В пятницу на 84-м году жизни умер актер Михаил Кокшенов, виртуоз эпизода и второго плана, сыгравший более чем в 140 фильмах, включая шесть фильмов Леонида Гайдая и три — Михаила Швейцера. Булат Окуджава называл актера, слывшего «Иваном-дураком с зубами Соловья-разбойника», «хорошо замаскированным интеллигентом».
Бывают странные сближения. В 1967-м Михаил Кокшенов исполнил — после десятилетней череды персонажей, даже не упоминавшихся в титрах, и трехлетней службы в Театре имени Маяковского, где он «дорос от третьего ворона без реплик до главного ворона, которому позволялось каркать и махать руками»,— свою первую основательную роль. Это был жадный ефрейтор Захар Косых, антагонист героя-романтика Олега Даля, в военной трагикомедии Владимира Мотыля «Женя, Женечка и "катюша"».
И в том же году выдающийся скульптор Лев Сморгон создал популярнейшую среди советских детей куклу — голубоглазого пупса «Володьку». Так вот, Кокшенов был изумительно похож на этого, мягко говоря, подросшего пупса. Два метра ростом, косая сажень в плечах, нагло-наивный взор хитрована-простака, топором рубленная физиономия, отточенно неуклюжая пластика. Вылитый гоголевский полицмейстер Держиморда, которого Кокшенов еще сыграет («Инкогнито из Петербурга», Гайдай, 1977).
По своим жизненным обстоятельствам он был образцовым шестидесятником, одним из «детей 1937-го».
Ему не исполнилось и года, когда арестовали и вскоре расстреляли отца. Михаил Михайлович Кокшенов-старший был большевиком с уникальным — с 1903 года — партийным стажем, героем Гражданской войны (его первую жену замучили колчаковцы) и крупным дальневосточным хозяйственником. Мать мечтала о театральной карьере, но куда уж тут. Она пошла в санитарки, а сын, намылившись в Щукинское училище, куда явился в попугайском стиляжьем наряде и с коком на лбу, компенсировал ее несостоявшуюся судьбу.
Профессиональная карма Кокшенова — ну не герой, не герой — сложилась так, что в советскую эпоху единственную главную-главную и вполне героическую роль — балтийского матроса Ивана Иванова, выходящего в «красные директора» и чем-то напоминавшего отца актера,— он сыграл в забытом фильме Михаила Ершова «Хозяин» (1970). Все прочее — эпизоды, второй план, но какие эпизоды, какой второй план!
Кокшенова снимал, помимо Гайдая, Мотыля и Швейцера, цвет советской режиссуры. Бондарчук («Степь») и Митта («Сказ о том, как царь Петр арапа женил»), Озеров («Освобождение») и Панфилов («В огне брода нет»), Рязанов («Гараж») и Трегубович («Даурия»), Хейфиц («Единственная») и Шредель («Дела давно минувших дней»).
Михаил Кокшенов в филье "Не может быть!" (1975)
Он получал пощечины за свой тупой прагматизм («Женя, Женечка и "катюша"») и отчаянно преследовал трамвай, с буфера которого нагло хохотал его соперник («Не может быть!», Гайдай, 1975). Выпивал залпом графин воды («Девчата», Юрий Чулюкин, 1961) и взаправду чуть не погиб в ледяном Енисее на съемках «Хозяина тайги» (Владимир Назаров, 1968). Шакалил в банде атамана Ангела («Адъютант его превосходительства», Евгений Ташков, 1969) и жрал, подлый полицай Гергало, конфискованных у односельчан поросят («Дачная поездка сержанта Цыбули», Николай Литус, 1980). Незаменимый дальнобойщик, сплавщик, рыночный жучила, даже не кулак, а подкулачник. Его окликали: эй, Сиротка, Никитка, Зотик, Сергунька, Савка, Кирюха. Если шофер, то по фамилии Тачкин. Если эсер-террорист, то с детским именем Вася. Если комсомолец, то Утробин. Одних только слуг в париках, комично сидевших на чурбане головы, сколько он, мечтавший о роли Фигаро, переиграл. Во всем этом было величественное актерское самоуничижение — и одновременно истовая верность «маленького солдата» кинематографа своему призванию.
Добро пожаловать в реальность!