Несмотря на лавину наигранного позитива, обрушивающуюся из официальных медиа, множество «звоночков» из экономической сферы заставляют задуматься о грядущих проблемах.
Насколько они будут серьезны и грозят ли сложности в белорусской экономике новыми социальными потрясениями? Опрошенные газетой «Белорусы и рынок» эксперты расходятся в оценках влияния возможных экономических неурядиц на ситуацию в стране.
Глеб ШИМАНОВИЧ, ведущий экономист Исследовательского центра ИПМ:
— По данным Белстата, уровень малообеспеченности в 2020 году не вырос и остается низким. (В IV квартале 2019 года, по данным Белстата, малообеспеченными признано 3,4 % домашних хозяйств, за такой же период 2020 года — 3,3 %. — Прим. авт.) В 2020 году основной удар по благосостоянию населения произошел весной, в начале пандемии. По данным опросов населения и бизнеса, спад доходов у них был краткосрочным, в течение двух-трех месяцев. Пострадали отрасли, связанные с услугами, — торговля, общепит, транспорт, но они довольно быстро восстановились.
В промышленности никакого шока не было, предприятия продолжали работать на склад, и сейчас эти склады начали разгружаться. Кризис, вызванный эпидемией коронавируса, носил краткосрочный характер и не привел к структурному снижению доходов населения. Поэтому статистика и показала отсутствие прироста бедности.
Судя по статистике, произошел прирост зарплат, но одновременно идет и увеличение неравенства в зарплатах. Они растут за счет развивающихся секторов, в первую очередь это IТ-сектор. Складывается ситуация, когда при росте зарплат растет и неравенство в обществе. То есть бедность в стране низкая, а разница в доходах существенная.
Еще одна проблема: население, живущее за чертой бедности, немногочисленно, но много людей находится за чертой умеренной бедности, несколько выше черты бедности. Во время кризиса эта группа населения окажется в группе малообеспеченных. Краткосрочный шок не окажет влияния на уровень жизни в этой группе, но если шок будет долгосрочным, то ситуация с уровнем бедности в стране может существенно измениться. Уровень бедности будет зависеть от глубины шока.
Основную опасность правительство видит в том, что на мировом рынке цены на сырье и продукты питания растут, а это вызывает и рост цен в стране. Остановить же его административными мерами без ущерба для ассортимента фактически невозможно. То есть основной шок прогнозируется со стороны цен.
Бизнес же не прогнозирует шоков и даже ожидает увеличения занятости. Возможно, сложности ожидают государственные предприятия, но они были и год, и два назад и связаны с неэффективностью этого сектора. Это и есть основная угроза белорусской экономике.
Пока же рост цен на мировых рынках положительно сказался на работе государственного сектора. Его продукция стала более конкурентоспособной. Сейчас госпредприятия распродают запасы, созданные в прошлом году во время пандемии, их финансовое состояние улучшается. Острого кризиса в секторе госпредприятий нет, но это не означает, что ситуация там кардинально улучшилась. Сырье для следующего производственного цикла придется покупать дороже, и госпредприятия снова встанут перед финансовыми проблемами.
На государственных предприятиях работает не подавляющее большинство занятых, 30—40 %, но, шок, который произойдет в случае ухудшения их финансового положения, затронет всю экономику, так как частные предприятия являются контрагентами государственных.
Бросается в глаза желание государства снизить расходы бюджета: это сигнал о том, что бюджет сейчас исполняется с дефицитом. В этих условиях и оказывать господдержку предприятиям, и проводить прежнюю социальную политику невозможно. Поэтому, если придется выбирать между поддержкой госпредприятий и социальной сферы, есть опасность, что он будет сделан в пользу госпредприятий.
Вновь возникли разговоры о сокращении декретного отпуска, об оптимизации детских пособий. Эта тема останется в общественной повестке, так как государство стремится сократить расходы бюджета.
Но если эти меры не будут синхронизированы с другими мерами господдержки, то это приведет к росту бедности в Беларуси. В сельской местности декретный отпуск использовался как средство борьбы с бедностью, так как доходы от занятости в сельском хозяйстве сопоставимы или меньше, чем выплаты по декретному отпуску. Сокращение предоставления этого инструмента существенно скажется на благосостоянии семей с детьми в сельской местности.
Тут должны быть предложены другие инструменты. Ведь проблема в том, что для части семей детское пособие выполняет несвойственную ему функцию. Им должен быть предложен другой инструмент, заменяющий пособие на детей.
Вполне реалистичен и сценарий сокращения детских пособий, привязки их к зарплате матери. Реформы в сфере начисления детских пособий назрели, ими нельзя решать проблему бедности. Другой вопрос, что реформы не должны усугубить проблемы с бедностью.
Экономическое положение белорусских семей пока стабильно, финансовое состояние госсектора улучшилось, социального взрыва я не прогнозирую.
Лев МАРГОЛИН, независимый экономист, заместитель председателя Объединенной гражданской партии:
— Можно провести параллель между итогами работы белорусской экономической модели и экономической модели, созданной в СССР. Ресурса для продолжения функционирования этой модели также нет.
Экономика — это инертная система, она в одночасье не рушится. Но в данном случае может случиться такое, что проблемы возникнут одновременно у многих предприятий. Это может привести к росту недовольства и выходу рабочих на улицы,
как случилось в Беларуси в начале 90-х. Потенциальный триггер новой волны протестов, рабочий класс, забастовочное движение может выплеснуться на улицы, как это уже было в истории Беларуси.
Начнется расслоение населения. Привычные товары, особенно импортные, будут не всем по карману. В те годы на полках ничего не было, а теперь людям будет не за что купить необходимые товары. В такой ситуации жены выталкивают мужей на улицу и выходят сами, объясняя это тем, что их детям есть нечего.
Окно возможностей для политических и экономических изменений открывается двумя способами: либо это политическое действие, которое приводит к вспышке политической активности, как это произошло прошлым летом, либо это то, чего не хватило летом и осенью 2020 года, — системный кризис.
Рано или поздно это произойдет, потому что источников, из которых можно поддерживать существование белорусской экономики, нет. Я не склонен верить статистике Белстата по зарплатам. Чтобы на местах не показывать падение средних зарплат, зарплату «натягивают». Формально людей переводят на неполный рабочий день или неполную рабочую неделю, а фактически они работают столько же. И средняя зарплата сохраняется или даже вырастает. Так можно задействовать людей в науке, образовании, в сфере услуг.
В прошлом году ВВП упал минимально, в этом году даже немного подрос. А перевозки грузов упали значительно. Но ведь товар надо перевозить. И если грузоперевозки падают, значит, произведенный товар остался на складах. Это особенность белорусского ВВП: только у нас производят товар, который не находит места на рынке. У нас ВВП — это и дебиторская задолженность, и остатки товаров на складах, которые со временем будут только нарастать.
В том, что в I квартале подросли перевозки железнодорожным транспортом, нет ничего удивительного: это транзитные перевозки, которые упали в прошлом году из-за пандемии. А перевозки автомобильным транспортом, которые упали значительно и в прошлом, и в этом году, это как раз перевозки внутри Беларуси. Это перевозки между предприятиями, в магазины. Раз товарооборот уменьшается, то привозить товары можно реже. Это косвенные показатели, но по их совокупности видно, что картина в экономике быстро ухудшается.
О том, что с зарплатами что-то не так, говорит и снижение розничного товарооборота. Если бы зарплаты росли, то и розничный товарооборот бы рос, а с ним — и автомобильные грузоперевозки.
Получается замкнутый круг: нет инвестиций — падает качество продукции; падает качество продукции — сокращается спрос на нее; сокращается спрос — падает заработная плата; падает зарплата — уходят работники, и качество ухудшается еще больше.
Как долго это может продолжаться? Некоторые утверждают, что десятилетиями. Но теперь процессы ускоряются, поэтому результаты мы увидим в конце этого — начале следующего года.
В России, при всех особых отношениях, понимают, что деньги, вброшенные сегодня в Беларусь, — это потерянные деньги. Никто их никогда не вернет. А раз так, то и смысла давать нет. Сначала в стране надо что-то изменить. Полагаю, что последний транш российского кредита, который Беларусь никак не может получить, — это давление на Лукашенко. И он начал обещать какие-то конкретные шаги: представить в августе проект Конституции, провести референдум по Конституции, который, скорее всего, будет совмещен с местными выборами в декабре.
В обществе назревает недовольство. Людям начинают платить меньше за ту же работу. Создаются препятствия для получения более высокой категории, а значит, повышения зарплат. Это происходит в медицине, образовании. Власть уже не старается делать вид, что прибавками к пенсиям компенсируется инфляция.
Люди испытывают значительное снижение своего жизненного уровня. Если раньше для похода в магазин на основные продукты нужно было потратить 20 рублей, то теперь меньше 50 рублей не уходит, и это при том, что люди стараются покупать самое дешевое. И если человек не то что с каждым годом, а с каждым месяцем живет все хуже и хуже, это наводит на мысль, что власть, задавившая политический протест, вместо него может получить социальный.
Добро пожаловать в реальность!