Сказать, что «дело Коржича» всколыхнуло белорусское общество – значит не сказать ничего. Однако сейчас, когда результатом четырехмесячных проверок воинских частей стали полсотни уголовных дел, а Миноблсуд вынес приговор обвиняемым в доведении Коржича до самоубийства, можно уверенно констатировать: пар ушел в свисток.
Белорусское общество не привыкло рефлексировать, зато привыкло искать виноватых. Ему кажется, что весь этот хайп только про армию или власть. А хайп ведь про него, белорусское общество.
Фото с сайта belgazeta.by
Да, да, все эти чудесные истории из 72-й ОУЦ – не про дедовщину. Дедовщина – просто неуставные отношения на базе армейской субкультуры. Отжим денег, карточек, мобильников и т.п. – это уголовка. Истязания типа «пробить собаку» – это уголовка. Желторотый летеха, обеспечивающий себя кофе, сигаретами и прочими радостями жизни за счет солдатиков, – тоже уголовка. Принесено все это с гражданки, ничего специфически армейского в этом нет.
Получается, на низовом уровне у нас мелкоуголовное общество. Поборы и истязания, если они сравнительно мелкие, рассматриваются в нем как норма. Госинститутам никто не верит – поэтому жалоб нет. Допускается легкий чад кутежа – насвай, бухлишко. Молодые люди примерно одного возраста, собранные в учебной части, – это просто такой эталонный эксперимент социального психолога для научной статьи в серьезный реферируемый журнал. Дедовщина, говорите? Ну-ну.
Что показал эксперимент? Общество инфантилизируется, социальные связи обрубаются, социальные институты (включая армию) деградируют. Автор колонки грешным делом понавыписывал себе цитат из выступлений обвиняемых и адвокатов. Это не о том, какие сержанты и адвокаты плохие, а о том, как сейчас люди думают и рассуждают. Например: «Коржича, полагаю, вполне устраивали факты дедовщины – он регулярно откупался от разных обязанностей».
Или: «Заставлял ли Вяжевич приседать и отжиматься? Требование поступало после неоднократных замечаний. Целью было не унизить, а навести дисциплину». Ну и на сладкое: «Приказы «Отжаться» отдавались только в отношении группы лиц и за совершенные нарушения». Это о том, как исследуемая группа видит нормальные, эталонные отношения в социуме. Что значит для этой группы дисциплина и какими способами она достигается. Раз его «устраивали факты дедовщины», то какой с меня-то спрос? Ролевая игра, мальчики просто забыли стоп-слово.
И вообще, с дедовщиной-то боролись! Медики осматривали трижды (!) в неделю, искали следы побоев – только побои наносились там, куда медики не смотрят. Зачитывали личному составу статьи УК про неуставные взаимоотношения, фильмы демонстрировали, беседы вели, даже «оформлялись тематические стенды». Ну да, зачитал статью УК, потом с ходу «пробил собаку», затем снова УК зачитываешь. Чтобы понять, почему не работает вся эта агитация и пропаганда, сходите в районную поликлинику, почитайте какой-нибудь самопальный профилактический стенд.
Ребята, эти механизмы изношены и недееспособны. Они проектировались лет сто назад для совершенно другого общества. И воспринимаются они точно так же – ответственность понарошку, усердие «на отъ...бись».
Собственно, об этом и говорилось на суде: «С системой пользования телефонами и покупки продуктов в магазинах он познакомился в самом начале службы. Не он ее придумал – она давно функционировала». Вот это и есть реальный механизм социальных связей: наделенный полномочиями носитель поста, звания, лычек и т.п. рассматривает свои должностные обязанности как формальность, поверх которой облагает подчиненных мелкими поборами и повинностями. И кто вам сказал, что такой механизм действует только в армии, а на гражданке – ни-ни? З
наете, как называется такая социально-экономическая система? Феодализм. Белорусское общество стремительно феодализируется – через откаты, через исключительные права на ведение какой-либо деятельности, через раздачу собственности за службу или в кормление и т.д.
Очень показателен эпизод с коллективным шантажом сержантами офицера: стыренный затвор АК в обмен на отобранный неуставной телефон. Это к вопросу о том, почему офицеры не вмешивались в неуставной беспредел.
Постсоветский период завершил ту трансформацию офицерского корпуса, которую начала еще советская власть – от касты, сословия, представителю которой полагалось чуть что застрелиться или рисковать жизнью на дуэли, до бесправного бюджетника, о которого сперва вытрет ноги начальство, затем – подчиненные. Живите теперь с этим, дорогие наши главкомы.
Потому-то попытки рассматривать «дело Коржича» как сугубо армейский сюжет («дедовщина») выглядят поверхностно и убого. 72-й ОУЦ – это зеркало, в которое посмотрелось наше общество. На чем строится постсоветский уклад? Никому ничего не платить много и по-белому – раз. Ничего не запрещать, но разрешать лишь в исключительном порядке, как привилегию – два.
Вместо меритократии кадры отбирать из тех, кто чем-то обязан, не настроен на конкуренцию и обойдется дешевле – три. И самое главное: своим – если не все, то хоть что-то, остальным – закон и инструкция, написанные таким образом, что исполнить их невозможно.
У нас масса охотников бесконечно ныть про «ужасы совка» или, наоборот, инфантильно ностальгировать по пломбиру за 20 копеек, но мало кто задумывается о том, что произошло с постсоветским обществом. Помните знаменитое «упал – отжался» на излете советской эпохи? Наша история (а не история Коржича!) немножко иная: упал – не отжался. Перевернули – не дышит.
Ради чего погиб боец? Какая-то ерунда, явно не стоящая человеческой жизни: кофе, сигареты, карточка, телефон... И непонятно почему: профилактику дедовщины вели, фильмы показывали, стенды оформляли. И никто ведь не жаловался... Странно, правда? А вы давайте и дальше спорьте, наемная армия или призывная, нужно ли офицеров сажать или достаточно сержантов, жесткий приговор или чересчур мягкий.
Система все равно скроена так, что если упадете вы – и у вас не получится отжаться.
Добро пожаловать в реальность!