Что стоит за оптимизмом белорусских чиновников относительно состояния экономики, стоит ли радоваться средней зарплате в 627 долларов и как мы все больше отстаем от западных соседей. Об этом — в большом разговоре «Зеркала» с советником Светланы Тихановской по экономическим реформам Алесем Алехновичем.
«Радость чиновников напрасна»
— Относительно состояния белорусской экономики существуют две полярные точки зрения. Это, с одной стороны, оптимизм белорусских чиновников, которые говорят, что все хорошо и, несмотря на санкции, экономика справляется. С другой стороны, есть мнения экспертов, где они говорят, что даже если есть какие-то хорошие цифры, это не значит, что экономика развивается как могла бы. Как оцениваете состояние белорусской экономики вы?
— Действительно, власти демонстрируют оптимизм, но он основывается на радости, что белорусская экономика нащупала дно и больше не летит в пропасть. Только получилось не так, что она нащупала дно, оттолкнулась — и, как английская буква V, быстро восстановилась. Она упала и колеблется на уровне дна, как электрокардиограмма пациента в реанимации — еще дышит, но состояние стабильно тяжелое.
Вылечиться она сможет, когда мы сменим власть. Без этого мы так и будем лежать в реанимации в экономической коме.
Еще я считаю, что радость чиновников напрасна, ведь если посмотреть внимательнее, то мы увидим, что экономика Беларуси выживает за счет одного донора — экономики российской. Наша энергетическая, финансовая, экономическая зависимость достигла опасного уровня. Если раньше можно было говорить о диверсификации экспорта, были времена, когда Лукашенко пытался поставлять альтернативную нефть, то сейчас даже нет возможности заикнуться об этом.
К тому же за последние три года (с 2020-го) белорусская экономика сократилась на 3,2%. Казалось бы, это немного, так как все ожидали, что война, секторальные санкции, потеря украинского рынка приведут к более ощутимому падению экономики. Но если смотреть шире и сравнивать с нашими соседями, то за это время экономика Латвии выросла на 3,8%, Литвы — на 8%, Польши — на 9,8%. Получается, что между нами и поляками разница за три года составила 13%.
Иными словами, нужно шире смотреть на картину. А она такова, что мы на тупиковом пути развития: годы идут, а белорусская экономика не растет, мы отстаем от соседей. Мы это видим даже по тому, что сейчас зарплаты в долларах такие же, как 10 лет назад, а цены за это время значительно выросли.
— Какие риски несет избранный властями вектор развития экономики — с легализацией серого импорта, возможно, серыми схемами реэкспорта, давлением на бизнес, административным регулированием ценообразования, завязкой на один российский рынок?
— Мне нравится, как это обозначил Дмитрий Крук из BEROC, который назвал это архаизацией экономики. Определение очень кратко и метко подчеркивает происходящее. Это и довольно значительная эмиграция — по разным подсчетам, от 200 до 500 тысяч человек. Это огромное количество уехавших за три года, пожалуй, сравнимо или даже больше, чем цифры за предыдущие 30 лет. Это сокращение IT-сектора, который очень тянул белорусскую экономику, позволял молодежи оставаться в стране, был конкурентоспособным на международном рынке, привлекал иностранный капитал. Теперь же это сектор, который сокращается сильнее других.
Происходит огосударствление экономики: повышаются и вводятся новые налоги для частного бизнеса, происходят аресты, шантаж, государственный рэкет, увеличивается роль государства, создаются барьеры для развития частного сектора. Ведь режим Лукашенко считает, что от частного сектора исходит опасность и его сложнее контролировать, чем государственный.
Также идет изоляция от международных рынков: если раньше в Россию направлялось 40% экспорта, то сейчас — примерно две трети. Белорусская экономика все больше завязывается на какие-то серые схемы, на то, чтобы быть и окном для обхода санкций РФ. После создания списков предприятий с долей иностранного капитала, которые иностранцам нельзя продать (последний из них состоял из 1849 предприятий), можно говорить, что больше иностранные инвесторы в Беларусь не придут.
Все это означает тупиковый путь развития. Добавлю, что, по последнему прогнозу МВФ, в ближайшие шесть лет наша экономика вырастет всего на 5,2%. Это четвертый наинизший показатель среди всех стран мира, то есть хуже нас будут развиваться только три страны. А та же Польша вырастет на 17,2%. Таким образом, если ситуация не изменится, то за девять лет (с 2020-го) мы отстанем от нее более чем на 25%.
Это неслучайно: в мире практически нет развитых стран с недемократическим режимом. Исключением можно назвать только Сингапур, который тем не менее приближается к демократии: там есть выборы исполнительной власти и относительно независимая судебная система. А также несколько монархических стран Ближнего Востока, богатые нефтью и газом (нам это не светит).
Поэтому смело можно говорить, что с Лукашенко или другим недемократическим режимом мы не будем богатой страной.
— Против режима Лукашенко, определенных предприятий и отраслей экономики введены санкции. Считаете ли вы, что они работают? Если да, по чему вы это видите?
— Я считаю, что экономические санкции — единственный действенный легальный инструмент давления на режим. Ни выражение глубокой озабоченности, ни персональные санкции, ни запрет проведения чемпионата мира по хоккею не заставят режим изменить поведение.
Но при этом я оцениваю санкционную политику, которая сейчас проводится, как неэффективную. Спустя более чем два с половиной года со времен выборов белорусская экономика оказалась более гибкой, чем можно было надеяться, а санкции — более дырявыми, чем все ожидали. Режим успел к ним адаптироваться, найти способы их обхода. Оказалось, что Россия готова увеличить поддержку белорусской экономики.
Есть санкции, направленные на режим. Например, персональные, против его кошельков. Но есть и санкции, которые не очень помогают делу. Это запрет авиаперевозок, в результате чего белорусы не могут много куда ездить, экстренно эвакуироваться. Но понятно, что к такому шагу подтолкнул белорусский режим, посадив международный самолет. Тем не менее я считаю, что запрет на автомобильные перевозки, а также угроза полного торгового эмбарго до тех пор, пока не будут освобождены все политзаключенные, были бы для режима более болезненными, чем запрет на пассажирские авиаперевозки.
Второй пример — запрет держать депозиты более 100 тысяч евро на счетах в странах Евросоюза, который Европейский центральный банк ввел сразу после начала войны. Можно подумать, что такими деньгами располагают только богачи. Если рассуждать о физлицах, в основном это так. Но если подумать о бизнесе, то даже небольшие компании могут иметь сотни тысяч евро на счетах, например, продав свои активы. Как эти деньги вывести из Беларуси, особенно если после начала войны белорусам стало очень сложно открыть счета за рубежом? Это создает проблемы для релокации честного бизнеса из Беларуси.
Третий пример — ограничения на получение виз и других документов резидента в странах ЕС.
Экономические санкции против режима могли бы быть эффективными, если бы были быстрыми. К сожалению, в 2020 году Запад не был готов мгновенно реагировать. Потом было уже немного поздно. Нужно было также больше синхронизации. Сейчас, когда идут санкции против России, представители США ездят в Казахстан, Армению, Турцию, Китай, арабские страны и убеждают их не помогать Москве обходить санкции. По Беларуси, к сожалению, такой дипломатии не было (кроме момента, когда был миграционный кризис).
Также нужно следить за их имплементацией, ведь если этого нет, режим легко обходит санкции.
Таким образом, не хватает политической воли наших международных партнеров, несмотря на то, что делает Светлана Тихановская и другие представители демократического движения. Где примеры ареста имущества и денег семьи Лукашенко и его пособников? Почему по России смогли найти и заблокировать, а по Беларуси — нет, хотя есть Белорусский расследовательский центр и другие, кто показывает, где такое имущество находится? Нет политической воли договариваться со странами, чтобы происходило такое экономическое давление.
— У кого нет на это политической воли?
— У международных партнеров белорусского демократического движения. Нет влиятельной страны-лидера или блока стран, который бы сказал, что Беларусь — это не Россия, это страна, у которой европейское прошлое и будущее, и что будет поддерживать страну несмотря ни на что, в том числе на потерю собственных бизнес-интересов. Веса Польши и Литвы, которые искренне нас поддерживают, на международной арене недостаточно.
— Но именно этим, кажется, занимается Светлана Тихановская, ее Офис. Почему тогда не получается найти поддержку на том уровне, которого хотелось бы по этому вопросу?
— Это не вина Офиса. Он делает максимум возможного. Никогда в истории у белорусов не было такого сильного лобби, как сейчас, — благодаря Светлане Тихановской, диаспоре, тысячам белорусских политзаключенных, которые находятся в тюрьме, но не просят пощады у своих палачей и выходят после тюрьмы несломленными. Но этого недостаточно. До 2020 года, несмотря на то, что в Беларуси жило 10 миллионов человек (чуть более 9,4 млн человек по итогам переписи в 2019 году. — Прим. ред.), наша страна никогда не имела сильного лобби — нас всегда делили без нас самих. До 2020 года все думали, что это сфера интересов России, и особо не вмешивались.
Я обычно говорю западным партнерам, что если бы в 2020 году поддержка белорусов была большей и удалось бы отстоять наш демократический выбор, то, скорее всего, не было бы войны. Если говорить экономическими терминами, то для всего цивилизованного мира эта инвестиция была бы суперприбыльной. Но в 2020-м такого понимания не было — все умны задним числом.
«Белорусская экономика продолжит отставать от соседей»
— Значительная часть экономических санкций, вероятно, вводилась не в связи с ситуацией в Беларуси, а из-за посадки самолета Ryanair, затем — после начала войны и соучастия Минска в военной агрессии. Но среди белорусов есть мнение, что нужно отменять санкции в обмен на освобождение хотя бы части политзаключенных. Как вы относитесь к таким предложениям, считаете ли это возможным? Или, может, вам известно о том, что в этом направлении ведется работа?
— Это не экономический вопрос, поэтому буду говорить не как эксперт, а выскажу частное мнение. Я лично считаю, что режим понимает только аргументы силы и только сильное экономическое давление может заставить его пойти на уступки. У режима было много возможностей хоть немного пойти на уступки и начать мириться с собственным народом. Но этого не произошло, поэтому не уверен, что у режима есть такое желание. Мне очень близка позиция Александра Кабанова, который сам отсидел и считает, что договариваться с режимом невозможно.
В интервью «Зеркалу» на вопрос о более решительных действиях ради освобождения политзаключенных блогер из Березы и пресс-секретарь инициативной группы Светланы Тихановской в 2020-м Александр Кабанов ответил: «Моя позиция — это невозможно. Перед тем как начать договариваться о выходе политзаключенных, нужно, чтобы прекратились репрессии. Иначе как можно говорить об освобождении, если людей каждый день арестовывают?»
Но представим себе, что это произошло: к сожалению, пока Лукашенко остается у власти, любые уступки можно открутить назад. То есть сегодня он отпускает 300 человек, а завтра сажает столько же. Ему нельзя верить, поэтому бороться надо до смены режима, так как только тогда выйдут все, а новых репрессий не будет.
— Вы говорили о падении белорусской экономики на дно. Но, кажется, это дно нестабильно и еще есть куда падать. И к моменту смены власти белорусская экономика, как мне кажется, будет в еще большем упадке, даже по такому понятному показателю, как зарплаты (которые сейчас выросли в пересчете на доллары). Проводили ли вы какие-то оценки того, с чем мы столкнемся в тот момент?
— Да, зарплаты официально выросли почти до 630 долларов, на таком уровне они не были последние 10 лет. Но то же самое можно сказать другими словами: 10 лет назад у нас были такие же зарплаты, как сегодня. За это время они сначала просели, а потом вернулись на уровень, на котором были 10 лет назад.
В тот же период в результате структурных проблем экономический рост упал до нуля. С 2012 по 2022 год белорусский ВВП вырос на 1,5%. ВВП Польши за это время вырос на 46%, Литвы — на 43%, Латвии — на 35%, Эстонии — на 37%. Получается, что мы отстаем от этих стран на 3−4% ежегодно. Это отставание началось не в 2020 году и не вследствие санкций и войны, оно началось намного раньше. Получается, что мы, может, и восстановили зарплаты в 630 долларов при этой «жесточайшей» дисциплине, но все наши соседи пошли вперед. И разница между нами — небо и земля, не только в плане свободы, но и в плане экономических возможностей, качества образования, медицины, экологии. А 30 лет назад этой разницы вообще не было, более того, в начале 1990-х эксперты МВФ считали, что у Беларуси лучший потенциал, чтобы стать самой развитой экономикой Восточной Европы.
Таким образом, если режим сохранится и через пять лет у белорусов вместо 630 долларов зарплаты будут даже 700, это не будет означать, что мы станем богаче. А наши соседи за это время вместо 1,5 тысячи будут зарабатывать, например, две — и разница между нами увеличится. Более того, еще больше людей будет уезжать из страны и еще меньше — рождаться, потому что нет условий для реализации молодежи.
— Видите ли вы хотя бы маленький шанс на то, что при Лукашенко и той системе экономики, которая есть сейчас, ситуация будет улучшаться?
— Повторю: необязательно, что белорусская экономика будет пробивать дно, что она будет падать, а зарплаты — сокращаться. Она может немного расти. Но в целом эта экономика не имеет никаких перспектив.
В последнем предковидном прогнозе МВФ, то есть в последний спокойный год, Беларусь имела худший прогноз экономического роста на ближайшие 5−6 лет среди всех бывших социалистических республик, а это около 30 стран. Прогноз делали еще до войны, до выборов 2020-го, до санкций и экономической изоляции страны. Уже тогда экономический анализ показывал, что белорусская экономика в такой системе не может расти. А теперь к этому добавились экономические санкции, внутриполитический и геополитический кризисы, создание барьеров для развития частного сектора, привязка к российской экономике, которая находится в худшем состоянии, чем была раньше. Благодаря чему она должна расти?
Если даже будет так, что в каком-то конкретном году Россия с барского плеча даст несколько миллиардов долларов и экономика вырастет на 1−2%, то мы все равно будем отставать от соседей. Перспектива такова: зарплаты могут номинально увеличиваться, но в целом молодежь будет уезжать, врачей будет не хватать, айтишников почти не будет, а власти как проводили репрессивную политику, так и будут ее проводить.
«Найдутся среди нас те, кто этот флаг поднимет»
— Давайте затронем вопрос реформ. Раньше или позже настанет время, когда проводить их будет необходимо. Можете ли вы тезисно обозначить, какие реформы видите самыми важными, за которые предстоит браться в первую очередь?
— В первую очередь нужно будет заморозить санкции. Отменить их будет сложно, это требует времени, но временно заморозить можно очень быстро. Во-вторых, потребуется стабилизация экономики, в которой на тот момент ситуация будет очень сложной, ведь Лукашенко уйдет с должности сам, только когда уже нечего будет платить пенсионерам, заводчанам, мосты будут рушиться, как на Немиге. [Новым властям] нужно будет искать дополнительные источники финансирования таких расходов. Что-то делать с реструктуризацией госдолга, так как Россия может требовать досрочного погашения займов. Вместе с тем потребуется пересмотреть госрасходы: ограничить те, которые идут на силовой аппарат, годами убыточные госпредприятия, а сэкономленные деньги направить на адресную социальную помощь.
Также нужно будет начинать структурные реформы. Это и равные условия ведения бизнеса для всех субъектов экономики. Лучше, чтобы вся экономика работала на условиях ПВТ, а не только он.
Предстоит провести очистку банковского сектора от кредитов, которые уже не погашаются. Прежде всего это касается коммерческих кредитов, выдававшихся на госпрограммы и госпредприятия. Значительная их часть никогда не вернется. Это необходимо сделать, чтобы банки не падали и люди не боялись нести туда свои депозиты.
Нужно будет дать большую независимость Нацбанку, чтобы он мог следить за инфляцией, не подчиняясь исполнительной власти. Вместе с тем придется менять законы на рынке труда, отказываться от контрактной системы, из-за которой у людей нет никакой стабильности, так как нанимателю легко не продлить контракт, и люди оказываются на улице без поддержки.
Плюс встанет вопрос приватизации. Сначала можно будет приватизировать миноритарные пакеты акций, например, если государство имеет 1% акций предприятия, продавать частникам непрофильные активы предприятий — это когда, например, Нацбанк по указке сверху должен держать на балансе несколько убыточных колхозов. Можно легко приватизировать малые предприятия (государственные парикмахерские, магазины, отели). С приватизацией крупных предприятий можно не спешить, но и этот вопрос возникнет. Напомню, средних и крупных госпредприятий в стране более 3 тысяч. Нужно будет оценить, в каком они состоянии, какие из них стратегически важны, а какие можно приватизировать.
Одновременно с экономической трансформацией предстоит проводить и неэкономические реформы, прежде всего — децентрализацию власти, в том числе финансовую децентрализацию. Чтобы местные власти были выборными, а не назначенными, и чтобы больше доходов оставалось на местном уровне, чтобы у регионов был стимул развиваться. Очень важными будут реформы судебной системы и правоохранительных органов, а также реформа образования.
— Несмотря на то, что цели этих реформ благие и направлены на улучшение качества жизни белорусов, может так случиться, что отношение людей к слову «реформы» и всему, что с ним связано, будет негативным. Более того, сначала уровень жизни будет не очень высоким. Как проводить реформы в таких условиях?
— На самом деле я думаю, что белорусское общество дозрело до экономических реформ. 2020 год показал это. Тогда популярным политиком был Виктор Бабарико, принадлежащий к людям, которых Лукашенко называл «жирными котами». Если для старой элиты он был примером какого-то буржуа, то большинство белорусов видело в нем успешного человека, который создал себя своими руками — без рэкета, контрабанды, коррупции. И если бы не репрессии и арест, он был бы самым популярным политиком в Беларуси. Не люди, которые годами были в оппозиции к Лукашенко, как Николай Статкевич, не бескомпромиссные, как Зенон Позняк, не люди, которые ближе к народу, как Сергей Тихановский, а именно человек, который руководил самым крупным белорусским негосударственным банком.
Во время ковида белорусы показали, насколько они готовы горизонтально поддерживать друг друга, если государство не справляется. Плюс есть понимание, что сейчас страна идет тупиковым путем развития. Считаю, что общество дозрело до того, чтобы на какое-то время даже затянуть пояса, если это потребуется, но чтобы в конце концов изменить и государственный строй, то есть стать демократической страной, и экономический, чтобы стать рыночной экономикой, в которой развиваться и становиться успешным — это ответственность прежде всего человека, а государство должно поддерживать тех, у кого это по разным причинам не получается.
Что касается вопроса, как проводить реформы, то отмечу, что ситуация в экономике будет плохой — и у нас не будет другого пути, кроме как проводить реформы быстро. Мой базисный сценарий таков, что Россия будет существовать на карте мира, она будет враждебно относиться к экономическим и демократическим реформам в Беларуси, будет им препятствовать. Поэтому нужно готовиться к тому, что в какой-то момент, когда в Беларуси будет демократическая власть, которая не пойдет в Москву на поклон, не будет проводить пророссийскую политику, РФ может шантажировать Минск. Например, через прекращение энергетических поставок, отсутствие нового финансирования, требования старых кредитов. Поэтому ситуация будет сложной, и у нас не будет времени на медленные реформы.
Критическую массу экономических реформ предстоит провести быстро еще и для того, чтобы не случился откат. Это важно на тот случай, если после демократической власти снова придет какой-нибудь популист, как это было в 1994-м.
— Создается впечатление, что, если к власти придут демократические силы, не только для политика, который будет на посту президента, но и для всего правительства, которое будет заниматься реформами, выстраиванием новой системы, это будет в определенном плане самоубийство. Им придется принимать иногда непопулярные решения, могут быть ошибки, что может поставить крест на их политической карьере. Согласны ли вы с таким мнением? И если да, то, как думаете, найдутся желающие делать это честно?
— Не согласен. Во-первых, нет однозначной зависимости между правительством реформаторов и тем, как долго оно находится у власти. Это стереотип, что реформаторы — это какие-то камикадзе, которые год отработали, и их отправляют на свалку. Такое случается, но это более сложный процесс, зависящий от множества факторов. От того, есть ли международная и политическая поддержка. Например, у Егора Гайдара ее не было.
Приведу несколько примеров. Первый реформатор в социалистическом блоке Лешек Бальцерович. Он начал проводить реформы, став министром финансов и вице-премьером в первом и втором демократически избранном правительстве Польши. Благодаря двум с лишним годам, в течение которых он занимал эту должность, и его склонности проводить быстрые реформы ему удалось создать фундамент для будущего быстрого экономического роста. В 1997-м он был избран депутатом парламента и снова стал вице-премьером и министром финансов. То есть он был вице-премьером трех правоцентристских правительств. А в 2001 году президент левых взглядов избрал его главой Центрального банка. Как видим, Бальцерович долго оставался в политике и был признан в Польше и в мире как успешный реформатор. При этом Польша считается наиболее успешным примером проведения экономической трансформации.
Второй пример — словацкий реформатор Иван Миклош. Там был такой же «лукашенко» — Владимир Мечьяр, премьер страны с 1992 по 1998 год. Словакию тогда называли черной дырой Европы. В 1998 году пришло новое правительство, в котором вице-премьером был Иван Миклош. Он также работал в трех различных реформаторских правительствах в течение 10 лет.
Третий пример — из страны бывшего СССР, это реформатор Михаил Саакашвили. Он был президентом два полных срока — почти 10 лет, его коалиция была столько же времени у власти. Так что не факт, что в первом демократически избранном правительстве будут люди-камикадзе.
Во-вторых, я верю в наш народ. Поэтому считаю, что даже если бы решение проводить экономические реформы стоило карьеры или требовало других жертв, то, уверен, найдутся среди нас те, кто этот флаг поднимет. Такие люди у нас всегда были. И я верю, как в том стихотворении Эдуарда Акулина «Балада пра Краіну-мару» (оно очень пессимистично, как большинство белорусской поэзии, но заканчивается хэппи-эндом):
«Мы, Беларусы, сваёй крывёю
Сабе здабудзем Краіну-мару.
Краіну-мару, дзе мы ўваскрэснем —
Як сонца з хмары, як мова — з песні.
Краіну-мару сабе здабудзем
Мы, Беларусы. Мы — ёсць! Мы будзем!»
Добро пожаловать в реальность!