Жодинец Александр Ласица сейчас лежит в больнице с огнестрельным и осколочными ранениями. Был на Окрестина. Ему 36 лет, работает на государственном предприятии в Минске. Свою историю августовских событий он рассказал EX-PRESS.BY.
«В толпе был мужчина в маске, который подбивал толпу: мол, идите, это будет первая небесная сотня»
В понедельник, 10 августа, после работы Александр вышел из дома на улице Ольшевского, что недалеко от метро «Пушкинская», посмотреть, что творится в Минске. В тот вечер он был с коллегами:
— Слышал сигналы, люди лозунги выкрикивали. Автомобили стояли только в направлении станции метро «Пушкинская». Мы находились на перекрестке, потом сели на лавочку, наблюдали за действиями, пока не стемнело. Тут подбежал парень к дороге со стороны станции метро. Он сказал, что там стреляют. Сам он бежал с улицы Харьковской, рассказал, что там стреляли, потом пахло перцем. Здесь стоять не стал, боялся, что задержат.
Александр вышел на улицу Матусевича на проезжую часть, но заметил, что народ бежал сначала в одну сторону, потом возвращался в другую:
— Когда вернулись, стали выворачивать контейнеры и доставать оттуда стеклянные бутылки. Я подумал, раз достают бутылки, значит, что-то серьезное происходит. На Пушкинской постоял минут 30, послушал людей, говорили, что живут плохо, послушал и пошел дальше. Смотрю, что в толпе был мужчина в маске, который подбивал толпу: мол, идите, это будет первая небесная сотня. Я подошел к девчатам и спрашиваю: «Что вы делаете? Вас подбивают на провокации, не ведитесь, стойте смирно». Находился с ними на проезжей части, отойдя от остановки.
«Увидел рядом раненых девушек, хотел помочь, но тут прилетела пуля. Я руки вверх поднял и иду»
Александр говорит, что стоял к ОМОНу спиной, расстояние было около 150 метров:
— Высокий провокатор начал подбивать девушек, мол, идите спиной, в спину они стрелять не будут. И они пошли, а этот мужчина стал скандировать, что «народ трусливый, девочки пошли, вас только и трусами назвать». Они идут, а люди стоят, сердце сжималось. Когда девчата двигались, их несколько раз отзывали.
Из толпы выбежал парень с коктейлем-молотова, кинул в сотрудников ОМОНа, но выстрелов в его адрес не последовало, благо, бутылка не долетела. Она ударилась о дерево, разбилась, и загорелся асфальт. Через минут 15 девочки снова начали двигаться, я подошел к ним и хотел образумить. И тут послышались выстрелы, начали взрываться светошумовые гранаты.
Одна у меня взорвалась под ногами, вторая задела голову, был слишком сильный хлопок. Я был дезориентировал в пространстве, не понял, что происходит. Хотел отойти с дороги на остановку, не получилось. Увидел рядом раненых девушек, одна повалилась назад, я хотел ей помочь, но тут прилетела пуля в руку, я не понял с какой стороны.
Я руки вверх поднял и иду. Люди — молодцы; сделали кольцо вокруг меня, взяли на руки и отнесли на остановку на Пушкинской. Появился парень, который мастерку черную надел на руку, спросил, есть ли медики. Кто-то из медиков подошел, полил перекисью, вытянули пулю, замотали бинтом, приехала скорая со стороны кордона, где стоял ОМОН.
Меня народ не хотел отпускать в больницу. Они просили медиков обслужить и отпустить. А врачи сказали, ему надо ехать в больницу, так как течет кровь. Два человека со мной, которые залезли в машину, получили первую медицинскую помощь и покинули «скорую». В 9-ю клиническую больницу меня доставили одного.
Врач вскоре отпустил, были осколочные в ноги и огнестрельное в руку:
— Я получил бумаги и пошел в общежитие. Не было ни кошелька, ни денег. Таксисту отдал деньги по приезде домой. На работе мне сказали отправиться в поликлинику, чтобы открыть больничный. Съездил, получил больничный и список лекарств. Я выспался, приготовил коллегам ужин, вместе еще сходили в магазин.
«В траве увидел белый браслет, поднял его и надел на два пальца. Шел и перебирал, как четки»
Ничего не предвещало беды. Около 6-8 вечера Александр отправился в аптеку:
— У метро увидел белый резиновый браслет в траве, поднял его и надел на два пальца. Шел и перебирал, как четки. Практически подошел к станции метро, решил спросить у сотрудников МВД, можно ли мне пройти беспрепятственно на улицу Притыцкого. Они увидели белый браслет и сказали: «Это наш клиент».
Меня подняли на руки, донесли до автозака, закинули. Я там был замыкающим. Людей было валом, стояли два электросамоката, кто-то сидел на длинных лавочках, остальные сидели на корточках, облокотившись друг на друга, всех заставляли смотреть вниз. Кто поднимал глаза, получал дубинкой. Я старался не шевелиться, чтобы не получить лишнего. Полчаса просидели в машине. Тронулись. Одному человеку стало плохо, его высадили. Еще мужчине стало плохо. Судороги были, похоже на эпилепсию. Его то ли выкинули, то ли «скорую» вызвали, не знаю.
Нас привезли в РУВД Центрального района, заставили всех выбегать с опущенными головами и ложиться на асфальт. Там мы лежали около 5 часов. Были моменты, когда подымал голову и хотел посмотреть, толком ничего не увидел, но за это пару раз получил по голове дубинкой. Есть ссадина, но шишек нет.
Один сотрудник спросил меня: «На звезды хочешь посмотреть?». Я ответил: «Никак нет». Он мне за этот ответ всадил так, что я вырубился.
Потом тот же сотрудник приложил два пальца к моему горлу, попросил нашатыря. Принесли почему-то вату без нашатыря сразу, дали сухую вату нюхать. Потом с нашатырем пришел. Сказал сильно не вдыхать, потому что можешь обжечь горло. Легче стало. Сказали лечь дальше. Начал крутиться. Получил по левой ноге. Я просил не лупить по ногам, так как у меня осколочные, больно ведь.
«Били 14-летнего парнишку. У него был с собой молоток и фонарь. Не по себе было от этих криков и ударов»
— На рассвете по одному стали заводить в корпус. Там сидели несколько сотрудников, они заполняли протоколы. Как впоследствии понял, все, как под одну копирку. Даже в моем протоколе фигурируют свидетелями сотрудники МВД. Это меня больше всего поразило. Я написал, что с протоколом не согласен. Мне инкриминировали, что я участвовал в шествии неразрешенного митинга и скандировал: «Жыве Беларусь» и «Ганьба». Я сказал, что сам лично подошел к сотрудникам МВД и ничего не скандировал.
Завели в небольшую камеру, где уже сидело человек 20 или 30. Было душно, с улицы, с холода в тепло, меня стало клонить с сон. Разговаривали, кто как сюда попал. Но потом всех опрошенных вывели на улицу.
Мужчина рассказывает, что с рассвета и примерно до 10 утра стояли на ногах. Никому нельзя было присаживаться:
— Нас заставляли петь гимн Республики Беларусь. Мы пели «Катюшу», приседали, как в армии, раз, два, полтора. Слышны были крики, кого-то били. Как впоследствии понял, били 14-летнего парнишку. У него был с собой молоток и фонарь. Не по себе было от этих криков и ударов. Нас опять запустили в РУВД, там была опись, мы взяли свои вещи, нас заставили выключить телефоны.
«На Окрестина дали ведро рыбных котлет. Вместо туалета выдали 20-литровое ведро. На 65 человек»
Потом приехал автозак. Нас повезли на Окрестина. Там сотрудники сразу сказали: «Вам пи...», «вас будут бить». Нам сказали согнуться чуть ли не до земли и выбегать. Сотрудники выстроились в живой коридор. Все получали дубинкой, старались быстро бежать, чтобы меньше получить. Замыкающий сотрудник хватал каждого за шею и затаскивал во дворик.
Часть босиком забежала, часть в обуви. В этом дворике мы провели около 20 часов. Это было со среды на четверг. Покормили нас вечером: дали ведро рыбных котлет. Есть это было невозможно. На просьбу сходить в туалет нам было отказано. Вместо туалета выдали 20-литровое ведро, мол, ходите туда. Нас было вроде бы 65 человек, ехало 3 автозака: два по 20 и один 25.
Чтобы спастись от холода, те, у кого была одежда, делились, чтобы не замерзнуть. Задержанные садились к стенке, прислонялись друг к другу и спали во дворике, кто-то сворачивался калачиком и спал:
— Сотрудники ОМОНА помечали тех, кто оказывал противодействие. Рвали одежду или писали на одежде. Кого-то били и заставляли кричать: «Я люблю ОМОН». Раза четыре крикнул и замолчал. Там такие истошные крики были, что слушать без содрогания было невозможно. Когда все это прекратилось, мы находились в 4 дворике на Окрестина.
Когда подымался засов, все массово бежали к стене, никто не хотел быть следующим, кого будут бить. Самого начинало трясти, когда людей били палками. Хотелось, чтобы эти крики побыстрее закончились. У меня такое предположение, что это был не наш ОМОН. Свои бы не пошли против своих же граждан — так бить, лупить. Такого беспредела я не видел никогда. Это не поддается никакому объяснению. Удалось ощутить на себе, что такое геноцид и Окрестина.
Рано утром всех распределили по камерам. Александр попросил медпомощь, потому что стала сильно неметь рука. Он боялся, что началось нагноение, так как повязку не меняли больше суток:
— Меня поместили в 21 камеру. Там пол был устлан матрасами, было одеяло. Там я почувствовал рай. Заключенные, которые через пару часов уехали в жодинскую тюрьму, поделились едой. Там были котлеты, но не те, что во дворике давали. Накрывшись одеялом, я поспал. Я попросил, чтобы мне оказали медпомощь. Девушка осмотрела и сказала, что не сможет помочь. Она вызвала скорую помощь.
Мужчина вспоминает, что поведение силовиков изменилось утром в четверг, 13 августа:
— Утром четверга сотрудники не свирепствовали. Уже были там какие-то высокопоставленные люди, в пиджаках и брюках. Тихо и мирно ставили у стены. Спрашивали, есть ли иностранные граждане, их сразу отделяли. Снова сказали, что лучше не отправлять в военный госпиталь. Когда я услышал, что меня туда повезут, мне стало не по себе. Но благо, привезли сюда, в Боровляны
Я потом целые сутки спал, так как двое суток был без сна на ногах. Глаза сами по себе закрывались. Во дворике РУВД я получил два удара по голове. После того, как получил удары по голове, левое ухо не слышит. Очень сильно дергаюсь от высоких частот. Волонтеры в первые дни лекарства привезли, Ибупрофен, передачку, помогают найти мои вещи. Я все описал от начала и до конца. Такое ощущение складывается, что сотрудники Окрестина меня ждут обратно.
Александр признается:
— У меня есть дети, хочется их вырастить. Я очень хочу, чтобы рукоприкладство прекратилось. Там были провокаторы, но большинство были мирные. И их задерживали. Это нечестно. Я хочу в этой стране нового президента, где будем иметь право голоса. Было как в Освенциме, разве можно так издеваться над народом.
Почему наши голоса не были услышаны? От как получилось — пошел посмотреть, получил пулю, на следующий день пошел в аптеку — меня забрали. Ведь это ОМОН спровоцировал народ, когда перекрыл движение около станции метро «Пушкинская». Если б дорога была открыта, машины б просто ездили, не было б этого шествия, машины бы просто сигналили, у меня бы не было огнестрельного ранения. Обратного пути нет у белорусского народа. Лед тронулся.
Добро пожаловать в реальность!