в "Чёрной книге" появилась достаточно подробная информация о его бывшем коллеге — и экс-коллеги подумали, что она там появилась благодаря Сергею. Хотя там были и такие факты, которые он не знал. И последнее: его лишили звания. Всё в совокупности, по его словам, и сыграло роль. В итоге, уже позже, его через родителей пытались вызвать в отдел по борьбе с экономическими преступлениями.
— Я прекрасно понимал, что будущего здесь, плюс с большим долгом за Академию, у меня нет. Поэтому решил: пусть лучше буду в соседнем государстве платить налоги, чтобы государство развивалось, чтобы какое-то будущее было.
Вид на жительство он получил уже через пару месяцев. Нашёл там работу: получил IT-специальность. Кстати, обучился сам, практически без посторонней помощи. Зарабатывает теперь гораздо больше, чем в милиции, но, правда, немного скучает: нет той активности. В итоге иногда работает, встаёт и походит. Общения тоже меньше: многие коллеги иностранцы, с ними "за жизнь" особо не поговоришь.
— А ты не думал пойти в правоохранительные органы в Украине?
— Я бы, вероятно, вернулся в Беларусь чисто за идею. Помогать "почистить" тех, кто "натворил делов", — ну, после перемен. А так: нет, я хочу остаться в сфере, в которой сейчас, и развиваться. Не буду врать, и деньги играют тут большую роль: и в Беларуси, и в Украине платят мало.
Сергей рассказывает и об интересном наблюдении: после смены сферы деятельности он стал заметно меньше пить: меньше стресса. Плюс понимает, что для работы всегда нужны "свежие мозги".
О настроениях в милиции
Сергей поддерживает связь с бывшими коллегами: в основном с теми, кто тоже уволился, и в августе 2020-го, и буквально недавно. Правда, поддерживает контакт и с действующим сотрудником.
— А у него позиция какая? Осуждает происходящее?
— Понятно, что осуждает. Не нравится всё это, но что делать, у них нет выбора.
— Боится "попасть на деньги"?
— Ну конечно. Понимаешь, когда ты мобильный — тогда всё равно. А когда есть квартира, машина, у тебя могут быть проблемы с деньгами и ты не сможешь нормально работать… Я отчасти понимаю этих людей.
Сергей приводит неожиданный пример:
— Почему кассиров много? Потому что люди не мотивированы просто что-то менять.
Бывшие сотрудники = предатели
Отношение к бывшим коллегам у силовиков, говорит Сергей, специфическое: они их считают предателями. Причём было так и до событий августа 2020-го.
— Если ты меняешь сферу — тебя видят как предателя. И они думают, что деться некуда, ведь ничего не получится, где деньги такие будешь зарабатывать? Поэтому всегда такое: если уйдёшь — никто не вспомнит добрым словом.
Правда, говорить о массовой "охоте" на бывших силовиков, как это могут подавать некоторые источники, нельзя.
— Я знаю людей, которые вот прямо совсем недавно уволились. И по статьям, и выплатили контрактные. И всё окей, не было давления, ничего. Понятно, что могут быть какие-то проверки, данные передаются, может быть, в управление собственной безопасности, в комитет этот наш карательный. Могут быть проверки, прослушка, негласное наблюдение — "ноги".
Какие настроения среди действующих сотрудников? Сергей говорит, что по сути ничего не меняется.
— Возьми, например, РОВД. Они работают так, как и работали [до 2020-го. — Еврорадио]. Есть частные случаи, с той же политикой, но по ним работают люди, которые уже работали по теме, "замазались", и сами желающие. Остальные так и работают, занимают ко всему нейтральную позицию: "я предпочитаю молчать и не высказываться ни в ту, ни в другую сторону, моя работа — раскрытие преступлений, а политика — это политика".
Правда, какие-то перемены чувствуют многие сотрудники.
— Есть стеснение носить форму, чтобы люди знали, где работаешь. Многие уже не так охотно рассказывают, что они работают в милиции, потому что непонятно, какая реакция у других людей. Боятся соседей, есть постоянный страх. А, ещё вот, кстати, про настроение в коллективе: пить стали очень много. Не могу сказать вообще за всех, говорю за своё подразделение.
— А некомплект есть? То есть стала ли эта проблема больше с 2020-го?
— Вообще, что значит "некомплект"? Понятие относительное. Его создаёт количество ненужной работы. Потому что при таком количестве силовиков, как у нас, как в принципе может быть некомплект? А так да, действующие сотрудники перегружены. Как мне рассказывали, в подразделениях криминальной милиции стараются оптимизировать процессы.
Оптимизация процессов выглядит по-разному: с одной стороны, уменьшение бумагооборота, но, с другой стороны, теперь сотрудники могут писать те же протоколы в любом виде, и суды их "не так пристально читают", говорит Сергей. Иначе могут работать с той же криминальной милицией: оказывают давление на людей, пользуясь "моментом".
— Говорят "понимаешь, время сейчас такое, мало ли ты в чём ещё замешан". А человека и так колбасит, он понимает, что его можно взять за всё подряд. Фактически полномочий стало больше за счёт этого.
Добро пожаловать в реальность!