Что закончится раньше: нефть или воздух? На фоне всех наших войн и кризисов это самый важный вопрос современности, пишет историк Александр Эдкинд.
Исчерпаем ли мы наши нефтяные и газовые месторождения на фоне растущих цен на топливо — или мы истощим атмосферу планеты, сжигая это топливо?
Вопрос о том, что закончится первым, нефть или воздух, разделяет мировое сообщество больше, чем любой другой. Ваша политическая позиция или культурное мировоззрение логически вытекает из вашего ответа. Как писал в своем последнем эссе французский философ Бруно Латур, теперь каждая война и каждые выборы — это сражения в рамках Великой климатической войны. Русско-украинская война является ее решающим сражением.
Много сказано об идеологии этой войны: эта реваншистская, империалистическая война ведется за прошлое, за восстановление Советского Союза. Империалистические войны традиционно описываются как войны за ресурсы. Исторические империи вели войны за колонии, где были или должны были быть ценные виды сырья — золото, слоновая кость, каучук, нефть. Но в Украине нет ничего, чем бы не обладала Российская Федерация.
Воюя против будущего ради прошлого, Россия борется не за ресурсы, которыми она располагает и которым ничто не угрожает. Она сражается за рынок сбыта, который процветал в прошлом, но сегодня находится под угрозой. Предложение всегда будет обеспечено. Спрос надо навязать силой.
Эпоха изменения климата и цифровой работы — антропоцен — поставила российскую торговлю нефтью и газом перед смертельной угрозой. Ее традиционные покупатели — европейские страны, Япония и даже Китай — взяли на себя обязательство радикально, хотя и по-разному, сократить эту торговлю.
Русское вторжение в Украину — это империалистическая война, но ее цель не в завоевании новых колоний в поисках новых товаров. Цель состоит в том, чтобы навязать покупателям старую имперскую торговлю. Устаревший для мира, но жизненно важный для агрессора, этот империализм силой навязывает своим партнерам выгодную для продавца торговлю, игнорируя современные риски и обязательства. Этот тип империализма, реализующий инстинкт самосохранения, не нов в истории.
Русский империализм
В отличие от нынешней Российской Федерации, которая предпочла самоизоляцию, Российская империя была глубоко интегрирована в европейскую политику. Русские солдаты взяли Берлин в 1760 году, Париж — в 1814-м и Будапешт в 1848-м. Но они были не одни: в каждой из этих войн Российская империя входила в состав международной коалиции. Основанный как военная столица Санкт-Петербург был центром дипломатии.
Гиперактивный игрок, Российская империя распространяла Большую игру на Среднюю Азию, Северную Америку и Ближний Восток. В то время как некоторые из этих имперских войн были начаты ради новых колоний, другие войны наказывали тех, кто блокировал торговые пути или отказывался покупать устаревшие товары. Ища новые ресурсы и создавая новые транспортные маршруты для торговли со своими лояльными клиентами, империя навязывала старые способы торговли нелояльным партнерам.
Распад СССР привел к освобождению пятнадцати стран, включая Украину и Россию. Это был пример мирного преобразования империи, часть успеха глобальной деколонизации. Однако потери территорий, контролируемых Москвой, были меньше, чем потери Британской империи, когда она лишилась своих колоний. Масштабное насилие, которое обычно сопровождает конец империй, было лишь отсрочено.
А главное, Российская Федерация сохранила Западную Сибирь с ее огромными месторождениями нефти и газа. Эта внутренняя колония отсрочила распад Советского Союза на пару десятков лет. В XXI веке эта внутренняя Индия спасла Российскую Федерацию или, возможно, отсрочила ее распад.
На протяжении ХХ века пределы России менялись так же часто, как границы самых неустоявшихся стран глобального Юга. Отвоевывая земли Кавказа и Крыма, ранее принадлежавшие Советскому Союзу, новая Россия отождествляла себя с советской мощью и славой.
Каждый шаг к завоеванию Чечни и Украины был шагом к подчинению земель и народов России новому диктаторскому режиму, не имевшему ничего общего с советским социализмом. В отличие от классического империализма, который искал новые ресурсы и авантюры, путинизм стал реконкистой, постоянным отвоевыванием потерянного. Это реваншизм, особенно токсичный вид империализма.
Имперская торговля
Побывав в Санкт-Петербурге в 1839 году, после жестокого подавления русской армией очередного польского восстания, французский писатель маркиз де Кюстин писал, что Российская империя была «огромной тюрьмой, а ключи к ней есть только у императора». В 1914 году Ленин назвал Российскую империю «тюрьмой народов». В 2022 году слова «империя» и «империализм» стали самыми распространенными терминами для объяснения агрессии России против Украины. В январе 2023 года президент Украины Владимир Зеленский раскритиковал усилия европейских политиков по умиротворению России как «политическое удобрение, питающее российский империализм».
Сравнивая украинскую Войну за независимость от России с американской Войной за независимость от Британской империи, украинские официальные лица, например Алексей Данилов, прогнозируют распад Российской Федерации. Зеленский предсказывает, что победа Украины станет «величайшим событием в истории Европы после падения советской империи». Сходный набор исторических понятий используют представители российской оппозиции. «Попытки Путина восстановить утраченную российскую империю обречены на провал», — пишут Гарри Каспаров и Михаил Ходорковский.
Среди многочисленных неудач российского вторжения в Украину примечательной была неспособность российских лидеров объяснить цель этой операции. Они искали новые объяснительные инструменты, но столкнулись с тем, что готовая формула восстановления империи — той самой тюрьмы народов — нуждается в двух важных оговорках.
Во-первых, современная Россия остается империей, огромной и очень хрупкой. От Калининграда до Грозного и от Белгорода до Чукотки, современная Россия представляет собой составное государство, состоящее из множества отдельных членов с очень разными ресурсами и интересами, историческими основаниями и политическими целями. Сочетание их с централизованной, паразитической Москвой удваивает проблему. Вместо того чтобы восстанавливать былую имперскую славу за счет недоступных компонентов, таких как Финляндия, Польша, Аляска и Украина, усилия Путина направлены на сохранение нынешней империи. Название правящей партии страны «Единая Россия» четко выражает эту цель, которая делает воображаемую задачу восстановления «потерянной империи» невыполнимой.
Во-вторых, историческая империя никогда не была самоцелью для ее правителей. Империя была средством. Целью колониальных авантюр была не территория, а сырье, характерное для желанной земли, и прибыльная торговля этим сырьем. Покоряя моря для испанского императора, Христофор Колумб искал золото. Переплывая сибирские реки по поручению Ивана Грозного, Ермак искал меха. Покупая Луизиану у Франции, Томас Джефферсон рассчитывал на хлопок. При вторжении в Советский Союз целью Гитлера были украинское зерно и азербайджанская нефть. Другие цели и интересы — жизненное пространство, гарантии безопасности и транспортные пути — добавляли специй к сырьевому пирогу.
Бывало и так, что колонизация выявляла отсутствие нужного ресурса. Колумб вернулся домой без золота, а Джефферсону не удалось вырастить хлопок в Луизиане. Но в других случаях новые колонии приносили изумительное сырье — серебро, специи, сахар, каучук — и огромные прибыли для столичных метрополий.
Если партнеры начинали терять интерес к этой торговле, империи использовали силу, чтобы навязать ее продолжение. Расправляясь с американскими колонистами после их Бостонского чаепития, Британская империя стремилась заставить их покупать чай в Индии, другой своей колонии. Бомбардируя китайцев, Британская империя хотела продавать им опиум, еще одно сокровище Индии. Не только воинская слава, историческая память и другие нематериальные идеи направляли имперские усилия. Подобно парусным кораблям и казачьим телегам, каждый колониальный проект нес природное сырье в своих внутренностях.
Две крымские войны
Ближайшая историческая аналогия нынешней Крымской войне (2014–?) — это Крымская война 1853–1856 годов. Эта аналогия имеет несколько оснований. Первое из них — центральная роль Крыма, хотя в обоих случаях часть боевых действий происходит вдали от рокового полуострова. Во-вторых, обе войны проиграны Россией.
В-третьих, обе войны стали центральными проявлениями или, возможно, кульминацией мировых кризисов. В войне XIX века этот глобальный кризис символизировал тот факт, что Крымская война пришлась как раз между двумя Опиумными войнами, которые Британская империя и ее европейские союзники вели против Китая.
Россия никогда не была так изолирована, как во время двух Крымских войн. В обоих случаях логистика отвратительная, вооружение устарело, мораль низка, а политические лидеры настолько старше своих солдат, что они едва понимают друг друга.
В обоих случаях антироссийская коалиция оказалась сильнее, но российская дезинформация расколола западных экспертов. Карл Маркс писал в своих депешах военного времени, которые публиковала New York Daily Tribune, что «определенный класс писателей» приписывал российскому императору Николаю I «необычайные способности ума и особенно ту глубокую, всестороннюю осведомленность, которые свойственны великим государственным деятелям. Трудно понять, как могли возникнуть такие иллюзии». Как писал Маркс, «многие донесения, сообщения и т. д. суть не что иное, как смехотворные попытки русских агентов навести ужас на западный мир».
Начиная обе крымские войны, российские правители говорили о славе, истории и безопасности. В обоих случаях в западных странах нашлись публицисты, которые приняли эти слова за чистую монету. Другие высмеивали их, видя в действиях России грубые и воинственные попытки навязать свои привычные, традиционно выгодные методы ведения дел нелояльному миру, ищущему новые способы существования.
Обе крымские войны бросили вызов внутреннему устройству имперского государства, господствовавшего в Северной Евразии. В обеих войнах этнические вопросы являются важными, но не решающими.
Ближе к концу первой Крымской войны британское правительство обсуждало план «войны наций», предполагая поддержать националистические движения на Кавказе и в других регионах, чтобы ослабить и расчленить Российскую империю. План не был реализован, поскольку правительство в Лондоне пало, а Николай I умер (или покончил с собой) как раз вовремя, чтобы не признать свое поражение. Новое британское правительство подписало беззубый мир с наследником престола Александром II.
Однако первая Крымская война привела к быстрой передаче власти от отцов к сыновьям. Александр II решил начать Великие реформы 1860-х годов, которые до сих пор остаются наиболее успешной попыткой модернизации России. Посмотрим, произойдет ли что-нибудь подобное после поражения России во второй Крымской войне.
Навязать торговлю силой
Нефтью XIX века — основным сырьем мирового рынка, приносившим неслыханные прибыли благодаря постоянно растущему спросу и неограниченному предложению, — был опиум. Возделывавшийся в Индии бенгальскими крестьянами и их британскими колонизаторами, опиум поставлялся английскими и американскими купцами по всему миру, но более всего в Китай.
В 1839 году китайский император Даогуан приказал прекратить токсичную торговлю, уничтожавшую его страну, и сжечь опиум в китайских портах и на складах. Его армия сожгла более 1000 тонн наркотика. Возмущенная этим вмешательством в свободную торговлю, Британская империя объявила войну.
Используя свои первые военные пароходы, британские войска принудили Китай к миру. Британцы получили Гонконг и еще пять портов для беспошлинной торговли опиумом. На всем огромном побережье Китая цена на это сырье резко упала, и его употребляло все больше людей, находившихся все ниже по социальной лестнице: это и есть главный секрет безмерного обогащения тех, кто находится на ее вершине.
Однако Британской империи этого было недостаточно. В 1856 году началась Вторая опиумная война. Английские и французские войска объединили силы, чтобы завоевать право торговли опиумом по внутренним рекам Китая. Сломленные опиумом, китайцы проигрывали одно сражение за другим.
После захвата Пекина западные державы при посредничестве русского посла графа Николая Игнатьева подписали мирный договор с Китаем. Империя Цин узаконила использование опиума и уступила новые порты для свободной торговли им. В благодарность за посредничество Российская империя получили дельту реки Амур и обширную территорию на Тихом океане — так был основан Владивосток.
В хронологическом порядке, символизм которого недооценен историками, первая Крымская война случилась как раз между двумя Опиумными войнами. С одной стороны, правительство Николая I было воодушевленно успехами британской политики. «Им можно, а нам нельзя?» — так рассуждали в Петербурге, готовя захват дунайских княжеств, который перерос в Крымскую войну.
Однако важнее то, что Опиумные войны стали образцовым примером империалистической войны, целью которой является не захват новых территорий с их ресурсами, а навязывание старой токсичной торговли пытающимся отказаться от нее партнерам. Это войны не за предложение, а за спрос. Такие войны легко начать, но трудно закончить. Их цель — не понятные завоевания, фиксируемые новыми границами, а туманные ожидания будущих богатств, соответствующие прошлому и отжившему опыту. Таков характер второй Крымской войны, развязанной Российской Федерацией.
До ее начала все российские регионы были бенефициарами богатств, которые поступали из небольшого числа внутренних колоний — нефтедобывающих регионов в центре Евразийского континента. Самыми крупными донорами были два «автономных округа», названные в честь их коренного населения, которое в значительной степени вымерло: Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий, обширная земля пустынных болот и северных оленей в Западной Сибири.
Третьим донором была Москва, официальная резиденция многих сырьевых корпораций, которые добывают сырье в Сибири, но платят налоги в столице. Тем не менее ханты, манси и другие работающие на их земле российские граждане так много поставляли и так мало потребляли, что их регионы вносили в российский бюджет вдвое больше, чем Москва.
Год за годом токсичные виды топлива, загрязняющие глобальную атмосферу, составляли более двух третей экспорта России и от четверти до трети ее ВВП. Львиная доля этих денег поступала из Европы, которая в 2021 году купила три четверти экспорта российского газа и две трети экспорта нефти. Эти деньги имели решающее значение для стабильности российской валюты, для вооружения ее армии, для поддержания роскошного образа жизни ее элиты и для импорта потребительских товаров для населения.
Российский экспорт обеспечивал около 40% газа, сжигавшегося в странах Евросоюза, около половины ввозимого ими угля и четверть нефти. Отношения были симбиотическими, хотя Россия зависела от них больше, чем Европа.
Энергетический переход означает замену продуктов, извлеченных из природы, товарами, созданными трудом. Это неизбежно вело бы к значительному сокращению российских прибылей. Несмотря на все разговоры о модернизации и диверсификации, Москва не имела плана замены российского экспорта ископаемого топлива каким-либо другим источником доходов.
Если поначалу у России еще были надежды обмануть планету с помощью европейской системы торговли эмиссиями, введенной в 2009 году, то они развеялись, когда в 2021 году ЕС решил ввести трансграничный углеродный налог на импорт, который начнут взимать с 2026 года. Европейские планы поэтапного сокращения углеродных эмиссий означали пропорциональное сокращение закупок нефти и газа, а потому стали экзистенциальной угрозой для Российской Федерации. Продолжение токсичной торговли ископаемым сырьем было возможно, только если навязать его силой.
Евроатлантические лидеры представляли декарбонизацию как процесс сотрудничества, совместного планирования и общих жертв. У них тоже были сомнения и опасения по поводу декарбонизации. Но только бенефициары торговли нефтью, газом и углем точно знали, сколько они потеряют, если торговля прекратится.
Энергетический переход труден для всех, но правда заключается в том, что продавцы углеводородов пострадают от него больше, чем покупатели. По разным причинам государственные деятели и климатические активисты недооценили эту структурную асимметрию. С некоторой наивностью они думали, что осведомленность о климате будет одинаковой со всех сторон этой ископаемой торговли. Но российская политика превратила общее дело в игру с нулевой суммой.
В апреле 2021 года ЕС объявил о своем обязательстве сократить выбросы вдвое к 2030 году и достичь нулевого уровня выбросов к 2050 году. Это означает соответствующее сокращение закупок нефти и угля. Газ как более чистое, переходное топливо поступал бы в Европу еще десять лет. «Вы видите, что происходит в Европе. На рынках царит истерия и некоторая неразбериха. Почему? Потому что никто не воспринимает это всерьез», — сказал Путин в октябре 2021 года. К тому моменту подготовка к войне в России шла полным ходом.
Вторая Крымская война была начата для того, чтобы навязать Европе, начавшей трудный процесс детоксикации, продолжение торговли нефтью и газом. Россия недооценила настойчивость западных стран, как она недооценила украинское сопротивление. Европейские планы декарбонизации, скорее всего, будут отложены из-за войны, но Россия никогда не вернет себе западные рынки ископаемого топлива. Эта отчаянная борьба проиграна. Войной или миром, будущее все равно наступит.
Добро пожаловать в реальность!