В школе я учился хорошо и давал одноклассникам списывать. Ну, не совсем так. Я просто успевал решать оба варианта контрольных работ — за себя и за соседа по парте. Переписывая, он все равно делал несколько ошибок (не нарочно — так получалось), так что отличных оценок у него не было. Но зато и двоек не было. Были тройки, которые мы, можно сказать, честно зарабатывали вдвоем, пишет политический обозреватель, литературовед Александр Федута,
Галина Серафимовна, учительница математики, быстро нас раскусила, поэтому, заметив подозрительные ерзания (а мы сидели за первой партой, перед самым учительским столом, так что ерзания мои трудно было не заметить), спрашивала, не хочу ли я решить дополнительную задачку. За дополнительную задачку полагалась дополнительная оценка, поэтому я охотно кивал головой — и превращался во врага кое-кого из одноклассников: вот ведь гад, будет решать еще задачу — стало быть, не успеет переписать нам и передать!
И так продолжалось до тех пор, пока мы не сдали промежуточные экзамены и не перешли из восьмого класса в девятый. Тут наша компания развеселых троечников ушла в профтехучилища, а заканчивать среднюю школу остались те, кто спокойно обходился без списывания. И мне больше не нужно было запасаться перед контрольными чистыми листками, вырванными из тетрадей, покрывать их своими каракулями и передавать соседям. Это было — не скажу, чтобы спокойней, но честнее перед Галиной Серафимовной, которую мы все искренне любили…
Я вспомнил эту страничку из своего детства, прочитав отчеты коллег-журналистов о заявлениях министра иностранных дел Беларуси Владимира Макея, сделанные после встречи с послами Европейского Союза. Взрослый дядечка с обиженным выражением лица (а когда смеется — умеет быть обаяшкой, этого от него не отнимешь), Владимир Владимирович высказал явное непонимание того, что западные дипломаты растрезвонили urbi et orbi содержание своего разговора с ним. Не понял, обиделся и рассказал об этом всем.
Так читатели интернет-ресурсов узнали не только, что у западных дипломатов были претензии к белорусской стороне, — ну, как всегда, по поводу прав человека и соблюдения дипломатических процедур, — но и о полном отсутствии внятных аргументов с белорусской стороны. Так у троечника, выезжавшего на возможности безнаказанного списывания, заканчивается терпение (ну, сколько можно ждать, пока сосед по парте решит дополнительную задачку?!), он начинает решать сам — и тут выясняется, что решить задачу невозможно. Нет ни знаний, ни времени. Списать успеть можно, а вот самому…
Владимир Макей — умный человек. И взрослый. Он не любит, когда его публично экзаменуют. Он не любит, когда кулуарные (в данном случае — кабинетные) разговоры выносятся на улицу. Он знает, что есть вопросы, которые лучше бы решать без посторонних ушей и глаз.
Но он знает также, что больше в тиши кабинетов ничего не решишь. Западные собеседники, в течение пяти лет добросовестно слушавшие его рассказы о разноскоростном продвижении государств по пути демократии, обложились шпаргалками и начали их изучать. Да, разные скорости. Но вот, оказывается, Беларусь подписывала документы ОБСЕ, где четко сформулировано, какие именно обязательства она берет на себя. Там ничего не говорится о дубинках ОМОНа, которые можно использовать для удержания власти. Но подпись белорусского полномочного представителя стоит под конвенцией о неприменении пыток. А пытки в Беларуси, оказывается, применяются.
И не переубедишь, что не применяются, что все эти следы садистских избиений — на самом деле, нарисованы «для картинки» синей краской. Просто потому, что господа послы — скажем вернее: некоторые из них — имели шанс лично убедиться в том, что следы избиений — настоящие. Не знаю, увлажняли ли они при этом салфетки и пытались найти следы краски на теле избитой собеседницы (или собеседника), но в том, что шанс такой был, сомнений у меня нет.
Что мог предложить Владимир Макей, чтобы вытеснить из их памяти эти впечатления? Необходимость трансграничного сотрудничества? Общность интересов по борьбе с похищениями людей и работорговлей? Контроль за наркотрафиком? Но все это предлагалось и ранее. И по всем этим — и многим другим направлениям — сотрудничество шло. И ради этого сотрудничества, а также ради газового транзита из России, ради спокойствия и стабильности на собственных границах Европейский Союз многие годы позволял себя убаюкивать. Так Галина Серафимовна Янчевская закрывала глаза на то, что я давал списывать соседу по парте: нужно ведь было аттестовывать и его, не оставлять на второй год в восьмом классе. Она все видела, все понимала, но… Но эта тройка была нужна не только моему однокласснику, но и моей учительнице.
К тому же, все, что Макей мог сказать на этот раз, он говорил уже много раз. И в 2015 году Запад тоже на многое закрыл глаза. Это было, когда воспоминания о предшествующем периоде, мягко говоря, сотрудничества слегка стерлись. Как же: даже вот первую женщину — кандидата в президенты в 2015 году зарегистрировали! Это не только красиво, но и вполне демократично.
А я вспоминал в 2015 году другое.
Я вспоминал снег, хлопьями падавший на Площадь Независимости 19 декабря 2010 года. Вспоминал колонну с девчонками в цветных шапочках и с подсвеченными «ушками». Вспоминал рассказы очевидцев о том, как литовский посол Эдминас Багдонас вталкивал в машину с дипломатическими номерами и трехполосным флажком Литвы на капоте этих самых девчонок, уже побитых омоновцами — но, правда, не столь зверски, как десять лет спустя. И вспоминал, как тот же Багдонас кричал вслед бывшему премьер-министру Литвы Казимере Прунскене, приехавшей наблюдательницей на выборы, чтобы констатировать — мол, все в полном порядке (ну, свои интересы были у гражданки, далекие от гуманитарных):
— Смотрите, госпожа премьер! Ваши друзья бьют детей!
Но, рассказывал все тот же очевидец (кстати, журналист), госпожа Прунскене невозмутимо шла по направлению к гостинице «Минск», точно не слыша ни громких слов посла, ни криков избиваемых девчонок с подсвеченными «ушками» на цветных шапочках…
И только снег — падал.
Это была совершенно символическая сцена. Прунскене воплощала в себе ту Европу, которую хотели бы видеть и Макей, и назначивший его на пост министра Лукашенко. Величественную, молчащую немолодую леди, делающую вид, что она не слышит криков избиваемых и не видит снега, который кровь — а и в 2010 году была кровь, хотя и не столько ее было, как в 2020 году — превращает в подобие исторического национального флага белорусов: красное на белом. А ту, другую Европу, на которую надеялись мы, — оказывающую действенную помощь, защищающую принципы демократии, — воплощал посол Эдминас Багдонас, дай ему и его близким Бог здоровья и сил. И у нас, и у Макея были основания надеяться, что наша Европа существует.
Сегодня у господина министра таких оснований нет. Именно потому, что крики с площади были слишком громкими, и величественная дама, приехавшая поддержать ростки демократии, была вынуждена их наконец услышать. Что должно произойти, чтобы она опять их слышать перестала? Какой толщины должны быть беруши, чтобы крики избиваемых не проникали через них?
Мне искренне жаль Владимира Макея. Он привык быть отличником, а тут ему поставили жирную двойку. Чем можно ответить? Выучить домашнее задание? Но как посмотрит на это класс? Двойки ведь получили все — что же ты, такой умный, выделиться хочешь на общем фоне? Начать оправдываться: дескать, у нас пандемия, у нас российское влияние, нас неправильно поняли, и вообще — ваших наблюдателей не было на этих выборах, так откуда вы знать можете настоящий результат?..
И выглядит это все совершенно по-детски. Как если бы в диктанте слово «пандемия» написали «пандамия». И сразу представляешь себе безобидную черно-белую панду, которая глядит на тебя обиженным взглядом: ну, не ругай меня, лучше дай молодой побег бамбука. А то меня отвезут в другой зоопарк!
Не ругайте нас, а то мы из-за этого еще сильнее будем интегрироваться с Россией — и не по любви, а от безысходности, от того, что вы нас не любите такими, какие мы есть…
И точно так же ведет себя не только Макей, но и назначивший его Лукашенко. С видом обиженной панды жалуется он на «банду Баха»:
— Ну ладно, меня отстранили от участия в олимпийских мероприятиях. Но детей-то за что?!
«Дитю» уже сорок пять, оно давно бреет усы, обзавелось собственной семьей, курировало все вооруженные силы Республики Беларусь, а сейчас занимает пост первого вице-президента Национального олимпийского комитета страны. В общем, мальчик готов сам за себя отвечать. Но папа остается папой:
— Детей обидели!
O, panda mia…
Добро пожаловать в реальность!