При Сталине правозащитного движения не было, пишет политолог Владимир Пастухов.
Причин много, очевидных и неочевидных. К очевидным относится уровень репрессий. В условиях тотальной слежки и незамедлительного подавления любых индивидуальных проявлений нелояльности (реальной и мнимой) никакое движение не имело шансов зародиться и, тем более, развиться. К неочевидным можно отнести то, что в значительной мере оппозиция Сталину была «идейно родственной» сталинизму – репрессируемые и реприссирующие исповедовали различные версии интернационал-большевизма и спорили, как надо правильнее применять террор.
Так или иначе, более-менее организованное движение, сосредоточенное на либеральных и конституционных ценностях и принципах, появилось только в условиях оттепели, но зато просуществовало уже до самого краха СССР, несмотря на все «давилово» со стороны советского режима. Оно развивалось как внутри страны, так и в эмиграции, и оба крыла тесно взаимодействовали друг с другом. Со временем его влияние на мнение интеллигенции стало значительным, особенно благодаря работе западных медиа, ориентированных на вещание на территории СССР, с которыми сотрудничали диссиденты.
Несмотря на эти успехи, прямая роль правозащитного движения в крушении советского «тоталитарного» режима оказалась скромной, и практически никто из представителей диссидентской верхушки не стал частью новой власти и в целом бенефициаром демократических преобразований. Ими стали представители второго эшелона номенклатуры, частично криминальное подполье и некоторые представители околовластной советской интеллигенции. По сути, режим самообслужился, хотя и взял на вооружение часть идей правозащитного движения.
Что-то подсказывает мне, что большинство участников нынешнего антивоенного и демократического движения, как те, кто репрессирован в России, так и те, кто действует в эмиграции, и на этот раз не станут бенефициарами продвигаемых ими преобразований. Скорее всего, ими станут оппортунистические элементы системы. Могу предположить, что одной из тех сил, которые произведут конверсию режима, станут не антивоенные активисты и правозащитники, а лидеры «нового типа», выросшие из гущи путинских масс (но не в центре, а на периферии), скорее всего – прошедшие войну, и даже сидевшие в окопах, но разочаровавшиеся в ее целях и в способности режима ее вести. Это будут люди, понятные массе, с общей для массы судьбой, говорящие с ней на одном языке, но уже о другом. Именно эти люди имеют наибольшие шансы стать драйверами послепутинской России.
Может ли быть иначе? Да, в случае, если история зайдет на эшафот революции, сопоставимой по размаху с большевистской. Такой сценарий в принципе возможен, но пока не просматривается в практическом плане. Для его реализации необходимо, чтобы затянувшаяся на годы война закончилась приблизительно с теми же результатами, с которыми закончилась для России Первая мировая война. В этом случае к власти может прийти действительно самая радикальная анти-военная секта.
А что же нынешнее антивоенное общедемократическое движение? Неужели все впустую? Отнюдь. Его пассионарностью и идеями будут опосредствованно подпитываться то самое оппортуническое ядро режима, которому предстоит сыграть роль его могильщика. Так что, как любит говорить о моем поколении мой старший товарищ профессор Николай Пивоваров, «Навозом ляжем».
Добро пожаловать в реальность!